Искусство восхождения | The Art of Ascension

      Воздух был наполнен голосами: коллеги оживленно и доброжелательно общались друг с другом, большинство из них держали в одной руке напиток, а в другой — еду. Херувимы лениво восседали на своих облачках на приличной высоте, по углам комнаты, а откуда-то с потолка падал снег. Посреди комнаты возвышалась огромная ель, на которой было развешано слишком много украшений. Елку окружили маленькие, незаметные по отдельности феи, каждая из которых искала подходящую ветку, чтобы устроиться на ней, а вокруг них разливалось мерцающее сияние.       Гермиона стояла вместе с сотрудниками из Департамента магического правопорядка, к которым присоединились Гарри и Рон, и рассказывала о своих планах на праздничные дни. Она старалась не отвлекаться, смеялась, когда это было уместно, улыбалась, смотрела собеседникам в глаза… но она не могла игнорировать тот факт, что весь вечер была рассеянной. Логических причин для этого не имелось, просто это был один из тех вечеров, в которые труднее, чем в другие, вытеснить из головы ненужные мысли. Такое случалось время от времени, но ей хотелось, чтобы сегодня этого не происходило.       Она приготовилась к мероприятию заранее, облачившись в шелковое красное платье, купленное перед выходными, и украсив себя ниткой жемчуга, которую родители подарили ей на семнадцатилетие, а также подходящими браслетом и серьгами. Она применила для волос зелье гладкости, укротив их настолько, что они спускались блестящими волнами по ее спине.       Взяв палочку, она сделала глубокий, успокаивающий вдох и быстро наложила чары гламура на предплечье, чтобы скрыть следы слова «Грязнокровка», которое до сих пор было отчетливо видно, словно его вырезали только вчера. Кожу жгло так, будто на рану вылили кипяток, и она не желала затягиваться. Но в такие ночи, когда ее обнаженная рука была в центре внимания, приходилось мириться с этим. Во всяком случае, через минуту жжение прошло, превратившись в слабую пульсацию, которая продолжалась до тех пор, пока заклинание не отменяли. Но это было терпимо и защищало от пристального разглядывания, а бестактных коллег предостерегало от вопросов, которые они не имели права задавать.       Хотя пульсация служила определенной цели, она имела тенденцию вторгаться в подсознание Гермионы уже после окончания процесса маскировки шрамов. Она проскальзывала, когда Гермиона бросала взгляд на обнаженную руку, когда поднимала ее, чтобы выпить; проникала в ее сознание, когда девушка смеялась; пронизывала ее во время разговоров или если кто-то проходил мимо нее.       Но она изо всех сил старалась не обращать на это внимания, как делала всегда, и, нацепив легкую улыбку, присоединилась к Рону и Гарри, чтобы обсудить привычную рождественскую рутину в «Норе».       Пока Рон пытался вспомнить название книги, которую его отец всегда читал внукам, со стойки вдалеке бесцеремонно слетел стакан и разбился вдребезги. Что-то внутри Гермионы дрогнуло, у нее перехватило дыхание, а в голове вспыхнула картина, как люстра в поместье Малфоев падает на пол. Она сделала прерывистый вдох так незаметно, как только могла, пытаясь прогнать видение. — Гермиона? — голос Рона на мгновение пробился сквозь туман: — Ты помнишь, как она называлась? — Хм? — она пыталась сосредоточиться на нем, зная, что он пытается отвлечь ее внимание от звона стекла, но ее рука запульсировала еще сильнее, как будто чувствовала воспоминания, которые она пыталась игнорировать. — Книга, которую всегда читает мой папа? — переспросил Рон, умело маскируя настойчивость в своем голосе, чтобы она переключила внимание. На этот раз его голос прозвучал немного четче, но это не смогло полностью заглушить звук собственных криков, который доминировал в голове Гермионы. — Извини, я… я не знаю. Простите, я на минутку, я просто… мне нужно подышать свежим воздухом, — она попыталась беззаботно улыбнуться окружающим, но была уверена, что вышла только болезненная гримаса. Гарри и Рон поймут ее, она знала, что поймут, так как Рон кивнул в знак согласия и снова стал рассказывать свою историю, когда Гермиона направилась к бару, допила напиток, который держала в руке, и поставила бокал на стойку. — Огневиски, только чистый, пожалуйста, — поспешно сказала она бармену, который призвал бокал и бутылку, пока она изо всех сил пыталась подавить голоса в своей голове. — Я думаю, мы немного поболтаем, как девочка с девочкой. — Вот, пожалуйста.       Она взяла бокал с еще одной рассеянной попыткой изобразить улыбку и, направившись к дверям, выскочила в коридор, где ее обдало прохладным воздухом. Гермиона попыталась сделать глубокий вдох, но не смогла. Она в оцепенении ходила по коридору, пока не нашла приоткрытую дверь, открыла ее и огляделась в поисках кого-либо, прежде чем снова захлопнуть дверь за собой, подошла к окну и снова попыталась отдышаться. Вздохнув с трудом и все еще не в полную грудь, она зажмурилась, почувствовав резь в глазах. — ЧТО ЕЩЕ ТЫ ВЗЯЛА ИЗ МОЕГО ХРАНИЛИЩА?       Гермиона опрокинула бокал с янтарной жидкостью, который держала в руке, и залпом выпила двойную порцию. Она слегка зашипела, когда жидкость обожгла горло, но это было желанно. Это было необходимо. Это немного отвлекало ее от воспоминаний и давало возможность сосредоточиться на чем-то другом. Если бы только она могла.

