Пропажа

Заучка Грейнджер не явилась на пятый год обучения в Хогвартсе. Малфой хмурым взглядом обвел большой зал, но знакомой каштановой копны по-прежнему нигде не наблюдалось. Шляпа занудно верещала что-то про дружбу между факультетами, совсем уже свихнулась, ветошь старая. Амбридж ласково улыбалась ему из-за стола преподавателей, вызывая стойкий рвотный рефлекс обилием розового цвета. Ржали Креббл с Гойлом, хихикали девчонки, Панси прижималась бедром к его бедру. Грейнджер нигде не было. И, подштаники Салазара, он даже не мог спросить, что случилось! Когда он не увидел ее в купе старост, обнаружив взамен хмурое рыжее недоразумение и сестричек Патил, одну – старостой от Когтеврана, вторую – от Гриффиндора, Малфой удивился. Он был уверен, что старостами в этом году будут шрамоголовый придурок и лохматая заучка: дедушка Дамблдор не мог не преминуть продвинуть своего любимчика, а Грейнджер... Ну, в конце концов, а кто еще, если не она. Малфой не сомневался, что более достойной кандидатуры факультет отчаянных идиотов не видел с момента своего основания... Ну что ж, двойной сюрприз логично завершил это мерзкое лето... Выждав некоторое время, чтобы его визит не слишком бросался в глаза, Малфой ввалился в купе к Поттеру, собираясь позубоскалить над двойными неудачниками, которых не посчитали достойными. Но Гермионы не было и там, а выражение лица у неубиваемого кретина было - похоронней некуда, даже с трупом Диггори на руках он выглядел куда более жизнерадостным живчиком... Не стерпев, Малфой с порога выпалил:  - И где вы потеряли свою лохматую подружку? Рыжий дернулся было к палочке, а Поттер, подняв совершенно больные глаза, устало сказал: - Уйди, Малфой! Вот ей-богу – просто уйди, не до тебя! – и магией, скотина, задвинул дверь.          Драко хотелось вынести эту дверь бомбардой максима и вытрясти из гриффиндурков правду, но... Он не мог выдать себя. Не мог подвести мать, оставшуюся в заложниках у этого... Называть хоть как-то красноглазую безносую тварь, что беспардонно расположилась в его мэноре, Малфой не рисковал даже в мыслях. Столько, сколько этим летом он практиковался в окклюменции, он не упражнялся за всю свою жизнь... - Кстати, а где Грейнджер? – внезапно спросила Паркинсон, ни к кому конкретно не обращаясь. - Да, интересно, - поддержала Миллисента, - я и в поезде ее не видела, и на ужин она не вышла... - Неужели на пятом году обучения она наконец поняла, что ей здесь не место? – заржал Кребб. - Я бы показал ей, где ее место! – поддержал Гойл, сымитировал сосуще-чмокающие звуки и характерно подвигав рукой. Последние полгода, если не больше, все шутки у парней были только на тему, кто кого и в какой позе имел или хотел бы иметь. И без того не блещущие интеллектом, его вассалы превратились в настолько озабоченных ублюдков, что, если бы не категоричный запрет отца, Малфой избавился бы от их общества еще на четвертом курсе. Но... У наследника должна быть охрана, и, несмотря на общую дебиловатость, силы что у одного, что у второго было немерено, а вассальная клятва гарантировала, что оба, не задумавшись ни на секунду, закроют своими телами сеньора. - Малфой расстроится! – хохотнул Забини, - ему придется найти для оттачивания своего остроумия другую грязнокровку! Драко нестерпимо захотелось заавадить лучшего друга, но Блейз был проницательным сыном своей матери, той еще суки, и на некоторые вещи у него был нюх. Пришлось криво усмехнуться, демонстративно окидывая гриффиндорский стол презрительным взглядом: - Там мишеней для моего остроумия – весь факультет с горкой. Невелика потеря. Малфой дождался, когда Поттер с приятелем выйдут из-за стола, и очень удачно, как бы случайно, столкнулся с ними у выхода, намеренно зацепив Уизли плечом и надменно уставившись ему в глаза. Читать Поттера было сложнее из-за бликов дурацких очков, а в голову к Уизли Малфой мог бы заходить, как в свою, если бы хотел, но в сознании гриффиндорца обычно царил такой сумбур, что, потренировавшись с десяток раз, Драко зарекся его легилиментить. Сейчас же его слишком интересовала некая информация, но, к своему разочарованию, Малфой обнаружил, что «лучшие друзья» девушки сами не в курсе, что случилось с Гермионой. Она просто не пришла на вокзал...

