Родом из детства

Фырат как раз закончил складывать в сумку свои учебники и тетради, чтобы завтра утром не тратить на это время (а заодно чтобы мать не ворчала почем зря), когда Миран вошел к нему в комнату и с загадочным видом остановился на пороге. Фырат усмехнулся про себя. Подобное выражение лица Мирана могло говорить только об одном: у него появилась очередная грандиозная идея. О которой, разумеется, вовсе необязательно знать никому, кроме его лучшего друга, тем более — бабушке и остальным взрослым. — Я придумал! — заявил тем временем Миран, и глаза его при этом ярко сверкнули. — Что? — уставился на него Фырат. — Как нам туда пробраться! Ну, в сад… — Миран… — Фырат тяжело вздохнул. Что ж, так и есть, Миран решил ввязаться в очередное невероятное приключение. И судя по всему, в конце оного их обоих, как обычно, будет ждать хорошенькая взбучка. Так уже было, когда однажды Миран придумал поиграть в бабушкином кабинете. Они с Фыратом решили побыть «главой холдинга» и его управляющим. Сначала все было хорошо: «президент холдинга», то есть, Миран, восседал в кресле за столом и отвечал на важные звонки, а «управляющий» был занят тем, что приносил бумаги ему на подпись. Специально для этого Фырат принес в жертву новую тетрадь, вырвал оттуда почти все листы, чтобы сделать «документы». Потом пришла Генюль, сказав, что она будет заместителем директора или же «обидится на Мирана с Фыратом на всю жизнь». Они с Мираном немного поспорили (не по-настоящему, а в игре, как будто они не могли договориться по поводу контракта), и когда Генюль заявила, что «двух мнений быть не может» (в точности скопировав при этом интонации бабушки), Миран, увлекшись, махнул рукой и… опрокинул прямо на стол стакан с водой, который изображал кофе. На столе же лежала папка с настоящими документами, и хотя Фырат с Генюль попытались скрыть следы преступления, бабушка, конечно же, все поняла. В результате «генеральный директор» вместе с «заместителем» и «управляющим» были лишены десерта и прогулок на целую неделю. В другой раз Миран, услышав рассказ Ахмет бея, как в детстве они вместе с отцом Мирана построили «наблюдательный пункт» на крыше сарая и играли там в слежку за шпионами, решил устроить свой «штаб». Они устроили его на крыше старого гаража на заднем дворе, и довольно долго там было их «тайное убежище». А потом про него узнала Генюль, придумала игру в пиратов и потерянные сокровища, и дело кончилось тем, что Султан ханым вместе с бабушкой все узнали, и опять-таки запретили юным «пиратам» лазить по крышам. Мать при этом всякий раз выговаривала Фырату, что он должен был бы «наставить Мирана на путь истинный», а не потакать его капризам и затеям. Ведь Фырат старше и потому «должен быть умнее», но… что поделать, если затеи Мирана были такими заманчивыми и интересными. Несколько дней назад Фырат помогал матери перебирать фасоль. Она попросила его об этом, а он, понятное дело, не смог отказать. Кухарка, Фидан ханым, в это время готовила ужин и, как обычно, не упустила возможности посплетничать. Она рассказала матери о старом заброшенном доме в соседнем квартале. Якобы хозяин этого дома убил свою жену. Почему уж он это сделал — Аллах ведает, но несчастную нашли однажды утром прямо посреди двора с перерезанным горлом. Полиция не нашла улик против хозяина дома, и он остался на свободе. Однако, родственники, то ли брат его несчастной жены, то ли дядя решили отомстить злодею и наняли для этой цели людей. Однажды ночью они пробрались в дом, избили хозяина, связали его и замуровали в комнате. С тех пор он живет там совсем один, запертый в четырех стенах в крошечной комнате. Еду и воду ему приносит глухонемой слуга и передает через маленькое оконце, проделанное в стене. Говорят, хозяин дома давно уже лишился рассудка, никого не узнает и повторяет только одно: «Прости, любовь моя!» — Что за чушь ты несешь, Фидан? — спросила у кухарки мать Фырата. — Да ведь на базаре все только о том и говорят, Эсма ханым, — отозвалась та. — Вздор! — фыркнула Эсма. — Тогда почему вот уже столько лет никто не видел господина Озгюра; он не выходит из дома, к нему никто не