Голос из тумана

      — Одну только успеем сыграть, одну! — говорил Манагер остальным музыкантам Коммунизма, держа перед собой трек-лист.       — "Хронику пикирующего бомбардировщика", может? — шепнул Рябинов ему на ухо.       — "Туман"? — Олег покосился на полупустой зал, где несколько пьяных уже сами начали петь эту песню. — Ладно. Инструментал же?       Костя кивнул.       — Посвящается... всем нашим!       "Всем нашим, да тебе больше всех!" — мысленно произнёс Олег, посмотрев в потолок.       Заиграли гитары, люди в зале подошли ближе к сцене, какая-то пара сзади танцевала медленный танец, обнимая друг друга. Манагер уже не бесился на сцене, не изображал ничего, а только стоял возле микрофона и смотрел в никуда.       Зал запел "Туман", и Судакова накрыло горькое чувство. Он обнял себя за плечи и закрыл глаза. Среди голосов зала выбивался один голос, такой знакомый и такой родной... Олег не сразу понял, что это за голос, но горечь всё нарастала. Он обнял себя крепче, в горле стоял ком.       Внезапно он понял, чей это голос — бархатистый, шепчущий, низкий, даже можно ощутить вибрации голосовых связок. От осознания из глаза покатилась слеза по щеке и упала на бумагу с трек-листом. Олег не волновался, что кто-то заметит — он и так после полутора часов беснований и перформансов мокрый от пота, поэтому слеза вряд-ли видна. Губы растянулись в ностальгической по воспоминаниям улыбке. А голос его был прямо возле уха, будто они опять сидят рядом на табуреточках и поют друг другу песни под одну на двоих гитару. Манагер понимал, что ему это лишь кажется, просто поехавший от тоски разум пытается хоть как-то себя утешить. А Олег и сам не против. Спустя уже пару секунд для него перестало существовать всё за исключением голоса Летова, поющего "Туман", и воспоминаний о нём.       Он вспомнил момент, когда Егор только-только выдал идею вставить "Туман" на какой-нибудь альбом. Для него эта была действительно значимая и личная песня. Он даже называл себя и ближайшее сибирское андеграундное движение своего рода "пикирующими бомбардировщиками", "воздушными рабочими войны". С песней ассоциировал уходящую эпоху и тоску по ней. И правда же — Селиванова, Эжена не стало, Гражданская Оборона распущена, записывается последний альбом Коммунизма, Кузьма в Ленинград собирается уезжать, скоро не станет и Янки, СССР начинал распадаться. На них так резко и внезапно всё свалилось, что неясно было, как жить дальше. Частые посиделки друг с другом то на время рассеивали меланхолию, то запускали её ещё больше из-за их тяги к философии. Но всегда было до грустного приятно побыть рядом друг с другом, когда вокруг полнейший кошмар творится, близкие люди погибают, а вы чувствуете живую энергию один одного.       Песня Игорем, да и Олегом, воспринималась как прощание. Прощание с семьёй, возлюбленной, друзьями, родиной, ушедшим детством, жизнью, воспоминаниями. Горькая ирония, что под эту песню Манагер, чуть ли не плача, вспоминает умершего несколько лет назад друга.       Под пение толпы Олег обнимал себя, покачиваясь из стороны в сторону. Он тихо напевал себе под нос, от чего голос Игоря, сливаясь с его голосом, слышался более явно. Даже казалось, что он совсем рядом стоит. Рябинов видел состояние Манагера, в том числе и текущие по щекам капли слёз. Хотелось подойти, спросить, что случилось, и успокоить, но нужно было продолжать игру. Немного погодя он понял, с чем могут быть связаны его слёзы, и на душе тоже стало больно и горько.       Наконец-то эта пытка закончилась. Вытерев слёзы полотенцем, чтобы казалось, что это просто пот, Манагер подошёл к микрофону и дрожащим голосом поблагодарил зал:       — Спасибо! Хорошо спели...       Он быстрее обычного ушёл за кулисы и закрылся в туалете, где и дал наконец волю эмоциям. Разобравшись с гитарой, в гримёрку подошёл Рябинов. Из-за состояния Манагера на "Хронике пикирующего бомбардировщика" он переживал за него. Он искал Олега по всему клубу и услышал его плачь из туалета.       — Олег?       Он дёрнул за ручку двери, но та была заперта.       — Олег, дай мне войти.       Всхлипы за дверью продолжались.       — Я тоже по нему скучаю... Я же тоже, так сказать, любил его. Да и сейчас люблю... Дай войти. Чего тебе одному, вот, реветь?       