***
Ощущение боли и отчаяния – вот, что стало первым признаком того, что мальчик действительно вернулся. Он почувствовал все это издалека и пришел на этот безмолвный зов, вновь вернувшись на знакомую тропу заповедника, на которой не был последние несколько лет. И он, и Лес ждали, когда ребенок будет готов к тому, чтобы сделать этот шаг, поскольку чувствовали, что однажды это будет так. Мальчик сидел на земле, подсознательно ища укрытие от людских глаз под сенью деревьев. На этот раз его душу наполняла уже не тревога, а подлинное и глубокое страдание, когда он почти молил позволить ему вернуться в хижину и покинуть Мир, который не хотел принимать его. К сожалению, это было не ново, ибо Мир нередко отторгал тех, в ком чувствовал близость к Лесу. Мальчик безропотно последовал за ним, когда он дал понять, что исполнит его просьбу. При этом в его почерневших от отчаяния глазах он видел робкую надежду. Казалось, он чувствовал, что действительно сможет исчезнуть из Мира, и желал этого всем своим измученным юным сердцем, которое было слишком большим и добрым и потому стало удобной мишенью для жестокости. Наблюдая за тем, как мальчик готовился принести клятву, он мысленно улыбался с мягким сочувствием. Некогда Лес успокоил его тревожную душу, он сможет подарить покой страдающей душе ребенка и избавить того от мучительной боли. - Лес принял твою клятву, малыш, – это были первые слова, которые он сказал ему, глядя в его отчаянно надеющиеся, немного испуганные глаза и уже зная, что он сможет их понять, поскольку теперь они были связаны. Эти слова несли в себе не только констатацию свершившегося факта, но и обещание защиты и исцеления от тех ран, которые Мир нанес телу и душе ребенка. Ему показалось, что мальчик понял их правильно, когда робкая улыбка появилась на его лице, прежде чем он перестал противиться неизбежному и глубокий сон смежил его веки. Некоторое время он просто смотрел на уснувшего ребенка, который остался лежать на полу хижины, озаренный последними золотыми лучами заходящего солнца, прежде чем спустился и подошел ближе к нему. Теперь был его черед действовать, поскольку ему нужно было завершить ритуал, который окончательно пробудит в ребенке Хранителя и сделает его связь с Лесом обоюдной и нерушимой. Снова обернуться человеком в чужом присутствии было почти непривычно, поскольку не имело смысла до этого момента, но ему нужны были руки, чтобы сделать все правильно. Он вышел из дома, чтобы собрать нужные травы. Вернувшись обратно, он поджег их, чтобы дым от них наполнил хижину, начиная ее пробуждение. Все же у нее действительно давно не было хозяина. Опустившись рядом со спящим мальчиком, он осторожно влил ему в рот немного воды из ручья, чтобы укрепить его связь с этим местом и в последствии вывести боль из его тела, и провел над ним дымящимися травами, чтобы убрать с него все следы и запахи, которые пришли с ним из Мира. Чтобы каждый зверь, видящий его, отныне узнавал в нем Хранителя и не смел поднять на него лапу или оскалить в его сторону клыки. Одежда и обувь мальчика медленно растворились в дыму, говоря о том, что первый этап ритуала прошел успешно и дух ребенка отныне не принадлежит Миру. Однако, чтобы сохранить жизнь, тот должен был также получить иное покровительство и принять его дары. Ритуал должен был быть продолжен и он не сомневался в успехе. Он снял с полки особую согревающую мазь, сделанную из других трав, и начал осторожными и мягкими движениями покрывать ею тело спящего ребенка, втирая ее в его кожу. Она, впитавшись, должна была особым образом открыть его поры и впустить внутрь него энергию Леса, скрепляя его связь с ним и в некотором роде меняя его природу. Он чувствовал, как под его руками наливаются силой мышцы мальчика, ощущал, как их покидает боль, количество которой вызвало у него грустную улыбку. Не удивительно, что тот так сильно мучился и молил о прекращении страданий, что был готов умереть. В некотором роде для мальчика этот ритуал и был маленькой смертью, в результате которой его жизнь не покидала тело, но покидала Мир. Лицо и голову ребенка он с той же целью покрыл ореховым маслом, мягко перебирая его волосы прядь за прядью и наблюдая за тем, как те становятся темнее. Его собственные, на тот момент русые, напротив, посветлели, когда он был на его месте. Он мягко огладил скулы мальчика и обвел пальцами его щеки и веки, убирая отек, вызванный многими слезами, которые тот проливал в прошлом. Взяв еще немного мази он отдельно провел покрытыми ею пальцами по шее и запястьям ребенка, прослеживая пульсирующую в этих местах кровь. Так, чтобы энергия Леса в полной мере смогла получить доступ в сердце мальчика. То билось неровно, с трудом поддерживая жизнь в теле ребенка, потерявшего связь с Миром, в котором он был рожден. Но как только оно наполнится силой Леса, все будет хорошо. Он не боялся разбудить ребенка своими манипуляциями, поскольку знал, что тот не проснется, пока ритуал не будет полностью завершен и пока его тело не пропитается энергией Леса, убирая все следы Мира. На это могло уйти несколько часов или даже дней, но он знал, что все закончится хорошо. Ибо Лес принял мальчика под свое негласное покровительство еще годы назад. Теперь же просто происходило его скрепление. Он