приезжает, не навещает его? Тут они заметили навострившего уши Фырата и быстро сменили тему. Фырат в тот же день рассказал об этом разговоре Мирану, и у того мгновенно родился план проникнуть в заброшенный дом господина Озгюра и проверить, жив ли замурованный преступник. Однако, улизнуть из дома — дело не такое уж легкое, потому что кто-нибудь из охраны непременно донес бы обо всем бабушке, и она раз и навсегда запретила бы им с Мираном подобные забавы, не говоря уж о том, что в восторг она точно не придет, и юных искателей приключений ждет наказание за ослушание. — Все очень просто! — просиял от радости Миран. — Бабушка уехала по делам и не вернется до позднего вечера. Ее повез Ферхат, значит, в школу мы поедем с другим шофером, и он наверняка не станет пристально следить за нами. Так что улизнем тайком и вернемся на автобусе! Как раз успеем проверить сад! — Но если мы не придем, из школы сразу позвонят домой, — попробовал остудить пыл Мирана Фырат. — До того момента мы уже вернемся и скажем, что у меня… ну, допустим, живот заболел. И ты повез меня домой. — Когда бабушка узнает, то станет волноваться! — покачал головой Фырат. — А когда поймет, что мы все придумали… — С бабушкой я договорюсь! — беспечно махнул рукой Миран. — К тому же, она вернется только к вечеру, и мы уже ляжем спать. Вряд ли она станет нас будить, чтобы отругать! — Ну, — протянул Фырат, — раз ты так думаешь… Как ни странно, его убедили эти доводы. Миран вообще, даром, что ему исполнилось всего восемь лет, обладал непробиваемым, как выражался Ахмет бей, упрямством, и потому ему всегда удавалось убедить Фырата в своей правоте. — Только учти, — предупредил Фырат, — я пойду туда первым, потому что я старше. И отвечаю за тебя перед твоей бабушкой и вообще… — Ладно уж, — улыбнулся Миран. — Но только никому ни слова! — Разумеется! А тебе чего? — нахмурился вдруг Фырат, заметив стоящего чуть в стороне воспитанника шофера Ферхата, Махмута. Он очевидно вышел во двор, потому что Фидан отправила его на базар, или же ему нужно помочь прибраться в гараже. Вне всяких сомнений он слышал их с Мираном разговор, а значит, есть риск полного провала. — Ничего, — пожал плечами Махмут, — я… Мне приказано убрать мусор на заднем дворе. Ахмет бей велел по сторонам не глазеть и не считать ворон. Не то получу по шее! — Ну, так иди! — исподлобья взглянул на него Миран. — Как прикажете, Миран бей! — почтительно отозвался Махмут. — Слушай, — Миран приблизился к нему вплотную, — не вздумай бабушке доложить обо всем, что слышал. Иначе… иначе… Фырат тебя сам поколотит, вот! Правда, Фырат? — Ну, как бы… да, наверное, — смутившись, проговорил Фырат. Ему была не по душе идея драться с кем бы то ни было, тем более, если противник младше него. — Да вы чего, Миран бей! — укоризненно покачал головой Махмут. — Я же и не слышал ничего! — Ладно уж, — смилостивился Миран, — ступай тогда.

***

Миран прекрасно понимал, что в плане полным-полно, так сказать, белых пятен, но если хорошо подумать, это все ж таки превосходный шанс, которым грех не воспользоваться. Второй такой возможности может и не быть, когда еще бабушка отлучится из дома так надолго! Конечно, потом ей станет обо всем известно, но пока она отсутствует, все может получиться. Тетя Султан, да и тетя Салиха тоже, не станут пристально следить за ними и не поедут провожать в школу, что также в плюс. Ну, а дядюшки тем более ничего не заподозрят, потому как, скорее всего, с утра пораньше они оба уедут из дома. Вот только Генюль расстроится, что ее с собой не взяли, но с другой стороны, не полезет же она на забор! В назначенный день Миран так нервничал, что почти ничего не съел за завтраком, просто ни в силах был проглотить ни кусочка. Эсма даже забеспокоилась и спросила, уж не заболел ли он. Миран быстро помотал головой и тут же схватил хлеб с сыром и принялся сосредоточенно жевать, почти не чувствуя при этом вкуса. Потом уж он сообразил, что, пожалуй, беспокойство Эсмы ему на руку, ведь она же подтвердит, мол, да, он с самого утра чувствовал себя не очень. — В таком случае, поторопись, Миран, иначе опоздаешь! — строго взглянула