Мёртвая Лили/я

Печальный тяжёлый вздох разбавлял задумчивое молчание сырой и хмурой мастерской и почтенного кукольника, меланхолично склонившегося над своим повидавшим жизнь рабочим столом. Мозолистая рука в белоснежной перчатке по привычке оттопырила указательный и средний пальцы, мужчина было поднёс ладонь ко рту, да вспомнил, что сигары находятся под строгим запретом в его творческом гнёздышке, и раздражённо фыркнул. Хотя это вполне разумно: он не мог рискнуть и случайно подпалить одно из платьиц, которое с таким трепетом шил для каждой из своих любимиц. Он без колебаний повернул голову и обратил свой полуживой взор на результаты своего труда. Каждая куколка милее предыдущей, они одинаково с большими стеклянными глазками, точно вот-вот расплачутся, белоснежной восковой кожей, опрятными причёсками и сказочно привлекательными платьями. Один только вид на них был способен проявить его кривую ухмылку, полную довольства. Да, эти куколки радовали не только его глаз, но и кошелёк. Звон монет и шелест бумажных купюр стал тем звуком, от которого он испытывал оргазмическое наслаждение. Всё же глубоко терзало в его тухлой душе чувство одиночества в своём ограждённом искусством и деньгами мирке; ранее господин был твёрдо убеждён, что ему хватает этого с лихвой, но ныне охватила его в свои склизкие лапы пустота. Всех до единой куколок-прелестниц мастер отдавал в руки счастливым ребятишкам и их восторженным родителям. Вот бы создать свою собственную, единственную и неповторимую девочку, которая могла бы... Ох! Быть, как живая... Эта инновационная мысль во мгновение ока зажгла его, казалось бы, перегоревший фитиль. Огонь страсти вспыхнул в карих омутах. Проворная рука с отработанной лёгкостью выдвинула ящик и, коротко покопавшись среди прочих эскизов, нащупала девственный лист бумаги. Другая же в то время занялась поиском старого друга карандаша. Когда всё необходимое было достано, мужчина с неподдельной решимостью начал свой художественный концерт: словно дирижёр с многолетним стажем, он творил волшебство, изображая на бледной, как его кожа, бумаге набросок анфаса его будущей куклы в полный рост. «Шоу» кукольника приостановилось, когда дело дошло до черт лица, причёски и цветов. Он глубоко задумался, поглаживая в размышлениях свою скромную козлиную бородку. Ему хотелось приложить к этой кукле перчинку своей влюблённости, чего-то необыкновенно красивого. Но только чем вдохновиться, он даже не мог представить себе. До этого момента. Смиренный поток мыслей мужчины грубо и бесцеремонно прервал ударивший в мастерскую осенний ветер. Тогда-то кукольник крайне взбесился и насупил свои плоские брови, поскольку нагрянувшее дуновение чуть не снесло его драгоценный рисунок. Деловито поправив высокий цилиндр на тёмноволосой голове, он грозно встал из-за стола и направился к озорному окну. Небо посинело, точно вот-вот на тулузские улицы обрушится ночная темнота. Грязные облака перекрывали всякий вид на звёзды. Творческая часть его обители находилась на первом этаже, так что простиравшиеся виды на чужую территорию дворянского сада были видны ему как никогда лучше. Мужчина было закрыл деревянное окно и вернулся к своей кукольной работе, однако его вниманием мгновенно и совершенно неожиданно завладела странная незнакомка. Худенький и хрупкий силуэт девушки слабо передвигался вдоль некогда пышных и благоухавших кустарников с садовыми ножницами в своих израненных ручках. С приходом осенней поры сад претерпевал значительные изменения: иссохшие цветы отрезались, сами кусты подготавливались к зиме, что и делала ныне крестьянка. А при каждом порыве ветерка она удивительно очаровательным образом хвасталась за свой покрывшийся сажей капот и долгополую юбку грязно-бежевую платья, пытаясь устоять на ногах. Невзирая на свою миниатюрность, она работала, будто медоносная пчёлка¹. Это и привлекло мужчину, застывшего столбом. Влюбиться состоятельному человеку в простолюдинку было бы несусветным безумием, вздором, бредом сумасшедшего! Он был вполне солидарен с этим утверждением. Но дело ли в любви или всё же в амбициях?.. Он злорадно ухмыльнулся, несколько раз переметнув свой жадный взгляд то на свой эскиз, то на крестьянскую девушку. Его привычный беззаботный и даже нежный французский сменился на лукавый: — Время познакомиться поближе, ma poupée².