***

— Малфой, Малфой, — Бернард Грисвальд, глава Департамента магического правопорядка, отвел его в сторону, похлопав по спине. — Я хотел поговорить с тобой сегодня вечером.       Бернарду было около пятидесяти лет, он выглядел крепким, обладал самоиронией и отличным чувством юмора, которое сохранялось независимо от напряженности ситуации. В Хогвартсе он тоже учился в Слизерине, любил риск, но полагал, что все сложится в его пользу, благодаря силе воли. — Конечно, сэр. Как поживаете? — Это был не дружеский вопрос, а скорее профессиональный, чтобы скоротать время. Драко сделал небольшой глоток своего напитка и позволил мужчине отвести себя в тихий уголок комнаты. — Очень хорошо, Малфой. Но есть кое-что, что я должен тебе сказать.       Драко догадался, что Бернард расслабился больше обычного и пропустил несколько рюмок. В его хватке чувствовалась непреднамеренная сила, вероятно, означавшая, что новости, которыми он хотел поделиться, не из приятных. Мужчина долго готовился к тому, чтобы начать этот разговор. — Да, сэр? — Итак, я уверен, ты знаешь, что должность ведущего Аврора снова открыта, и мы рассматриваем претендентов, твое имя находится во главе списка. — Да, сэр. — Что ж, мой мальчик, ты усердно трудился ради этого, и, честно говоря, все сделал правильно.       Драко склонил голову набок, на мгновение подумав, что, возможно, ошибся в своих первоначальных суждениях. — Но, в конечном счете, мы решили отдать эту должность Рид. Политика, ты же понимаешь.       Драко медленно кивнул, его надежды окончательно угасли. — Сэр, могу я спросить… — он на мгновение заколебался, но Бернард все равно был достаточно пьян, так что какой вред мог нанести этот вопрос, только растоптать его гордость. — Могу я спросить, это из-за моего прошлого?       Бернард долго хмыкал, прежде чем снова похлопать Драко по плечу: — Политика, — повторил он. — Но да, да, боюсь, что это так. К сожалению, трудно изменить такую репутацию. Мы, конечно, знаем о твоей лояльности и тяжелой, самоотверженной работе. Но дело не только в этом. Я уверен, ты, как человек, который большую часть жизни был занят политикой Министерства под руководством Люциуса Малфоя, все поймешь правильно.       Драко почувствовал, как у него сводит зубы, но сейчас было неподходящее место для выражения своих эмоций. — Спасибо, что сообщили заранее, — сказал он. — Если позволите, мне нужно выйти на минутку. — Конечно, мы поговорим позже, Малфой. Наслаждайся вечеринкой.       Драко направился к ближайшей двери, его голова раскалывалась от растущего разочарования, пока он ходил по коридорам. Он взялся за дверную ручку и вошел в помещение, захлопнув за собой дверь, прежде чем наложить заглушающее заклятье. Драко разглядывал темную комнату, его мысли вихрем проносились в голове, пока он залпом осушал свой бокал. Его дыхание было тяжелым, и он чувствовал, как гнев сменяет разочарование.       Политика, ты понимаешь… Политика. — Блять! — закричал он, швыряя бокал и наблюдая, как он разбился о стену, — Гребаная чушь. — Он схватил ближайший предмет, что-то вроде мемориальной доски, и бросил его туда же. — Вот как меня волнует ваша гребаная политика.       Он оперся руками о стол перед собой, изо всех сил пытаясь отдышаться. На периферии сознания, в той части разума, которая не поддалась гневу, он услышал тихий стук каблуков и закрыл глаза с разочарованным вздохом. — Вы, должно быть, издеваетесь, — пробормотал он, прежде чем заговорить в полную силу: — Ни шагу больше.       Гермиона остановилась на расстоянии вытянутой руки от двери и замерла, пытаясь замедлить учащенное дыхание. Она сделала глубокий вдох, сосчитала до десяти и выдохнула.       