***

Драко плохо спал. Тревога за кудрявую гриффиндорку не оставляла его и во сне. Он так надеялся, что хотя бы в Хогвартсе, в прохладе знакомых подземелий, он сможет отвлечься от кошмара последних месяцев и просто выспаться, но отвратительное лето продолжилось не менее мерзкой осенью, а у тревоги появилась причина и имя. Не то, которое нельзя называть. Возвращаясь домой после четвертого курса, Драко и представить не мог, что свежевоскресший лорд выберет своей постоянной резиденцией его поместье. Отец, который не обнимал сына с восьми лет, перехватил его у камина, и, заключив в отеческие объятия, прошипел на ухо: “Щиты на максимум!” А затем, с подобострастной улыбкой (Драко изумился: его отец – и лебезит?) подвел его к темной фигуре, восседавшей во главе стола: - Великий лорд, позвольте представить вам моего наследника – Драко Люциуса Малфоя! Драко удивлялся, как его не стошнило в тот момент, когда красные гляделки впились, казалось, куда-то прямо в мозг, ошпарив таким животным ужасом, которого Малфой не испытывал никогда. Даже когда его в компании гриффиндурков отправили ночью в Запретный лес. В отличии от наивных однокурсников, наследник одной из не самых светлых фамилий точно представлял, какие фантастические твари могли водиться в этом лесочке. Взбесившийся гиппогриф на третьем курсе – не более чем досадная неприятность по сравнению с той темной хтонью, которая населяла волшебные леса. Но пылающие глаза синемордого психопата... Истерика Малфоя накрыла вечером, за плотно закрытыми дверьми собственной спальни, в которой пришедшие родители, словно не доверяя родному дому, долго в две палочки чаровали дополнительную защиту. - И это – твой Лорд? – орал Драко. – Как ты мог, как ты позволил этой твари переступить порог нашего дома! Ты же видишь, что он такое! Даже я вижу, что он – не человек! И это – чистая кровь? Сиятельный лорд Малфой виновато молчал, отводя глаза. А мать пыталась его обнять, но Драко отпихивал ее руки, захлебываясь от гнева и страха, и все пытался поймать взгляд отца... Потом, когда Драко выдохся и замолчал, отец глухо сказал: - Мы с матерью решили, что продолжать обучение ты будешь в Шармбатоне, так будет безопаснее... Все лето с упрямством осла Драко отказывался от переезда во Францию. Все лето, обедая и ужиная в компании красноглазой твари, он поддакивал, кивал, улыбался, легко шутил, оскорблял Дамблдора и маглов, соглашался, что грязнокровкам не место в приличном обществе – и держал, держал, держал окклюментные щиты, выталкивая на поверхность сознания неприязнь к Поттеру и Уизли, гнев и раздражение, когда им в конце года великий чародей опять ни за что отсыпал баллы щедрой рукой, презрение к алознаменному факультету, брезгливость по отношению к остальным... Вечером у него шла кровь из носа от напряжения, его тошнило съеденным, и, если бы не зелья Снейпа, вряд ли бы он заснул хоть одну ночь под крышей с этим порождением темнейшего колдовства и идиотизма Поттера... И только вырываясь на метле в поля над просторами родного поместья, поднявшись выше облаков, он мог мечтать... Мечтать о новой встрече с той, ради шанса видеть лохматую голову которой он напрочь отказался уехать в безопасность. Нарцисса, и мысли не допускавшая покинуть Англию без сына, осталась, несмотря на сдвоенные мольбы своих домочадцев. А Люциус, мечтавший сбежать всей душой, не мог этого сделать – его убила бы метка. Та самая метка, принятием которой он так гордился 20 лет назад... Та самая метка, не позволившая ему отказать сюзерену – и теперь безносый ублюдок спал на шелковых простынях их поместья, швыряя, по настроению, аваду в белых павлинов... Или в не слишком расторопных эльфов... Или в рассердивших его приспешников... Впрочем, пожирателей лорд берег. Поэтому они отделывались всего лишь сеансами Круциатусов... Как Малфой-младший, которого шалый фарт дернул выиграть у повелителя в покер... Вытирая кровавые сопли, Драко покорно ткнулся губами в милостиво протянутый перстень: - Благодарю вас, мой лорд, за науку... Тот, кого нельзя называть, вытер окровавленное кольцо о мантию и, оборотившись к Люциусу, милостиво кивнул: - Я доволен воспитанием твоего сына. Чистая кровь – чистая всегда! Когда мы победим, я удостою его первым чести принятия Темной метки. - Благодарю вас, мой лорд, за