на него тетя Султан. — Мы уже готовы! — тут же отозвался он. — А я сегодня опять дома остаюсь и буду тебя ждать! — пожала плечами Генюль. — Жаль, что мы не погуляем во дворе во время большого перерыва, но… — В другой раз поиграем, не скучай! — улыбнулся ей Миран. Третьего дня Генюль случайно оступилась прямо на школьном крыльце и больно ушибла ногу. Родители забрали Генюль домой, перепуганная тетя Султан тут же отвезла ее в больницу. Врач успокоил тетушку, сказав, что ничего серьезного, у Генюль просто легкий ушиб, но пока все не заживет, лучше ей побыть дома. Вот Генюль и «сидит в одиночестве целыми днями», как она выражается. Честно говоря, Миран иногда думает, что с удовольствием бы поменялся с ней… В общем, как он успел шепнуть украдкой Фырату, отступать некуда, и сегодня все свершится. — Вы, Миран бей, только учтите, что через забор лучше перелезать со стороны старого квартала, там, где черный ход. Вы обойдите дом вокруг! — заговорщицки проговорил Махмут. Рано утром Миран спустился во двор, чтобы проводить бабушку и обнять ее на прощание, Махмут также крутился поблизости на случай, если у хозяйки или Ферхата найдутся для него какие-либо распоряжения. После бабушкиного отъезда он, воровато оглядевшись кругом, подозвал Мирана и поведал ему несколько секретов, как лучше проникнуть в сад господина Озгюра. — А ты чего, уже бывал там, что ли? — шепотом спросил у Махмута Миран. — В том доме не бывал, Миран бей, — отозвался Махмут, — а в другие… доводилось. Теперь-то уже нет! — тут же прибавил он, чуть покраснев. — Ну, а если вас потом сильно ругать станут, то… Хотите, я Азизе ханым скажу, что сам вас подучил? Пусть меня наказывают. — Да нет, не надо! — смутился Миран. — Ты же ни при чем… И потом, может никто ничего не узнает. Ладно, я пошел! Потом уж он подумал, что можно было Махмута взять с собой. Он, как человек бывалый, показал бы им с Фыратом, как и что. Да и вообще, втроем-то веселее!.. Но тут Миран вспомнил, что у Махмута наверняка много дел в отсутствие Ферхата, и если он не выполнит все в точности, тут уж ему точно не избежать наказания. Забор, вопреки ожиданиям, оказался не таким уж высоким и неприступным. И — да — со стороны двора он был чуть ниже, а кроме того, рядом росло несколько раскидистых деревьев, что значительно облегчило искателям приключений «подъем к вершине». Из школы Мирану и Фырату также удалось удрать без проблем, потому что новый шофер Эмре по просьбе Мирана высадил их в самом начале квартала, не доезжая до школы, и не стал задавать лишних вопросов. И, разумеется, хорошо, что у них были с собой карманные деньги, как раз хватило на автобус. Фырат полез первым. Он без труда вскарабкался на забор, осмотрелся и удовлетворенно кивнул. Миран вслед за другом почти без труда преодолел подъем, правда, чуть-чуть оцарапал ладонь и порвал рукав рубашки (за это, можно не сомневаться, непременно влетит от бабушки). Отдышавшись, они посмотрели вниз и, взявшись за руки, прыгнули. Миран даже не успел испугаться, когда довольно-таки мягко приземлился и перевел дух. — Ух ты! — воскликнул Фырат, отряхнув от пыли брюки и оглядевшись по сторонам. — Да уж… — поддакнул ему Миран. Они увидели, что оказались в небольшом, но очень уютном, тенистом, зеленом саду. Вокруг росли невысокие кустарники, которые явно кто-то аккуратно и регулярно подстригал заботливой рукой. Рядом было несколько гранатовых деревьев, а еще Миран увидел раскидистую сливу, на которой красовались довольно-таки аппетитные плоды. — Фырат, смотри! — указал он глазами на сливы. — Давай попробуем? — мгновенно оживился тот. — Высоко… — неуверенно протянул Миран. — Ты постой тут, покарауль, а я попробую, — сказал Фырат и с самым что ни на есть решительным видом полез на сливу. Когда Фырат, пыхтя и отдуваясь, спустился наконец вниз, Миран весь издергался. Он переживал за друга, как бы тот не свалился вниз, а кроме того, в сад в любую минуту могли прийти, и тогда им не поздоровилось бы. Улыбаясь, Фырат протянул Мирану сливу, тот повертел ее в руках и, переминаясь с ноги на ногу, проговорил: — Немытая ведь… — наученный бабушкой, Миран твердо