Уэстчестер, Нью-Йорк, 2006 год.
Шторм улыбнулась, глядя на досье, лежавшее перед ней на дубовом столе. Донна Мартинс, 30 лет. Доктор искусствоведческих наук, бывший преподаватель кафедры «искусство и гуманитарные науки» в Корнелльском университете; за спиной — около сотни публикаций в научных журналах и неоднократное участие в форумах при поддержке Смитсоновского музея. Не боится мутантов (Шторм обязала всех кандидатов написать об этом сразу), готова отречься от мегополисной жизни и всецело отдать себя преподаванию. Донна сидела перед ней, сложив руки в замок на коленях и смотря куда-то вдаль, на просторный пейзаж за окном. На улице стоял ранний сентябрь, и Шторм отрешенно подумала, что восседающая перед ней кандидатка была олицетворением сáмой настоящей осени: медные, длинные волосы пушились от влажного климата побережного штата; большие, словно блюдца, янтарные глаза затягивали, будто гипнотически капающий шоколадный фонтан на праздниках; а профессорский пиджак на плечах и портфель, висящий лямкой на стуле, выдавал в ней все, о чем сейчас читала Ороро. Шторм поняла, что загляделась на девушку, и перелистнула страницу. Кабинет Чарльза Ксавьера, как, впрочем, и вся школа, был пропитан еще будто бы не усопшим духом профессора. Студенты редко выходили из своих комнат, бродя вокруг территории особняка подобно тысячелетним призракам; а когда все же находили в себе силы на небольшую вылазку вдоль коридоров, ощущения, что кто-либо присутствовал в школе, не было от слова совсем. Кто-то, думала Шторм, должен возродить былую атмосферу обучения; кто-то опытный, компетентный… и Донна Мартинс идеально подходила на этот пост. Шторм смущало только одно: а зачем ей это сдалось? Она прокашлялась, закрывая плетенную папку. — Мисс Мартинс… — Зовите меня Донна, — улыбнулась та и потянулась за чашкой чая, стоявшей перед ней. — Донна, — повторила Ороро, — вы ведь понимаете всю опасность предстоящей работы? Студенты довольно необычные… Некоторые рано стали сиротами, от других отреклись родители, узнав о способностях. Их психика нестабильна, учитывая, что многие из них — еще подростки. Они могут не сдержать эмоций и… — Убить ненароком? — спросила Донна, сделав глоток чая. Шторм едва дернулась от ее будничного тона. — И это тоже, — смутилась она, положив руки друг на друга. — Я имею ввиду, что, даже при наличии ваших регалий, школа не сможет защитить вас от проделок студентов. После смерти профессора нас почти перестали финансировать. Ставка, как мы писали, довольно низкая для такого уровня преподавателя как вы. — Восемьдесят долларов в час — вполне терпимая для меня сумма, — пожала плечами Донна. — Три раза в неделю по два часа, это двадцать четыре часа в месяц… почти две тысячи дохода. При наличии собственной комнаты здесь я и слова не вымолвлю. — Это само собой. — Отлично! — хлопнула ладонями о колени Мартинс и улыбнулась. — Поверьте, меня ни сколько зарплата беспокоит, сколько количество безграмотной американской молодежи. А еще и недавние события… Америка сейчас не в самом хорошем свете. Поэтому знания — это лучший вклад, который я, университетский клерк, могу внести в пользу страны. Тем более в таком прекрасном учебном заведении, вдали от городской суеты. Шторм задумчиво пожевала губу. Лучше преподавателя, чем Донна, не найти. Многие, приходя в школу, пугались перспективы быть откинутым молнией или проткнутым адамантиевыми когтями, пусть Логан в последнее время больше походил на привидение, чем на Росомаху, и в подобном депрессивном состоянии мог с большей вероятностью продырявить только себя. Ороро вздохнула, взъерошив короткие белоснежные волосы, и подняла уголки губ. — В таком случае, — она встала с кресла, дружелюбно протягивая ладонь, — добро пожаловать в Школу Ксавьера для одаренных подростков!***