доверие! – Поклон отца был безупречен. Лишь черные синяки на руке матери, которую он схватил, не позволяя броситься на защиту сыну, показали, чего стоила его невозмутимость... Драко Малфой мечтал вновь увидеть Гермиону Грейнджер. Он многое хотел ей сказать. Ему было, что предложить правой руке великого, мать его, Гарри Поттера. Но девушка так и не появилась... На сдвоенном зельеварении Снейп, по обыкновению, задал им трудное зелье, требующее кропотливой работы. Зелье, которое Малфой, - после каникул с монстром в поместье, - мог сварить с закрытыми глазами. Если бы не Умиротворяющий бальзам, он мог бы и не пережить это лето... Без Грейнджер Поттер предсказуемо не справился, банально забыв на четвертом этапе добавить чемерицу. Малфой закатил глаза – и как эта бестолочь собирается убивать Темного лорда? Показав крестному глазами, что хочет остаться на разговор, Малфой дождался, пока все студенты выставят подписанные пузырьки с зельями на преподавательский стол. Зелье Гойла рвануло, едва коснувшись стенок колбы. Пришлось тушить его мантию. Все таки, боевик – это судьба: чтобы ни пытался сотворить Гойл, у него всегда получалось что-то настолько убийственное, что Малфой уже даже не закатывал глаза, уворачиваясь от результатов волшбы своего вассала. Зелье самого Малфоя Снейп, едва взглянув на поднимающийся серебристый парок, до последней капли перелил в отдельные флаконы с больничными бирками. В мастерстве своего лучшего ученика крестный не сомневался. Только в зельях Грейнджер так и не смогла его превзойти. А он с каждым годом отставал от нее в трансфигурации... Снейп кашлянул, возвращая Малфоя в класс. Драко взглянул на учителя, без слов позволяя ему прочесть свои мысли. Северус помрачнел, пожал плечами: - Она просто не пришла на вокзал. Родители тоже исчезли. Дом закрыт, соседи уверены, что старшие Грейнджер, проводив дочь в пансион, уехали в отпуск. В доме ничего не перевернуто, следов насилия нет. Дамблдор говорит, что ничего не знает, хотя мы и не следили особенно пристально за миром магглов... И с другой стороны никаких карательных операций тоже не планировалась, насколько мне известно... - Что Дамблдор намерен предпринять? Снейп опять пожал плечами: - У Великого Светлого и без того много дел, чтобы искать пропавшую грязнокровку. Он считает, что рано или поздно девушка объявится сама. А мне велено начать учить Поттера окклюменции. - И что ты будешь делать? - Учить, конечно, - криво усмехнулся Снейп, привычным жестом потерев запястье. Малфой кивнул, осознавая: принесенные непреложные обеты не оставляли крестному других вариантов. Драко вырос под сдвоенный речитатив отца и крестного: «Никогда! Никому! Не давать обещаний! В любых ситуациях – ври! Бери время на раздумья! Падай в обморок, имитируй приступ рвоты! Никаких магический контрактов! Что угодно, но не обещай!» И повторяя эти наставления раз за разом, Малфой старший неосознанно потирал предплечье, а Северус – тер круговым движением запястья. Сколько нитей непреложных обетов обвивали его руки, Драко точно не знал. Однажды в детстве Драко спросил крестного, как же он умудрился так встрять. Снейп перевел непроницаемые черные глаза выше светлой макушки крестника, потом глухо сказал: - Сначала – из-за наивной веры в людей, а потом… уже было все равно. Отец муштровал наследника, с 8 лет Драко читал занудные многостраничные контракты, изыскивая возможность их безнаказанно нарушить. Заставлял упражнялся в двусмысленных формулировках, находить двойное дно в любой, даже самой невинной фразе. Учил создавать маски, казаться, а не быть, изображать капризного и избалованного мальчишку, устраивать скандалы на пустом месте. И скрывать свои силы, возможности, навыки, знания. «Пока тебя недооценивают – ты побеждаешь», - повторял отец. И вся маскировка едва не полетела книззлу под хвост, когда кудрявая грязнокровка первый раз подняла руку на сдвоенном занятии Гриффиндора и Слизерина. Почему-то в ее присутствии Драко неудержимо тянуло хвастать. Распускать хвост, как белые павлины в парке Мэнора. Хотелось, чтобы она им восхищалась. Хотелось… Много чего хотелось – до первого возвращения на каникулы. Разъяренный отец выдрал оступившегося наследника так, что пришлось вызывать Снейпа и варить новую порцию ранозаживляющего зелья. А в сиреневой гостиной, любимой, маминой, понадобился полный ремонт с заменой мраморных полов и высоких окон. Отец, глядя на всегда сдержанную, холодноватую супругу, иногда забывал, что ее девичья фамилия – Блэк, а неистовая Беллатриса была ее родной сестрой… 