усвоил, что нельзя сразу хватать немытые фрукты из корзины, которую Фидан или Эсма только-только принесли с базара, иначе заболит живот. — Да и ладно! — беспечно махнул рукой Фырат, вытирая свою сливу о рукав рубашки. — Надо же, какие сюрпризы подкидывает жизнь. Кто бы мог подумать, история повторяется… — раздался вдруг за спиной у Мирана чей-то голос. Вздрогнув всем телом, Миран резко обернулся и увидел высокого, седого старика. Он стоял, опираясь на палку и смотрел на юных «мародеров» внимательными, насмешливыми глазами. Фырат, громко охнув, тут же шагнул вперед, загораживая Мирана собой. «Это, наверное, сторож замурованного сумасшедшего хозяина», — промелькнуло у того в голове. — Откуда же вы, почтеннейшие? — поинтересовался тем временем старик. — Мы… мы… — залепетал Фырат, — вы… простите нас, ага, это вышло случайно! — Мы больше не будем! — тихо проговорил высунувшийся из-за его спины Миран. — Бьюсь об заклад, — усмехнулся тем временем старик, — вы наслушались сказок про убийц и решили, так сказать, убедиться своими глазами. Извольте, — неожиданно добродушно улыбнулся он, — хозяин дома перед вами! — Ой! — невольно вырвалось у Фырата, который чуть не поперхнулся сливой. — Только, разумеется, никто никуда меня замуровывал, да и греха на моей совести нет и не было, — прибавил тем временем старик. — Правда? — широко распахнув глаза, спросил Миран. Он сам не понимал, почему, но этот человек теперь вызывал у него симпатию. Казалось, ему можно доверять. — Чистая правда! — кивнул тот. — Ну, так кто же вы, молодые люди, откуда пожаловали ко мне в гости? — Мы из дома Асланабеев, ага, — потупившись, проговорил Фырат, поняв, что врать и отпираться бессмысленно. — Вон оно что! — воскликнул старик. — Это прямо-таки любопытно! Вы — сыновья кого-то из мальчиков Асланбеев? Ну, то есть, это я знавал их когда-то мальчиками и… — Я сын Мехмета Асланбея! — гордо вскинул голову Миран. — Но только, — вздохнул он, — мой папа… он… его больше нет!.. А это, — спохватился он, радуясь, что можно сменить тему, потому что говорить об отце, как всегда, было больно, — Фырат — мой самый лучший друг. Вот! Старик тяжело вздохнул и вдруг ласково погладил Мирана по голове: — Да, я знаю, что с Мехметом случилась такая страшная трагедия… Бедный мальчик! — Вы правда знали его? — с надеждой взглянул ему в глаза Миран. Он, как и всегда, был рад любой возможности поговорить о своем отце. — Знал. С тех самых пор, когда он был точно таким, как ты! — глаза старика вновь лукаво сверкнули. — И однажды они с братом точно так же забрались в мой сад. Сливы мои и их соблазнили, а еще раньше… Да, — тихо проговорил он, отвернувшись и глубоко вздохнув, — было время… — С братом? — захлопал глазами Миран. — С дядей Ахметом? Или дядей Али? — Да, с Ахметом. Али в ту пору был совсем еще крошкой. А матушка их, ваша, стало быть, бабушка вместе со своим супругом, вашим покойным ныне дедом, время от времени навещали меня. Впрочем, Азизе ханым и по сей день меня не забывает, да хранит ее Аллах! — Бабушка?.. — недоуменно переглянулся с Мираном Фырат. — Что ж, молодые люди, — вновь улыбнулся хозяин сада. — Будем таким образом считать, что я угостил вас сегодня фруктами. А теперь бегите-ка домой и передайте мой сердечный привет достопочтенной Азизе ханым. Идите прямо к воротам, там открыто! Привратника-то у меня нет… И сливы — возьмите! Если же вдруг еще захотите — заходите, буду рад. — Спасибо вам, ага! — кивнул Фырат, после чего схватил Мирана за рукав и потянул за собой. Решив, что Фырат прав, и отсюда и впрямь стоит уносить ноги, Миран со всех ног поспешил за своим приятелем. Приключение, можно сказать, удалось, пусть и не так, как представлялось поначалу. Что ж, выходит, Ибрагим Ага вовсе не убийца и не сумасшедший, просто живет себе один в своем доме. И бабушка его, оказывается, хорошо знает. Надо будет при случае расспросить ее, ведь и папа, как выяснилось, был знаком с Ибрагимом Агой. Остается лишь надеяться, что даже если бабушка дознается об их с Фыратом сегодняшней выходке, то все ж таки не станет сильно их ругать. Ведь в конце-то концов не случилось ничего плохого.

