And made everything right
'Cause he's never been
More alive
tamino - indigo night
Ламбо привык быть под наблюдением одного из хранителей. Раньше спорил, ругался, пытался доказывать целесообразность подобных действий и сбегал от назойливой опеки. Теперь, наоборот, смотрел на Хаято с благодарностью. На улице, несмотря на вечер, почти невыносимая духота, и он с благодарностью принял огромный стакан с холодным лимонадом. — Спасибо, — сказал он, пробуя напиток. Улыбнулся уголками губ. Самый любимый — виноградный. — Домой? — Гокудера не настаивал. Давно вырос, привык быть достойной правой рукой Десятого, не принимал поспешных решений. Хотя иногда ему сильно хотелось дать некоторым подзатыльник для профилактики. С Бовино не бывало просто. Избалованный всеми хранителями, выросший в любви и заботе, знавший, что никто не тронет без веской причины. Хаято тоже. В какой-то степени, он любил выросшего телёнка. — Дечимо голову оторвёт, — когда речь заходила о боссе, а не их друге, они отделяли одно от другого. — Мы знали на что шли, когда отправляли тебя на ту встречу. — Малия была восхитительна. Я влюблен в её нежные руки и... — Какая по счету влюблённость? Ламбо всерьёз задумался. Он влюблялся и забывал о своих пассиях так же быстро, как мнение альянса. То одно, то другое, то третье. Почти каждую неделю Рокудо приносил стопки документов, пил с Тсуной чай и вновь исчезал до следующего дня. — Фатима захотела серьёзных отношения, а для Марго — смазлив, — объяснил Бовино без лишних предисловий. Ни одна из женщин не задерживалась в сердце. Касались, очаровывали, но он искал других. Сильных, смелых, веселы, способных прикрыть спину. Как И-пин или сестрица Хром. — А чего хочешь ты? — Чтобы ты снял ботинки, прошелся по тёплому песку и вспомнил каково не думать о безопасности Вонголы хотя бы пятнадцать минут. — Я не думаю о безопасности семьи двадцать четыре на семь. — Ну да, надо вычеркнуть время сна. — Глупый телёнок, — прозвучало не обидно — нежно. Ламбо согласно кивнул. Не претендовал на звание «самый умный хранитель». Оно давно занято другим. Лишь пожал плечами, стянул с ног кеды и пошёл к кромке воде. Не оглядывался. Это было не нужно. Доверял и знал: Хаято пойдёт следом. И ведь пошёл! Снял свои дорогие туфли, наспех закатал штанины брюк, а носки запихнул поглубже в обувь. Песок под босыми ногами ощущался странно-непривычно. Словно привет из другой жизни. — Я исполнил твой маленький каприз. — Иди сюда, — бросил Ламбо через плечо. Он уже стоял по щиколотку в море. Пил через трубочку виноградный коктейль, улыбался мыслям. В свете закатного солнца казался моложе, чем есть на самом деле. Гокудера несколько раз моргнул глазами, прогоняя наваждение. — Когда мы впервые приехали в Италию, ты часто гулял с нами по пляжу. Не хотел отвлекать Дечимо, давал возможность освоиться и не волноваться за нас. Ругался жутко, возмущался. — Я... — Хаято, дай договорить, — он легко отмахнулся. Не отрывал зелёных глаз от горизонта. — Я тогда мало понимал. Злился на вас, спорил по пустякам. А теперь представляю каково было в этом возрасте становиться во главе огромной семьи и ужасаюсь. Вы смогли сохранить наше детство, почти ничего не требовали. Спасибо. Я правда ценю это. В этот момент что-то оборвалось в сердце Хаято. Он не знал в чем дело. В ласкающей ноги тёплой воде, трогательных словах или по всем виновата скопившаяся за день усталость, но он чувствовал себя растерянным. А Ламбо просто улыбался ему. Искренно, от всей души. — Ты был прав. Здесь хорошо.