***

Без помощи Грейнджер успеваемость гриффиндурков стремительно скатилась. Малфой лишь презрительно хмыкнув, обнаружив две лохматые макушки склоненными над пергаментами в библиотеке. Гора учебников на столе намекала, что учебный процесс основательно застопорился у обоих. Теперь, когда Гермиона пропала, Драко пристально следил за ее приятелями, регулярно заглядывая им в мозги, надеясь поймать там нужную информацию. Однако тщетно – оба ничего не знали. Они даже не представляли, как начать ее искать, ведь, как выяснилось, «верные» друзья не помнили даже ее маггловского адреса, а телефон, на который они поручили позвонить какой-то Тонкс (Малфой не сразу сообразил, что это, вообще-то, его двоюродная сестра), - молчал. Драко лишь досадливо поморщился, увидев, что эти два кретина, как обычно, назначили его виновным во всех проблемах, и дружно договорились «не спускать с него глаз». Кроме Грейнджер, пропал еще и Хагрид, и половина мыслей Поттера и Уизела занимало его исчезновение. Малфой не стал бы переживать о вонючем полувеликане, даже останься тот последним живым существом на планете, но в мыслях Поттера эти потери стояли рядом, и Малфоя несказанно бесило, что о каком-то недалеком лесничем Гарри волновался так же, как и о той, что четыре курса подряд спасала их задницы. В том числе, и от последствий авантюр, в которых их втравливал заросший бородой по брови придурок-переросток. Передернув плечами, Малфой вспомнил про детеныша дракона на первом курсе. Интересно, эти кретины вообще осознавали, что их, Салазаровы печень, пре-по-да-ва-тель по уходу за магическими существами собирался растить огнедышащего дракона - в деревянной хижине? Малфой сдал тогда всю компанию, ни на секунду не усомнившись в правильности своего решения. Он навскидку мог назвать с десяток статей магического законодательства, которые нарушили полувеликан и первокурсники, от которых он, судя по всему, недалеко ушел мозгами. И как же бесило осознание, что нарушение законов сошло всей компании с рук. Впрочем, к четвертому курсу Драко уже привык, что на правила эти недоумки плевали с абсолютным пофигизмом, и Дамблдор раз за разом прикрывал их, оправдывал и вознаграждал баллами за то, за что следовало всыпать розгами… Раздражение Малфоя достигло апогея к четвергу. И он сорвался на Амбридж, первый урок с которой был у Слизерина еще и первым в расписании в этот день. Когда коротышка в пушистой кофточке заявила, что обучение ЗОТИ до нее было отрывочным и фрагментарным, Малфой едва не зааплодировал. Постоянная чехарда с учителями: то одержимый лордом, то одержимый тщеславием и самолюбованием, то оборотень, то преступник, изображающий маньяка, отсутствие вменяемых программ, - все это регулярно становилось обсуждением отца и Снейпа на каникулах, и то, как они честили директора, отнюдь не свидетельствовало об уважении и почтении к Великому Светлому. Самого Драко натаскивал отец, Снейп и приглашенные учителя, поэтому знал и умел он куда больше своих однокурсников, но, следуя накрепко вбитой науке, не высовывался, изображая тот же уровень, что и у большинства. И, как справедливо заметила Амбридж, результатом такого обучения в Хогвартсе, к сожалению, явилось то, что большинство его однокурсников находилось гораздо ниже уровня, которого следовало ожидать от учащихся в год, предшествующий сдаче СОВ. Переписывая цели курса, Малфой машинально отметил, что о практическом применении магии в них не было сказано ни слова. Но когда розовое недоразумение велело пятому курсу читать учебник для начинающих, который всякий нормальный чистокровный на домашнем обучении заканчивает изучать годам к восьми, терпение Малфоя иссякло. Амбридж, с его точки зрения, пересекла черту. Можно безнаказанно издеваться над Гриффиндором, - теперь, из-за отсутствия Грейнджер, там никто и не поймет демонстративную насмешку; можно прикалываться над Когтевраном и Пуффендуем: первые и так по жизни – теоретики, а вторые предпочитали в драки не ввязываться до последнего, обходя опасные места по большой дуге. Но насмехаться