***

Ибрагим положил телефонную трубку на рычаг и вновь улыбнулся, думая о случившимся. Надо же, какой невероятно трогательный привет из прошлого! Много лет тому назад он, совсем как и сегодня, вышел в сад и застал там дивную картину: двое мальчишек сидели под сливой, лакомились спелыми плодами и о чем-то негромко спорили. Тогда Ибрагим сразу догадался, что это, очевидно, сыновья Нихата, тем более, что один из мальчиков был как две капли воды похож на него. Он позвал свою верную экономку Хазан, которая пришла в свое время в его дом вместе с Мерьем, где некогда служила горничной. Велев принести ему крепкого чаю с сахаром (приходится напоминать Хазан, чтобы не забывала положить, и игнорировать при этом ее укоризненные взгляды и ворчание, мол «доктор велел сладкое резко ограничить), Ибрагим уселся в кресло, включил торшер и взял со столика книгу. К сожалению, сосредоточится на чтении не получалось, потому как мысли его были далеко. Вздохнув, он отложил книгу и перевел взгляд на каминную полку, где теснились фотографии в резных деревянных рамках. Самая первая фотография была сделана очень давно, в день свадьбы Ибрагима с Мерьем. Собственно, сохранилась только одна, и была она маленькая и изрядно потрепанная. Мерьем бережено хранила ее у себя в шкатулке, заворачивала для верности в вышитый платок. Но однажды Искандер, ему тогда лет тринадцать было, нашел ее и отдал фотографу, а тот отретушировал ее и увеличил. Искандер сам купил красивую золоченую рамку, вставил в нее фото и преподнес родителям на годовщину свадьбы. Мерьем всплакнула, обняла его тогда и вздохнула: «Какой же ты у нас стал взрослый, сынок!» — сказала она, целуя его. Искандер же улыбнулся и обнял ее в ответ. Он вообще очень любил и уважал мать, старался никогда не расстраивать ее. В свое время родители Мерьем не хотели отдавать ее за Ибрагима, даром, что у него было какое-никакое состояние, да и вообще происходил из довольно-таки уважаемой семьи. Кажется, они присмотрели ей другого жениха, но Ибрагим не собирался так просто сдаваться. Они с Мерьем тайно заключили никях и перебрались из Урфы в Мидьят. Ее отец приезжал потом несколько раз, грозился «переломать все кости» негодяю, совратившему его дочь. Саму же дочь тоже клял при этом последними словами… Мерьем расстраивалась и плакала, а Ибрагим убеждал своего тестя, что отныне он — муж его дочери, и придется с этим смириться. Тесть подобрел и принял его лишь после рождения Искандера, он обожал внука и безумно баловал его… Сын стал главным сокровищем и гордостью Ибрагима и Мерьем, они старались воспитать его достойным во всех смыслах человеком. Потому-то практически со всех фотографий на каминной полке Ибрагима смотрел Искандер: в новенькой форме в свой самый первый школьный день; с книгой (это был приключенческий роман «Зверобой», сын буквально бредил этими историями) в руках, подарком деда на десятилетие; рядом с немного растрепанным, кудрявым пареньком чуть постарше него. С Нихатом Асланбеем, которого Искандер называл своим лучшим другом. Познакомился же Искандер с сыном ближайших соседей когда тот… забрался тайком в их сад. Искандер как раз сидел там в тишине и читал. Сын вообще рос немного нелюдимым и замкнутым, в школе у него не сложилось крепкой дружбы ни с кем из одноклассников. А вот к соседу он отчего-то сразу проникся симпатией. Нихат с того дня стал часто навещать их, они с Искандером много времени проводили вместе. Нихат постоянно придумывал какие-нибудь проказы и без труда втягивал приятеля. Они построили у них в саду шалаш из спиленных сухих веток, гоняли на велосипедах по кварталу, пугая кур почтенного доктора Шахина и раза три расколотили футбольным мячом окна на первом этаже. Нихат при этом всякий раз бледнел и лепетал, что он нечаянно, и пусть Ибрагим Ага ничего не говорит его матери. Потом уж Искандер как-то обмолвился, что Гюнеш ханым строго наказывала сына даже за малейшие промахи и ошибки. Нихат признался ему по секрету, и потому сын попросил не выдавать его… Ибрагим с Мерьем, разумеется, познакомились с соседями, и если Хамит Ага показался им человеком в общем-то мягким и приветливым, то его жену Мерьем называла «невыносимой гордячкой». А сам Ибрагим мог приложить ее и похуже и честил Гюнеш ханым «невоспитанной нахалкой, которая много из себя понимает». После окончания школы пути Нихата и Искандера несколько