Try

Дом Джоэла, ночь.

Ветры тяжёлых туч срывают последние остатки дождя с крыши старого дома. Внутри, в комнате, погружённой в полумрак, Джоэл стоит у окна, его лицо освещает только тусклый свет лампы. Периодически снаружи доносятся звуки дождя, капли бьются о стекло, словно осуждая его разрывы. Он осторожно берёт старую фотографию Сары и себя, сделанную в дни, когда жизнь была совсем другой, в дни "до". Джоэл держит фото в руках, искажённую отражением собственных эмоций, которые он пытается понять. — Твой старик везде облажался, детка, — шепчет он, глядя на улыбку дочери в фотографии, которая, как ему кажется, только усугубляет его боль. — Тогда всё было проще. Каждое решение казалось правильным, каждое действие — оправданным. Он прикладывает фото к груди, как будто пытаясь получить от него поддержку, которую уже не может вернуть. Джоэл ощущает себя разбитым и беспомощным, как этот снимок. Невозможно избавиться от чувства вины, которое давно поглотило его. — Я думал, что могу всё исправить, но... что если всё, что я сделал, — это только ещё один способ разрушить всё, что я люблю? — его голос дрожит, и он опускает голову, как будто пытаясь скрыть свои слёзы от самого себя. Он поворачивается и идёт в мастерскую, не выпуская рамку из рук, туда, где собрался весь его внутренний мир. Тут повсюду деревянные изделия, инструменты, и даже этот не законченный проект — гитара, которую он и Элли начали ремонтировать вместе до того, как она узнала правду, до того, как он увидел разочарование и холод в её глазах, до того, как она сделала его чужаком. Поставив рамку с фото на рабочий стол, Джоэл достает из шкафа старую стамеску и тщательно осматривает её. Ножка стамески изношена, но для него она символизирует попытки исправить то, что уже невозможно вернуть. — Работа с деревом... — говорит он вслух, словно стремится найти утешение в собственных словах. — Она такая же сложная, как и работа над собой. Каждое движение, каждая деталь требует терпения и заботы. Он берёт кусок мелкозернистой наждачной бумаги и начинает осторожно шлифовать корпус гитары. Пыль поднимается в воздух, и каждая частица кажется напоминанием о его ошибках и потерях. — Я был слепым идиотом, — произносит он себе под нос. — Слишком поглощён своим собственным горем, чтобы увидеть, что причиняю боль другим. Звук стука инструментов резонирует в комнате, заполняя тишину, словно пытаясь заглушить внутренние крики. Джоэл внимательно настраивает струны, каждая нота звучит как отголосок его собственных эмоций. — Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь всё исправить, — говорит он, прижимая гитару к себе, как будто пытаясь найти в ней утешение. — Но я должен попробовать. Каждый аккорд, каждый звук — часть моего пути к прощению. Он отстраняется, чтобы увидеть результат своих усилий. Гитара теперь выглядит немного лучше, но Джоэл понимает, что это только начало. — Возможно, я не заслуживаю прощения. Но это не значит, что я не могу стремиться к нему, — его голос дрожит, и он снова оборачивается к фотографии. — Это не то, что можно просто вернуть. Это то, что нужно заслужить. Да, Сара? Звуки дождя за окном становятся всё громче, будто природа разделяет с ним его чувства. Джоэл сидит на стуле, за рабочим столом, удерживая гитару в руках, и его взгляд опущен. Он снова начинает играть мелодию, стараясь вложить в неё всю свою душу, свои сожаления и надежды. Перебирая струны, он погружается в воспоминания, наполняя комнату аккордами, которые словно растворяются в воздухе. Каждая нота — это пережитое чувство, каждая мелодия — пережитая история, окутанная легкой печалью. — Помнишь тот день, Сара? Тот день, когда я встретил Элли? — он снова обращается к фотографии. — Она была просто испуганным ребенком, чьи глаза горели ярким огнём, отражая ту же волю к жизни, что я когда-то видел в тебе. В её страхе, в её уязвимости я узнал что-то знакомое и трогательное. Он тихо смеётся, но этот смех больше похож на вздох, наполненный ностальгией. Пальцы скользят по струнам, словно пытаясь разогнать тучи, затянувшие его душу. Гитарные аккорды звучат как отголоски ушедших дней, с каждым из них возвращаясь к памяти, которая когда-то была светлой и полной надежды. — Я думал, что спасаю её, но оказалось, что это она спасала меня. От моего собственного отчаяния и... — он многозначительно молчит. — От бандитов. Ты помнишь, Сара? Как она сделала свой первый выстрел в тот день, и не промахнулась. Я тогда почувствовал, что она действительно особенная, что её решимость и сила — это нечто большее, чем просто случайность. Я даже не сказал спасибо... Он переходит