над своим факультетом? За кого она их принимает? Малфой лениво вскинул руку и вкрадчиво спросил: - Профессор Амбридж, а когда мы будем отрабатывать на практике защитные заклинания? Амбридж, надо отдать ей должное, не попросила его представиться. Задумчиво побарабанив пальцами по столу, она ласково пропела: - Мистер Малфой, неужели вы тоже думаете, что на вас кто-то осмелится напасть во время занятий? - Тоже? – хмыкнул Драко. - Тролль на первом курсе, василиск на втором, сбежавший преступник, которого, кстати, так и не поймали, - на третьем. Поттер с трупом семикурсника – в прошлом году. Пропавшая пятикурсница, которую никто не чешется искать – в этом! Школа Хогвартс – самое безопасное, Мордред и Моргана, место в магической Британии! – не сдержал раздражения Малфой. - Мистер Малфой, выбирайте выражения! – одернула его Амбридж. – Я уверена, что данные прискорбные происшествия остались в прошлом. Новая учебная программа разработана волшебниками постарше и поумнее вас. Вы будете узнавать о защитных заклинаниях безопасным образом, без всякого риска... - Ага, а когда следующий тролль поймает меня в коридоре, я ему скажу, погоди, приятель, сейчас я прочитаю тебе свой конспект, - ядовито прошипел Малфой, - ведь наша учебная программа была составлена очень умными волшебниками! Которые, видимо, сами ничего не умеют, раз даже не могут научить нас себе защищать! Класс, сначала захихикавший на словах о тролле, замер, когда последнюю фразу Малфой едва не прокричал в лицо побагровевшей Амбридж. - Двадцать баллов со Слизерина, мистер Малфой! - Да хоть сто! – огрызнулся Драко, - мне, видимо, на этом уроке делать нечего, только время терять! - Еще двадцать баллов со Слизерина, - стальным голосом отчеканила Амбридж, - и отработка у меня сегодня в пять! - Да не пошли бы вы! – Малфой сгреб свои принадлежности с парты, кое-как запихнул их в сумку и, держа спину ровно, вышел за двери, не унизившись до того, чтобы громко хлопнуть ей напоследок.

***

От обилия цветных котят подташнивало, как и от непременной розовой кофточки. Размещенные на всех поверхностях кружевные салфеточки и вазы с засушенными цветами создавали ощущение скверного музея мещанского быта. Малфой напряг память – но являлась ли Амбридж чистокровной, - так и не вспомнил. А котята были такие мерзкие, что Малфой, который демонстративно опоздал на десять минут, ошеломленно пялился на них и пялился, пока профессор Амбридж не проговорила: - Добрый вечер, мистер Малфой. Рада, что вы проявили благоразумие и все же пришли. Займите свое место, - она округлым жестом указала на стул с прямой спинкой, стоявший за местом, на котором уже восседал, сгорбившись, Поттер. Проходя мимо, Малфой заглянул ему через плечо. Бордовыми чернилами тот выводил «Я не должен врать». Драко мысленно улыбнулся: с учетом того, что рассказам Поттера о возрождении темной твари мало кто верил, это было даже иронично. Впрочем, через минуту Малфою стало не до смеха: кивнул на чистый пергамент, Амбридж сладко пропела: - А вы, мистер Малфой, будьте любезны триста раз написать «Я не должен бояться». Поттер еле слышно хмыкнул. Драко же так сжал перо, что оно хрустнуло. Сколько раз за последние четыре года отец лупил его, заставляя изображать труса? «Ты – единственный наследник великого рода! Дожить хотя бы до совершеннолетия тебе позволят, только если не станут воспринимать всерьез! Еще раз – те же слова капризно-надменным тоном!» На возмущение Драко следовало перечисление исчезнувших фамилий: Прюэтты, Розье, Блэки, Краучи… Ты хочешь, чтобы Малфои повторили их судьбу? Отец раз за разом повторял, что выживает не сильнейший, а умнейший и умеющий приспосабливаться. И пока не станет доподлинно известно, какую игру затеял Великий Светлый, ты изображаешь трусливое ничтожество и по! Любому! Поводу! Зовешь меня! При малейшей опасности! При намеке на опасность! Драко бунтовал, возмущался, истерил. Но оба Малфоя знали, что, стоит в кабинет зайти Нарциссе и просто укоризненно посмотреть – и Люциус, и Драко немедленно прекращали пререкаться и из всех сил старались не расстроить маму. Впрочем, Малфой-младший не всегда вписывался в роль. Там, в поезде, он вполне искренне предложил плохо одетому зеленоглазому парнишке свою дружбу и покровительство. И был очень больно задет отказом. А