разошлись. Ибрагим отправил сына учиться в США, Искандер давно уже мечтал стать врачом, а Нихат, кажется, изучал архитектуру в Англии. Хамит потерял жену, и Ибрагим с Мерьем, как и подобает, помогли соседу проводить ее в последний путь. Иногда Хамит жаловался на своих детей, мол, они ни во что его не ставят и даже ненавидят, но Ибрагиму казалось, что он несколько преувеличивает… Правда, и сам Нихат временами казался Ибрагиму несколько эгоистичным и заносчивым. Он мог, например, бездумно обидеть Искандера, сказав, мол, приятель вечно «сидит носом в книгу», а какой в том прок, ведь ему «давно пора уже открыть для себя другие радости жизни». Мерьем раз призналась, что нашла у Искандера журнал с, мягко говоря, фривольными женскими фотографиями. Сын покраснел и пробормотал, что «это ничего такого», он «просто одним глазком взглянул», а принес ему сие «великолепие» никто иной как Нихат. Возмущенная Мерьем собралась сразу же пожаловаться Хамиту, но Ибрагим удержал ее. В конце концов подростки могут иной раз позволять себе подобные выходки… Да и провоцировать скандал в семье Асланбеев ему вовсе не хотелось. Вскоре Нихат решил жениться на Азизе и позвал их с Мерьем на свадьбу. Всех прочих знакомых и друзей своего отца он звать отказался, потому что, во-первых, терпеть их не мог, а во-вторых, они бы, как он сказал, и сами «стали нос воротить». Ведь Азизе была простой, бедной девушкой, без отца, без матери, ни древней фамилии, ни состояния. А вот для Ибрагима и Мерьем подобные предрассудки, как справедливо полагал Нихат, не играют никакой роли. — Дядя Ибрагим, — сказал он, — вы мне как отец! И я был бы рад, если бы вы согласились… — Какие могут быть разговоры, сынок, — кивнул Ибрагим, — ты же, можно сказать, вырос у меня в доме! — Знаешь, — повернулся Нихат к своей невесте; они пришли тогда к нему вместе, — Ибрагим Ага всегда был добр ко мне, и Мерьем ханым тоже. Я очень уважаю их. Так что… ты тоже будь к ним почтительна! — Разумеется, — несколько смущаясь, проговорила Азизе, — я приложу все усилия, чтобы… не показаться вам невежливой, Ибрагим Ага. — Дай вам Аллах счастья, дочка, — улыбнулся Ибрагим. — А ты, — повернулся он к Нихату, — смотри, береги ее. Потому что твоя жена — это твое самое ценное сокровище. Она для тебя создаст уют, ее руки возведут очаг, в котором никогда не угаснет огонь вашей любви. Пусть вы будете счастливы, как и мы с Мерьем. — Иншаллах, Ибрагим Ага! — улыбнулась Азизе. — Я для этого сделаю все, что могу, и даже больше. — Ему повезло, — сказал тем вечером отцу Искандер, — Нихату, я хочу сказать. Потому что он выбрал себе очень красивую и, главное, добрую и сердечную женщину. Она, я думаю, сможет сделать его счастливым. — Если он это понимает, то и сам приложит для того все силы, дабы не упустить свое счастье. Знаешь, — вспомнил вдруг Ибрагим, — Нихат мне признался, что рядом с этой девушкой чувствует себя нужным кому-то и оттого счастливым. Так что теперь все зависит только от него. Вскоре после этого разговора у Ибрагима уже не осталось ни сил ни времени следить, как идут дела в семействе Асланбеев, потому что Искандер влип, мягкго говоря, в историю. Наверное, в тот период у сына впервые в жизни появились от родителей секреты, и он, следуя, так сказать, заветам друга, стал «познавать все радости жизни». Поэтому, когда Ибрагиму знакомые однажды намекнули, что его единственный сын «связался с дурной женщиной» и «ничем хорошим это не закончится», он насторожился. Да, конечно, не стоит обращать внимания на пустую болтовню, но все же он вызвал сына на откровенный разговор, выбрав удобный момент, когда Мерьем отлучилась из дома. У нее было слабое сердце, и он не хотел лишний раз волновать ее. Искандер не стал ничего отрицать: он действительно влюблен в Нариман, дочку зеленщика. Все бы ничего, Ибрагим даже закрыл бы глаза на то, что она, во-первых, была старше его сына на пять лет, и про нее болтали, будто она уже… если так можно выразиться, опытная. Якобы ее несколько раз видели с мужчинами, и отец за то колотил ее безо всякой жалости чуть ли не на виду у всех соседей. Хуже всего было то, что зеленщик уже нашел для дочери жениха, и она считалась просватанной невестой. А еще про того жениха, господина Бехрама, ходили нехорошие слухи. Будто он отчаянный головорез, и «бизнес» его (он торговал кожей и тканями) — самый что ни есть нелегальный. То