Комнату Донне выдали совершенно обычную, без изыска, и ей этого было достаточно. Полукруглые длинные окна пропускали солнечные лучи сквозь цветочный тюль, обрамляя трехполосный паркет. Туалетный столик, стоящий в углу возле подоконника, уже был наполнен личными вещами Донны, а дочиста постиранный комплект постельного белья отдавал приятным ароматом жасмина. В Бруклине Донну ждали шикарные апартаменты в пентхаусе, но здесь было лучше. Теплее. Спокойнее. Донна любила преподавать. Каждый студент, словно маленький кусочек стекла, привносил свой вклад в мозаику ее личности. Они были такие молодые, пышущие энергией и энтузиазмом будущего… Казалось, она питалась их юностью. Ее юность отобрали навсегда, и это было давно, но так больно, что кошмары снились и по сей день. Донна забыла, когда в последний раз засыпала без успокоительного. Она провела рукой по велюровой ткани бордового пиджака, стоя перед зеркалом у шкафа, и пальцами расчесала волосы. Они вились у нее точно как у мамы. А большие глаза смотрели себе же в душу, как папины. Она улыбнулась и, поправив ремень на брюках, выдохнула. Пора. Закинув ремень от портфеля на плечо, Донна оглядела комнату еще раз, прежде чем нажать на ручку двери, и вдруг… она резко отошла назад, почувствовав кого-то за дверью. Студенты? Они часто любили подглядывать за учителями — даже те, кто учились в одном из самых лучших университетов Лиги Плюща. Интеллект несильно влиял на уровень извращенности. Донна снова потянула за ручку и аккуратно вышла в коридор. Тишина. Слева прозвучал скрип половиц, и она увидела мужчину. Он стоял напротив картины и курил сигару, засунув руки в карманы джинс. Кофта на замке была расстегнута, а из-под нее виднелась белая майка, пропитанная потом. Взъерошенные темные волосы как-то по-особенному укладывались в два незамысловатых завитка. Она наклонила голову вбок. Похоже, это был один из старших сотрудников школы. — Добрый день, — негромко подала голос Донна, закрывая за собой дверь на ключ. Мужчина повернул голову в ее сторону и странно оглядел ее, словно она сморозила чушь. Донна была к этому готова. Работа в университете всегда предвосхищала сплетни, интриги и сенсации, за распространение которых не было стыдно даже адъюнкт-профессорам. Коллеги, подобно школьникам, делились на шестерки, и каждая из них функционировала отдельно, объединяясь только перед советом попечителей, когда приходило время решать университетские вопросы. Она прошла мимо мужчины, откинув медную прядь, как вдруг услышала: — Кто вы? Возможно, условия здесь были чуть хуже, чем в Корнелл. — Новый преподаватель, — ответила она через плечо и, натянуто улыбнувшись, обернулась. — Меня наняли вчера. А вы?.. — Логан. — Он недоверчиво сузил глаза и встал корпусом к ней. — Что преподаете? — Историю искусств. — Историю искусств? — Верно. Логан нахмурился, и его межбровная складка стала еще глубже. Выражение его лица казалось каменным, а тон — бездушным. — Вы не мутант. Слава богам. — Так уж вышло, — пожала плечами Донна. — Как вы поняли? — Почувствовал. Я чую посторонние запахи. Вот как. — Надеюсь, я не пахну плохо, — отшутилась она и, увидев, что снять напряжение это не помогло, нервно дернула левую руку с часами. — Мне нужно идти. Нельзя оставлять студентов ни на минуту — сами, наверное, знаете… Приятно познакомиться, Логан. Хорошего вам дня! И, развернувшись на пятках, она тут же устремилась в аудиторию. Что-то с ним было не то. А, может, он ощутил, что что-то неладно было с ней. Эта мысль пускала холодные волны тревоги, ведь Донна сюда приехала по одной причине — найти смысл своей долгой жизни, преподавая почти таким же, как она. Однако загвоздка была в том, чтобы приложить все усилия и не раскрыть никому эту ма-аленькую тайну, ведь в последний раз это ничем хорошим не закончилось.***