Гермиона растоптала в пыль отрепетированные планы изображения крепкого середнячка… В соперничестве с ней Драко на первом курсе невольно засветил свой потенциал, поэтому стратегию пришлось менять на ходу, а возвращения в мэнор с тех пор вызывали у Драко не самые приятные воспоминания. Так что Амбридж филигранно ткнула его в больное место, но Малфой с каменным лицом выписывал приказанную фразу, размышляя, оценит ли отец иронию ситуации. Минут пятнадцать в кабинете были слышны только скрип перьев по пергаменту да шелест переворачиваемых профессором страниц. Малфой, не торопясь выписывать строчки, обратил внимание, что Поттер незаметно подглядывает в окно. Сдвинувшись, Драко обнаружил, что Гриффиндор тестирует новых игроков в квиддич. Летали… Летали кандидаты, мягко говоря, не очень, что ни могло не радовать слизеринца. Малфой, краем глаза поглядывая на поле, прикидывал, можно ли приспособить джеминио для копирования написанного, потому что бессмысленная писанина ему уже порядком поднадоела. Близняшки Хислоп, которые изобрели это заклинание чтобы им не приходилось делить вещи, указывали, что копия хуже оригинала. Но можно ли сделать не копию предмета, а копию надписи? Драко сосредоточился и чуть слышно пробормотал: джеминио экземплум! Ничего. Так, намерение, сосредоточение, жест. Если не просто копировать, а копировать что-то. Текст? Слова? Фразу? Экземплум верборум? Нет, не работает. Дупликате? Дупликате верборум! Есть! На свитке проступили слова, написанные его острым почерком. Драко не успел осознать, что только что придумал новое заклинание, как хлопнула дверь. Влетевшая когтевранка протараторила: -Профессор, на поле для квиддича произошло ЧП! Вы просили сообщать…- тут она увидела сидящих парней и сбилась, замолчала. -Ваше имя, дитя мое? –ласковым голоском проговорила Амбридж. - Мариэтта Эджком… - Спасибо, мисс Эджком, я сейчас приду… Девчонка выскочила за дверь. Розовая жаба вперила в них свои глаза: - Продолжайте, молодые люди! Вы не покинете кабинет, пока наказание не запечатлеется хорошенько в вашем сознании. Едва за профессором хлопнула дверь, парни, не сговариваясь, рванули к окну. Сгрудившись, большая часть команды Гриффиндора рассматривала что-то на земле. Младший Уизел невысоко парил на метле, ярко пламенея своей шевелюрой на фоне серого сентябрьского дня. - Ну, чтобы там не случилось, твой собрат по отсутствию мозгов там, судя по всему, не при чем! – ядовито проговорила Малфой, переводя взгляд на Поттера и тут же, не сдержав удивление, выругался, хватая гриффиндорца за руку: - Это еще что такое? - Наказание, - огрызнулся Поттер, пытаясь выдернуть ладонь из пальцев слизеринца. Малфой удержал в захвате скользкую от крови конечность, перевернул, разглядывая. Присвистнув, левой рукой призвал свою палочку, взмахнул: «Вульнера Санентур». Воспаленная, истерзанная плоть сомкнулась. «Эскуро!» - ребро ладони очистилось от засохшей крови. - Ни хрена себе! – не сдержался Поттер. – Откуда ты знаешь такие заклинания? - Читать люблю, - проворчал Малфой, опуская палочку. Признаваться, что супертревожная мама заставила единственного сына еще перед первым курсом выучить все лечебные и защитные заклинания, не хотелось. Он подошел к столу Поттера, взял в руки черное хищное перышко и снова, не сдержавшись, присвистнул. - И давно ты им … буковки пишешь? - С понедельника, - буркнул Поттер, и тут же, будто опомнившись, взвился: - А твое какое дело? Пиши вон … свои буковки! - Пять дней? И что по этому поводу думает Маккошка? Поттер промолчал. Драко уточнил, не поверив: - Ты что - никому не сказал? - Да тебе какое дело? - Мерлин, Поттер, ну ты и жертвенный баран! Что за манера – молча подыхать за идею! Ты вообще в курсе, что вот это перышко внесено в список черномагических предметов? И за одно только владение им полагается полгода Азкабана! Не говоря уж о применении в любых целях! - Как будто мне кто-нибудь поверил бы, - отчаянно выкрикнул Поттер. – Я же известный лжец! - Недоумок ты… известный. Ты последний в роду, Поттер, причинение вреда с помощью черного волхования несовершеннолетнему, находящемуся под опекой школы – такой скандал, что эта жаба вылетит отсюда, как фестрал на глиссио! - Это между мной и ней! Пусть не думает, что заставила меня испугаться. Не вмешивайся, Малфой! - Да