есть, ткани — это просто ширма, на деле же он торгует совсем иным товаром. Зачем ему сдалась дочь зеленщика, оставалось только гадать, вполне возможно, что он искренне прельстился ее красотой, ведь, как ни крути, Нариман была весьма привлекательна. А может быть, отец девушки был замешан в темных делишках Бехрама и его прихвостней. Все доводы отца не связываться с этими людьми и оставить эту женщину в покое, Искандер пропустил мимо ушей. Он твердил, что во-первых, безумно любит Нариман, а во-вторых, она несчастна в родном доме, а уж про так называемого жениха и говорить не приходится. Словом, он все решил и ни за что не бросит теперь женщину, которой обещал любовь и заботу. — Ты спятил! — вспылил Ибрагим. — Пойми, если вы сойдетесь, станут говорить, что ты, именно ты ее опозорил! — Мне плевать, пусть болтают что хотят! — отвечал ему на все упреки сын. Все разговоры на данную тему заканчивались именно так. Ибрагим ломал голову, как убедить его, собирался даже поговорить с этой Нариман, пусть образумит Искандера. Если она любит его, то не станет губить! Он не успел. Однажды (тот день Ибрагим запомнил чуть не по минутам) он уехал с утра по делам, а когда вернулся, то нашел жену в слезах. Мерьем сжимала в кулаке смятое письмо и повторяла только: «Верни его, слышишь, верни нашего сына домой!» Искандер оставил родителям послание, где попросил прощения и обещал скоро дать о себе знать.А вот от своей милой он не откажется никогда, пусть уж милые папа и мама смирятся с этим и не чинят ему препятствий. Ибрагим бросился на поиски беглецов, даже напал на след. Ему удалось выяснить, что сын со своей возлюбленной сбежали в Адану. Он как раз собрался послать туда своих людей, но… Это случилось рано утром, на рассвете. В ворота постучали, и пока привратник открывал, Ибрагим с Мерьем как раз спустились вниз. Тело сына лежало на пороге… Ему перерезали горло. А перед этим, судя по всему, жестоко избили. Он был связан по рукам и ногам… Ибрагим до сих пор время от времени видит во сне этот ужас. Мерьем пронзительно закричала и упала в обморок. Ибрагим же направил своих охранников на поиски: когда они вышли за ворота, он успел заметить машину в конце квартала, но увы, злодеев так и не поймали. В полиции Мерьем прямо заявила, что убийство сына — дело рук Бехрама и его людей, но комиссар заявил, что это надо еще доказать. К слову, ни самого подонка, ни его родственников, ни Нариман никто в Мидьяте больше не видел. Мерьем скончалась на другой день после похорон любимого сына. Она сказала, что очень устала, ей бы хотелось прилечь. Ибрагим согласился, чего никогда не сможет себе простить. Тело Мерьем нашла ее служанка Хазан. Несчастная лежала на кровати, а рядом валялся пустой пузырек от снотворного… — Вы должны из-под земли достать того урода! — убеждал его Нихат. Когда случилась трагедия, он и его жена проводили свой медовый месяц у моря. По возвращении Нихат сразу же обо всем узнал, это, безусловно, явилось для него ударом: — Если хотите, я сам найду их, дядя Ибрагим! Искандер ведь мне как брат… Был. — Именно поэтому, сынок, — вздохнул Ибрагим, — я не хочу, чтобы ты рисковал. Во-первых, у тебя семья, сам же сказал, твоя жена беременна. Вот и заботься о ней, береги ее и свое дитя! Ну а во-вторых, подонка того, как ты сказал, Аллах накажет рано или поздно. Не пачкайся, Нихат! Ведь моего несчастного сына этим не вернешь уже… — Ну, как скажешь, дядя Ибрагим, — вздохнул Нихат, — тебе видней! С того дня Нихат стал реже общаться с Ибрагимом, лишь изредка справлялся о здоровье да поздравлял с праздниками, причем, не лично, а через прислугу. Хазан, которая, как водится, частенько ходила на базар и возвращалась с полной корзиной фруктов и овощей, а сверх того — с полными ушами всяких городских сплетен, поведала однажды, что местное общество осуждает Ибрагима Агу за то, «что так легко сдался». Все в один голос утверждают, что он обязан был Бехрама вместе с потаскушкой Нариман из-под земли достать и — дальше мнения разделились — кто говорил «живьем сжечь», кто «пристрелить, как бешеных собак». А Насух Шадоглу якобы предложил просто-напросто сдать Бехрама полиции, чтоб его «посадили до конца дней». Ну, или по крайности «заставить его самого и всех его друзей-приятелей» убраться из Мидьята и «не портить тут воздух своим присутствием». Под «приятелями» он, очевидно, имел в виду семью