— Древняя Греция была культурным и интеллектуальным центром своего времени. Греческие города-государства, такие как Афины, Спарта и Коринф, славились достижениями в науке, философии, искусстве и спорте. В это время были заложены основы западной цивилизации, включая политику демократии, театр и олимпийские игры. Проектор, привезенный с собой, характерно жужжал, передавая картинку на белую стену позади нее. Кто-то не был этому удивлен, почти всю жизнь учась в обычной школе с подобными технологиями; а другие — те, кто росли в детских домах или в бедных семьях — завороженно глядели на экран. Донну это радовало и где-то даже заставляло сердце щемиться от умиления. И эти дети были способны на убийства? — Посмотрите на эти скульптуры. — Она указкой обвела рисунок и улыбнулась. — Они передают идеальные пропорции человеческого тела. Древние греки верили, что тело — это храм для души, а скупльторы воплощали эту идею в… — Все эти старые каменные дядьки выглядят одинаково, — буркнул один из юношей, подпирая ладонью подбородок. Его седые, отливающие серебром волосы смешно торчали — первые десять минут урока он сладко спал. Донна это видела, но тактично промолчала; она никогда не заставляла студентов отчитываться за сон на лекциях, а бранить мутантов, тратящих уйму энергии на восстановление, тем более было бессмысленно. — Что тут такого особенного, мисс Мартинс? — Ваше имя? — Пьетро, — залыбился парень. Донна прошлась взглядом по журналу и, проведя языком по верхнему ряду зубов, остановилась на нужной букве. — Мистер… Максимофф, я полагаю? — Она пригляделась к заметкам — способности студентов были вручную вписаны Шторм, чтобы Донне было легче работать. — На самом деле, древнегреческие скульптуры действительно могут показаться похожими, но в них скрыто гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Как насчет того, чтобы вы продемонстрировали свою скорость? Нам бы это помогло понять тему урока. Ребята вдруг оживились, предвкушенно озираясь друг на друга. Пьетро вздернул нос и скрестил руки на груди. — Что мне нужно сделать? — Пробежитесь по классу так, чтобы вас было едва заметно. Парень самодовольно ухмыльнулся и, встав с места, картинно раскинул руки, затем согнул их в локтях, показывая бицепсы сквозь кофту с длинным рукавом. Студенты засмеялись, а рядом сидевшая девушка, похожая на Пьетро, закатила глаза. — Так что, мистер Максимофф? — Смотрите в оба, — обратился он к остальным, подходя к учительскому столу, — не то зрение подведет. И, встав в стойку, тут же испарился из-под взора, оставляя после себя легкий ветерок и рябящий, словно от огня, воздух. Пьетро снес несколько листов с ее стола, и ребята прыснули в кулаки. Остановившись, мутант показательно опустился на колени и, собрав страницы, протянул их Донне в рыцарской манере. — Прекрасно! — восторженно отозвалась она под смех аудитории, складывая листы обратно. — Теперь, Пьетро, можете ли вы пробежать так, чтобы мы увидели каждое ваше движение, словно в замедленной съемке? Юноша согласно качнул головой и стрельнул в ее сторону шаловливыми голубыми глазами. — Только для вас, мисс Мартинс. В Корнелле такое тоже было. Донна непринужденно усмехнулась и отошла назад, рукой опершись о край деревянного стола. Пьетро сделал, как велено — каждый сдвиг конечностей, словно тысячи кадров в секунду, передавали невероятную плавность движений. Ребята, перешептываясь, зачарованно наблюдали за картиной, и Донна удовлетворенно вышла вперед, обойдя мутанта. — Вот это и есть контроль, — объяснила она, показывая на него. — Древнегреческие скульпторы, такие как Фидий, стремились передать не только силу и красоту человеческого тела, но и его способность к гармонии и безупречной пропорции. Когда мы смотрим на скульптуры, мы видим не просто мускулы и формы, но и умение мастеров того времени передавать идеальные линии. Отомрите, мистер Максимофф. — Донна повернулась к Пьетро. — Спасибо за демонстрацию, присаживайтесь. Студенты театрально поаплодировали парню, а тот, в свою очередь, гордо поклонился и плюхнулся возле — как Донна уже поняла — сестры. Она вытащила ручку за ухом и добавила еще одну заметку возле имени Пьетро в журнал: «Что-то слишком быстрое, чтобы увидеть, словно стремительно утекающее серебро… Ртуть».