Через несколько секунд дверь открылась. Судаков быстро затянул к себе Костю и опять закрыл дверь. Рябинов растерялся, увидев Олега в слезах, но он сам упал в Костины объятия и расплакался ещё больше. Кузьма, пытаясь утешить, положил его голову себе на плечо и гладил по кудрявому затылку. На плече оставался мокрый след.       — Я так с ума сойду, Кость...       — Ты будто без того не сумасшедший.       — Я его голос слышал... Будто прямо под ухом поёт!       Константин ещё крепче обнял Манагера. Сейчас он понимал его лучше, чем кто-либо другой. По его щеке тоже потекла слеза. Игоря действительно не хватало рядом. Общая на двоих печаль и тоска окутывала их. Но от ощущения близости такой же скучающей по близкому человеку души Олегу становилось спокойнее.       — Спасибо...       Побыв ещё немного в объятиях Рябинова, Манагер был готов выйти.       — Хе-хе! А что это вы заперлись в туалете вдвоём? — шутя, спросил Андрюшкин, стоя у двери, но, заметив за Кузьмой заплаканного Манагера, извинился и спешно убежал.       Олег долго думал над этим: показалось или действительно что-то потустороннее? При первой возможности он поехал в Омск — родной для него и Летова город. Столько воспоминаний с ним связано... Судаков прошёлся по знакомым местам в городе: рынок, где он с Игорем познакомился, его дом, прежний дом Кузьмы, пошёл за город, где нередко устраивались пикники, хеппенинги и просто прогулки. Особенно воспоминания о лесах его трогали. Летов очень любил природу, и Олег знал об этом, но не всегда понимал эту большую любовь. Вспоминались его речи, и иногда снова будто слышался его голос возле уха. Хоть и накрывала печаль до слёз, но на душе было приятно и тепло от воспоминаний, когда Игорь был жив.       Судаков дошёл до промышленной свалки. Вспомнились солнечные майские дни 1989 года, когда здесь проходили хеппенинги Коммунизма в поисках звуков. Из глаз капали слёзы от тоски по тем временам. Олег закурил, чтобы немного успокоиться. Пока искал зажигалку, из кармана выпала бумажка. Хотелось хоть как-то выйти на связь с упокоенной душой. На бумажке он написал только одно слово: "Скучаю". Он поджёг письмо и пустил тлеющую бумагу в воздух, где она растворилась, не дойдя до земли. Стало немного легче от надежды, что Игорь в своей ячейке на небесах, как Мишутка из его же песни, будет знать, что кто-то там скучает и любит. По щеке потекла очередная слеза.       Судаков продолжал стоять на одном месте, погрузившись в воспоминания о Летове. Внезапно за спиной он ощутил чьё-то присутствие. Аура того, кто за спиной, была такой родной и близкой, но неживой. Чтобы не рушить иллюзию, Олег старался подавить в себе желание повернуться. Этот кто-то подходил ближе и ближе, по спине пробежал холодок. Ощутился холод на плечах и груди, будто дух его обнимал. Слёзы накатились с большей силой. "Я тоже", — отчётливо услышал его голос Судаков. Теперь он был уверен, кто рядом с ним. Олег чувствовал, как Игорь положил голову ему на плечо, будто он действительно живой и стоит за спиной, обнимая его. Олег заплакал сильнее, почти как ребёнок. Он не мог пошевелиться, его будто парализовало. Но ощущение близкого человека рядом нарастало и нарастало. Игорь не ощущался уже как дух, а чувствовалось будто снова его физическое воплощение. Слёзы крупными каплями стекали по щекам и шее. Не хотелось уходить из столь сладкой иллюзии.       — Рано ушел ты, рано... Мы же молодые ещё... Мне сорок девять, тебе — сорок се... сорок три. Навсегда сорок три...       Летов похлопал его по плечу и стал медленно растворяться в пространстве. Олег не сопротивлялся — лучше пусть так, чем он сам обернётся, откроет глаза и увидит, что никого не было рядом.       Вот и всё. Игорь точно ушёл. Снова плеснули слёзы, но было уже намного легче. Судаков выкурил ещё одну сигарету, и слёзы прекратились. Не покидало ощущение, что прикосновения, слова были нереальными, но ощущение — что ни на то есть настоящее. Глаза ещё были заплаканные, но, пока он дошёл до вокзала, и они вернулись в обычное состояние.       Иногда это ощущение, что Летов снова рядом, возвращалось. Будто спускался и присматривал, как его группа без него живёт. В какой-то момент Рябинов признался, что порой тоже это чувствует. Тогда Олег точно стал уверен, что Игорь душой рядом.