зеленщика, которая, впрочем, вскоре действительно исчезла в неизвестном направлении. Поговаривали, что Бехрам от греха подальше решил забрать тестя в свой новый дом… Ибрагиму же не было никакого дела до всей этой праздной болтовни. К чему, думал он, лить реки крови, когда ничего не вернешь и не поправишь. Никакая месть не вернет ему семью. Если бы можно было увидеть мерзавца на скамье подсудимых — это другое дело, правосудие свершилось бы по закону. Но… дело закрыли за отсутствием улик, а самому Ибрагиму к тому времени все сделалось безразлично. — Я бы, наверное, не смогла так, Ибрагим Ага, — сказала ему однажды Азизе. Она, в отличие от своего мужа, частенько навещала его, приносила приготовленные ее кухаркой вкусности и передавала приветы и пожелания всего наилучшего от Нихата. Разумеется, Ибрагим понимал, что это была лишь ее инициатива, поскольку, стараниями той же Хазан, ему прекрасно было известно, что Нихат «не может понять мягкотелости» того, кого он называл некого своим вторым отцом. — Если бы мой ребенок… вот так… Я бы сделала все, чтобы заставить страдать тех, кто причинил ему боль. Так же, как страдали он и я. Нет! В десять, в сто раз сильнее! — Не дай тебе Аллах, дочка, — вздохнул Ибрагим, — пережить свое дитя. Такого… — … и врагу лютому не пожелаешь! — закончила за него Азизе. От взгляда Ибрагима не ускользнуло, как потемнели вдруг ее глаза. Впрочем, она быстро справилась с собой и, взглянув прямо ему в лицо, грустно улыбнулась. — Да и от страданий это не избавит, поверь мне! — прибавил Ибрагим. — Наверное, — пожала она плечами, после чего заторопилась к себе домой. Так и потянулись с того дня безрадостные и одинокие годы. Ибрагим остался совсем один, и лишь воспоминания о прошлом грели его душу, не давали окончательно сойти с ума. Над слухами, которыми постепенно обросла давняя та трагедия он лишь посмеивался: и чего только не выдумают люди! Ненормальный, убивший жену. Замурованный убийца… Право, про это можно, наверное, кино снять. Жаль, что мало кто знает, каково на самом деле Ибрагиму жить тут в компании одних лишь призраков прошлого. В один прекрасный день прошлое вдруг вновь напомнило о себе, когда Ибрагим застал в своем саду двух мальчишек, взобравшихся на сливу, совсем как однажды Нихат. А когда они спустились и предстали перед ним, то Ибрагим лишь усмехнулся: да, судьба большая шутница. Один из мальчиков был чрезвычайно похож на Нихата, второй же больше напоминал свою мать, так что не составило особого труда догадаться, откуда взялись смельчаки, которые отважились пробраться в дом «жестого убийцы, не пожалевшего жену». Мехмет с Ахметом потом время от времени забегали к нему, а чуть позже стали приводить и младшего брата, Ибрагим угощал их фруктами, орехами и рассказывал истории про своего обожаемого сына. Иногда он думал, что если бы Искандер остался жив, у него тоже родились бы дети, его внуки. И они, наверное, были бы такими же непоседливыми, но необычайно милыми, и он любил бы их больше жизни. И вот сегодня — все вновь повторилось, только теперь уже к нему в гости пожаловал сын Мехмета. Как же, однако, быстро летит время! Теперь его Искандер мог бы уже стать дедом, и у Ибрагима были бы правнуки… Нихата тоже уже нет на свете, трагически погиб его сын. Причем, по городу, насколько ему известно, ходят дурные слухи: будто к смерти несчастного причастна семья Шадоглу. Кто бы мог подумать, вроде порядочные люди… Воистину, не угадаешь, какие демоны скрываются внутри каждого из нас! Изменился город: ветшали старые здания, строились новые, — и только один Ибрагим зажился на этом свете. Каждое утро он теперь просыпался с мыслью: когда же наконец придет его черед отправиться к Мерьем и Искандеру. Ибрагим еще раз тяжело вздохнул, как это бывало всякий раз, когда случалось ему слишком уж заплутать в лабиринте воспоминаний о прошлом, и вновь потянулся к телефону. Стоит все же еще раз позвонить Азизе ханым, предупредить, что с ее внуком не случилось никакой беды. Ну, и заодно уж попросить, пусть не ругает его за эту выходку. В конце концов, кто бы устоял перед соблазном разведать, что на самом деле творится заброшенном доме! А самому Ибрагиму только в радость принимать в своем доме ее внуков так же, как прежде сыновей. Да и просто — он чрезвычайно рад возможности поговорить хоть немного с кем-то, кроме экономки Хазан. Все будто он не один…