кто я такой, чтобы спасать «спасителя магической Британии», - едко улыбнулся Драко. – Хочешь страдать – страдай! И, вернувшись к своему свитку, взмахнул волшебной палочкой: - Дупликате верборум! Дупликате верборум! Дупликате верборум! Вот же… Все равно задолбаешься! Поттер, внимательно наблюдавший за его действиями, предложил: - А если копировать не по одной фразе, а уже весь написанный кусок? Или добавить «Максима»? Драко дернул плечом, потом, прицелившись, все же попробовал: - Дупликате верборум максима! – и застыл, ошарашенно разглядывая свиток, до самого конца плотно покрытый написанной его рукой фразой «Я не должен бояться!» - Забавное заклинание. Я его раньше не слышал. Откуда ты его знаешь? - Книжки читать не пробовал? - снова буркнул Малфой. Его просто распирало - очень хотелось рассказать одной кудрявой заучке, что он придумал свое! Первое! Заклинание! На пятом курсе! Малфой искоса глянул на Поттера, ловя его взгляд, мысленно прошептав «легилименс». Ничего. Шрамоголовый придурок по-прежнему терялся в догадках относительно исчезновения подружки. И никаких новых идей по ее поиску они вместе с Роном так и не сумели придумать. Однозначно у этой троицы были одни мозги на всех, и принадлежали они отнюдь не парням… Он со вздохом махнул волшебной палочкой в сторону пергамента гриффиндорца «Дупликате верборум максима!» - и в следующий момент, матерясь, ловил падающее тело бледного, как смерть, Поттера. Именно в этот момент в кабинет вернулась Амбридж: - Что здесь происходит? Малфой, глянув на вновь распаханную ладонь гриффиндурка, заливавшую кровью его мантию, прошипел не хуже Снейпа: - Это я у вас хотел спросить, профессор. Вы в курсе, что Кровавое перо было запрещено к использованию распоряжением министерства еще, если не ошибаюсь, в 1965 году? А последний экземпляр уничтожили, якобы, в 1972? Отсюда вопрос, профессор, откуда у вас эта вещь?

***

Залечив руку Поттеру и отлевитировав его в больничное крыло – для восполнения приключившегося малокровия (Помфри странно глянула на Малфоя, но кроветворным зельем Поттера исправно напоила), Драко отправился на совятню и послал отцу подарок в личную коллекцию. Когда примерно Люциус стал собирать темномагические штучки, Драко догадывался. Отец нечасто брал его с собой, но как открывать хранилище – наследнику показал. Ритуал был завязан на кровь рода, поэтому бравые авроры, перерывшие поместье после Первой Магической, унесли с собой состаренные подделки - копии десятка не самых древних книг и несколько условно-темных артефактов, изготовление которых отец освоил и описал. Найти что-нибудь более серьезное, чем то, что им милостиво решили показать, у представителей закона не было ни малейшего шанса. А хитро составленная защита гарантировала сохранение тайны даже под веритасерумом. Подземелья мэнора хранили ни один десяток тайн. А вот то, что в свободное время сиятельный Люциус Малфой любит поработать руками, отец скрывал не менее тщательно, чем точный размер семейного состояния. Артефактор-самоучка с большим удовольствием занимался бы изобретательством, чем бизнесом, но интересы семьи и репутация… Драко подозревал, что одной из причин ненависти к Артуру Уизли, помимо семи бестолковых отпрысков, было еще и то, что рыжий отец семейства мог не прятать свое чудаковатое хобби… Итогом переговоров с Амбридж стал не только трофей, но и сквозь зубы данное обещание не заставлять пятый курс Слизерина читать учебник для первоклашек, а предоставить время занятий для использования в личных целях. Драко, догадавшись, что Долорес действительно не могла научить чистокровных отпрысков чему-то стоящему, да и задачу перед ней Фадж поставил совершенно другую, не стал настаивать на практике по ЗОТИ. В конце концов, наверстают на каникулах, а навыков, чтобы сдать СОВ, у большей части представителей чистокровных семейств уже хватало. Свободное время можно потратить на подготовку домашнего задания – по тем же зельям. Алознаменный факультет сильно бы удивился, если бы узнал, что со своих Снейп обычно требует эссе в два, а то и три раза длиннее а на отработках слизеринцы не драили котлы, а осваивали плохо дававшиеся рецепты – или варили вместо декана зелья для больничного крыла. А Малфой-младший с третьего курса помогал Снейпу проверять письменные работы