на медленную, задумчивую мелодию. Звуки гитары, словно капли дождя, падают в тишину, создавая атмосферу тихой грусти. В каждом аккорде слышится отражение горькой сладости, как уцелевшая часть его души, пережившая бури и непогоды. — Элли выросла в невероятную женщину, полную силы и сострадания. Она научила меня, что надежда и семья могут быть найдены даже в самых темных и неожиданных местах. Эти уроки стали светом в моих ночах, когда я почти потерял веру. Он смотрит на фотографию Сары, и его голос становится мягким, пронизанным глубокой печалью. Каждый взгляд на старое фото приносит с собой волны сожаления и тоски по тем дням, которые уже не вернуть. — Мне жаль, что ты не смогла её встретить, Сара. Думаю, вы бы стали лучшими подругами. Тебе бы понравился её задор, её мужество и решимость делать всё правильно, несмотря на трудности. Я часто думаю, что, возможно, именно с тобой её путь был бы ещё более светлым. Он продолжает играть, и каждый аккорд становится данью уважения двум самым важным девочкам в его жизни. Музыка становится не просто звуками, а глубоким выражением его внутреннего мира, эмоций, которые он долго прятал, но которые теперь вырываются наружу, словно дыхание, которое он так долго задерживал. Мелодия меняется, становится всё более мрачной, как туман, окутывающий его сознание. Каждый аккорд гитары, словно эхо прошлого, наполнен глубоким чувством утраты и сожаления. В комнате, где он сидит, царит полумрак, и только тусклый свет лампы бросает длинные тени на стены. — А было время, Сара, когда я был на полпути к тебе. Я был сломлен, физически и эмоционально, после той стычки с мародерами. Я помню, как с трудом дышал, как каждый шаг давался с усилием, а мир вокруг меня превращался в холодное и бесконечное пространство отчаяния. Я был готов сдаться, поглощаемый тьмой, которая безжалостно стремилась превратить меня в ничто. Его пальцы, всё ещё немного дрожащие, скользят по струнам, и звуки гитары наполняют комнату, проникая в самую душу. Каждая нота становится мостом между его прошлым и настоящим, между болью и благодарностью. Слушая эти звуки, можно ощутить, как его внутренний мир переплетается с музыкой, как его чувства, затерянные во времени, оживают в этом меланхоличном ритме. — Но Элли... она не позволила мне уйти. Я помню её глаза, полные решимости, как она шла по краю бездны, не опуская рук. Она боролась за то, чтобы я остался жив, искала помощь в самых тёмных уголках, даже когда казалось, что все усилия напрасны. Она как светлый маяк в тумане, который указывал мне путь, напоминал, что даже в самых глубоких тенях есть искра надежды. Он делает паузу, последняя нота гитары словно повисает в воздухе, как крик души, застывший в этом мрачном пространстве. Эта пауза — как прощание с ушедшими днями, как молитва, обращённая к тем, кто больше не рядом. — Она исцелила меня, Сара. Она смогла оживить во мне ту искру жизни, что я почти потерял. Она дала мне цель, как маяк в штормовом море, напомнив о том, что даже в мире, который отнял у меня так много, есть место для новых начал. Он смотрит на фотографию Сары, её изображение как утешение, погруженное в золотистый свет, который вырывается из рамки и заполняет комнату. Его глаза сверкают от невыплаканных слёз, отражая те чувства, которые он с трудом удерживает внутри себя. — Я ей всем обязан, так же как и тебе за годы любви и смеха, которые ты мне подарила, детка. — он кладет гитару на стол и хмурит брови, растирая носовую перегородку. — Как после всего я мог бы просто оставить её там умирать, Сара? В этой чертовой больнице. Как? — он шумно выдыхает, упираясь руками в колени, и с трудом поднимаясь со стула. — Эта гитара... — Джоэл говорит с чувством, проводя пальцами по отремонтированному инструменту. — Это символ того, что я хочу попытаться исправить. Путь к искуплению — это не что-то, что случается мгновенно. Это ежедневная борьба, шаг за шагом. Он крепко берет инструмент за гриф, вес инструмента словно символизирует о предстоящем пути. — Я принесу её тебе, Элли. И, возможно, если ты позволишь, мы снова сможем сыграть вместе... Как раньше. С гитарой на плече он выходит на прохладный ночной воздух. — Дорога будет длинной, но я готов идти, Элли. Каждый шаг, который я делаю, — это шаг к тебе, к нам и к тому человеку, которым я должен стать. Он начинает свой путь, мягкое переливание гитары эхом разносится в тишине ночи, становясь маяком надежды в мире, который слишком часто окутан тьмой. — Пусть это будет не так быстро, как мне бы хотелось. Пусть это не вернёт всё назад. Но, возможно, это хотя бы начнёт наш новый путь... к доверию.