Драко медленно повернулся и зажег палочкой ряд факелов на стенах, чтобы увидеть, кто нарушил его уединение. — Грейнджер, — язвительно пробормотал он, увидев ее лицо. — Что, во имя Мерлина, ты делаешь в темной комнате во время праздничной вечеринки? — Я могу спросить тебя о том же, — ответила Гермиона, высоко подняв голову и радуясь тому, что ее голос звучит гораздо увереннее, чем она ожидала. Она надеялась незаметно выскользнуть, после того как его выходка со стаканом снова вызвала у нее тревогу, но, очевидно, такой возможности больше не было, поэтому она расправила плечи. — По крайней мере, я ничего не разрушала, как ребенок, у которого началась истерика.       Предплечье снова запульсировало, и ей пришлось приложить огромные усилия, чтобы заглушить голос Беллатрисы в своем подсознании. Еще несколько секунд. Она могла продержаться еще несколько секунд.       Они смотрели друг на друга, а затем он подошел ближе — слишком близко. — Ты никому не проболтаешься об этом, или пожалеешь. — И тебе счастливого Рождества, Малфой, — невозмутимо ответила она.       Находясь к ней так близко, да еще и при свете факелов над ними, он мог видеть дорожки от слез, стекающих по ее щекам. Но это была не его проблема. — Пошла ты, — он снова отвернулся от нее, схватился за дверную ручку, резко распахнул дверь и вышел из комнаты.       Гермиона, уже не сдерживаясь, глубоко вздохнула еще раз еще раз и, взмахнув палочкой, закрыла дверь на замок, после чего рухнула в кресло у письменного стола, и слёзы снова потекли по лицу, а в голове зазвучал тот же безумный голос. Драко Малфой был последним человеком в Волшебном мире, с которым она хотела бы сегодня обменяться парой слов. Как такой урод вообще оказался в одной из лучших команд авроров в Департаменте, она понятия не имела.       Если честно, обычно он не был таким невыносимым, но что стало причиной подобного поведения, Гермиона, скорее всего, никогда не узнает. Она слышала рассказы о том, как он работал, и иногда их отделы совместно решали некоторые задачи. В эти моменты Гермиона и Драко даже вместе трудились. Она не стала бы отрицать, что он талантливый и целеустремленный волшебник, но это не отменяло того факта, что он не являлся приятным человеком. Он не был злым или жестоким, каким казался в Хогвартсе, но он был серьезен и прямолинеен, и в его поведении чувствовалась абсолютная холодность.       Раскаяние, которое она видела после битвы, похоже, переросло в ожесточенность после пребывания в Азкабане, и теперь, с помощью своего поведения и маски недоступности, он ограждал себя от людей, продолжая жить своей повседневной жизнью.       Какая это, должно быть, роскошь — отгородиться от всех и жить дальше. Она почувствовала горечь от того, что он мог так поступать. Просто быть неприятным человеком и при этом преуспевать в жизни, в то время как все остальные должны были изображать довольство и счастье, сердечность и товарищество, не ощущая этого внутри.       Иногда ей тоже хотелось швырнуть бокал в стену, но она не могла. Не только потому, что звук бьющегося стекла, как правило, отправлял ее в ступор, как это было раньше, но и потому, что она не могла злиться. Она едва сумела расслабиться, чтобы просто поплакать. Она была Гермионой Грейнджер, и люди ожидали от нее большего. На самом деле, люди ожидали гораздо большего, чем она могла предложить в большинстве случаев.       Сделав еще несколько успокаивающих вдохов, она встала, призвала зеркало, чтобы поправить макияж и разгладить помявшееся за вечер платье. Гермиона встряхнула рукой, и пульсация снова уменьшилась до обычной тупой боли. Сделав еще один вдох, она провела пальцами по волосам, вынужденно изобразила на лице легкую улыбку и отправилась в зал для мероприятий, остановившись, чтобы выпить в баре, прежде чем вернуться к своим друзьям.