других факультетов, благо, почерк декана Драко научился копировать еще в детстве, а фирменный стиль комментариев повторял, особо не напрягаясь. С особенным пристрастием Драко проверял, конечно же, работы известной троицы. И если Грейнджер практически не давала поводов занизить ей оценку, то в эссе Уизли и Поттера замечаний красными чернилами бывало, нередко, больше, чем исходного текста. Загадочное исчезновение Грейнджер словно обесцветило окружающий мир. Тревога, ночами переходящая в панику, бешенство от своего и не только своего бессилия, гнев на избранного, который ни на что не годился, кроме как по указке директора вечно жертвовать собой, влипая в смертельные разборки то по собственной воле, то по чьей-то еще… Драко был уверен, что бумажку с именем Поттера в Кубок Чемпионов бросил отнюдь не сам Гарри… Драко помнил, каких усилий ему стоило сдержать свою ярость, когда он увидел, кого из озера вытащил Крам, и кого – Поттер. Потом, воспользовавшись моментом, он заглянул в воспоминания героя … и очень долго старался не смотреть потом в сторону Дамблдора даже случайно. Это наивный гриффиндорец верил, что мудрый директор не позволил бы пленникам утонуть. Малфой, в отличие от Грейнджер, читавший «Историю Хогвартса» без купюр, понимал, что магия турнира требовала выкладываться всерьез, и полумер не признавала. Сказано - спасение из смертельной опасности, - значит, те, кого не успели спасти – умирали. И смерть Седрика лишь подтверждала его правоту. Погиб студент, сын не последнего чиновника в министерстве, последний, в конце концов, представитель чистокровной семьи! Вызвало ли это какой-то серьезный ажиотаж или длительный траур? Были ли в отношении директора предприняты какие-то дисциплинарные меры? Нет, нет и нет. И рыдающий, убитый горем Диггори-старший, тем не менее, ничего не предпринял, чтобы отомстить за сына – поскольку тоже понимал жестокие условия турнира. И вот теперь – исчезла девушка, студентка, отличница, одна из троицы директорских любимчиков, - и никто не подключает СМИ, не организует поиски, не бьет тревогу… Драко верил, что, если бы Снейп что-либо узнал от Дамблдора, то крестный не стал бы скрывать от него полученные сведения. Однако не факт, что, даже зная, что произошло, светлый волшебник поделился бы информацией. Слишком уж он привык использовать своих соратников втемную, считая их не более, чем фигурами в своей игре… И Драко, видя невозмутимость Дамблдора, терялся в догадках: что это? Очередное испытание для Избранного? Смена состава основных фигур? Рокировка? Или… размен? Его, разбалованного легкостью проникновения в сознания большинства своих однокурсников, дико бесила невозможность залезть в голову к директору и выпотрошить из его светлых мозгов все его темные тайны. Но Драко понимал, что против Дамблдора в ментальной магии – он просто щенок. Шансов пройти незаметно в сознание столетнего Мастера у него нет. Поэтому он часами медитировал, тренировался бессонными ночами до крови из носа, пытаясь заглушить панику, возводил окллюментные щиты, создавал десятки ложных воспоминаний для второго великого волшебника – и над всем этим не находил себе места от вязкой, липкой, обесцвечивающий мир тревоги. Где же ты, Грейнджер?

***

В начале октября Драко понял, что он не хочет вставать по утрам. Забини и Нотт, поминутно поминая Мерлина и Мордреда, кое-как выпинывали его из-под одеяла, заставляли приходить на завтрак, что-то есть и идти в класс… Драко вяло огрызался, оживляясь лишь на пару минут, чтобы привычно сцепиться с гриффиндорцами и, нахально уставясь в глаза Рону или Гарри, проверить наличие новостей в их мозгах. А потом снова гас, уходя в отстраненное безразличие, в привычное болото тусклых эмоций и бесцветного мира, потерявшего вкус, форму, запах… смысл. Он похудел, перестал следить за одеждой и прической, и, приходя вечерами к Снейпу, уже не помогал замотанному учителю, а чаще бездумно сидел у камина, отрешенно следя за изгибами пламени, а рядом остывала дежурная чашка чая, из которой Драко хорошо если делал пару глотков. Снейп не пытался его растормошить, пристыдить или воодушевить. И все чаще ненамеренно пробивая его блок, Драко ловил созвучные воспоминания. Та же неизбывная тоска, сожаления, чувство вины и ярость – от невозможности хоть что-то исправить.