продолжал мягко массировать тело мальчика, пока солнце не скрылось за горизонтом и в уже почти восстановившуюся хижину не заглянула луна, чтобы тоже стать свидетелем прихода нового Хранителя. При этом теперь он в большей степени покрывал мазью его ступни и руки, которым предстояло стать главными передатчиками энергии Леса, а также уделял внимание его вискам, чтобы ребенок в будущем обрел достаточную восприимчивость к чужим просьбам, даже очень далеким (конечно, после обучения). Когда мягкое сияние луны озарило мальчика, оставляя на нем свой незримый след, а снаружи послышались иные звуки, он поднялся на ноги. Взяв с полки деревянный гребень и выйдя на улицу, он увидел животных, которые окружили поляну. Разумеется, Лес донес весть о новом Хранителе до всех, кто жил под его сводами. Пришло время заканчивать ритуал. Проходя мимо зверей, он проводил гребнем по каждому из них, собирая на него частицы меха, пуха и шерсти. Это было приношение, призванное укрепить связь Леса и его Хранителя. Вернувшись в дом, он осторожно опустил гребень на грудь спящего мальчика, несильно прокалывая его кожу тонкими и острыми зубцами так, чтобы несколько капель его крови соскользнуло на пол хижины. Она должна была хорошо знать своего хозяина. Но прежде провел им же по своим волосам, чтобы дополнительно скрепить и свою связь с ребенком. - Пусть пламя огня, который горит в сердце, сожжет боль, которая была ему причинена. А дар, принесенный Лесом, навеки укроет тело от зноя дня и холода ночи. И отныне здесь родится Хранитель. Гребень вспыхнул изумрудным пламенем, которое окутало все тело мальчика. Когда оно угасло, на его месте осталась легкая и несносимая одежда Хранителя Леса. Обуви, как и ожидалось, не было. Он осторожно поднял мальчика на руки, ощущая его ровное дыхание и успокоившееся биение сердца, боль и отчаяние в котором уже обратились в пепел. Со временем они и вовсе исчезнут, оставив после себя только гармонию и покой. Пока же ему нужно действительно отдохнуть, поскольку за десятилетия отсутствия у Хранителя Леса накопилось немало дел и ему также нужно учиться использовать его дары во благо. Он улыбнулся и опустил мальчика в постель, которая только и ждала возможности подарить новому хозяину мирный и освежающий сон, который стабилизирует течение энергии в его теле и восстановит силы. Он отстранился, коснувшись напоследок губами лба ребенка. - Спи, малыш. Теперь все будет хорошо.***
Изуку снился лес, деревья обступали его со всех сторон, но вместе с тем ему не было страшно. Он заметил тропу, которая вилась между стволов, уходя куда-то в чащу. Ее освещал мягкий лунный свет, пробивающийся сквозь листву, и огоньки светлячков, мерцавшие во тьме. Ноги Изуку сами ступили на тропу, он пошел по ней, каким-то шестым чувством ощущая, что это правильно, что именно этого от него ждут. В конце концов, он пришел, чтобы принести клятву Хранителя Леса, было бы глупо, зайдя так далеко, этого самого Леса испугаться. Изуку казалось, что за ним пристально наблюдают, но продолжал идти вперед. Его ноги практически не издавали звуков - окружавший его лес глушил шаги, но он чувствовал себя лучше, чем за последние часы, дни или даже годы. Ему было легче дышать. Легкий ветерок скользнул по тропе. Изуку показалось, что тот мягко подтолкнул его вперед, одновременно на мгновение заключив его в невесомые объятья. Это было странно и непривычно, но скорее успокаивало, чем пугало. Неожиданно деревья расступились и Изуку оказался на поляне. Ощущение чужого присутствия, могущественного и явно нечеловеческого заставило слезы выступить на его глазах, а ноги подкоситься. Он был просто Деку, незаслуживающим жизни, который посмел о чем-то попросить. - Подними голову, дитя, и подойди, - казалось, голос звучал одновременно отовсюду, внутри и снаружи. Изуку сглотнул слезы и поднялся на ноги, хотя и не был уверен в том, куда именно ему следует идти, чтобы выполнить приказ. Неожиданно он заметил стоящего на лунной прогалине мужчину. Его одежда напоминала мох, а волосы были похожи на ветви. Он не отбрасывал тени, но в его присутствии ощущалась сила. Его темно-зеленые, почти черные глаза смотрели прямо в душу Изуку. Мальчик приблизился. Надеющийся, но подавленный, робкий, но не испуганный. Прикосновение неизвестного затронуло скорее его душу, чем тело и Изуку сморгнул все еще не до конца укрощенные слезы. Казалось, что незнакомец не имеет физической формы. Он был виден, но ощущался скорее как чистая энергия, не имеющая телесного воплощения и не факт, что нуждающаяся в нем. - Я заберу твою боль, дитя, - негромко произнес мужчина. - И освобожу твой дух от оков Мира. А сила моя будет течь по твоим венам, чтобы нести гармонию и порядок под сень деревьев. До тех пор, пока Смерть не успокоит твое израненное сердце своей рукой. Изуку кивнул, хотя понимал, что то, о чем говорил незнакомец, не было вопросом. Это был контракт, ради заключения которого он в принципе и вернулся в заповедник. Мужчина притянул его в свои объятья и он полностью растворился в них. Без сопротивления, сомнений или сожалений. Последнее, что он почувствовал, было мягкое тепло, которое проникло, казалось, в каждую клеточку его тела, его души.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.