Полночный разговор

– Сенку, у меня к тебе разговор. – с этими словами однажды появился на пороге дома учёного Ген. – О науке? – оживился тот, готовый говорить о науке когда угодно, где угодно и в любых количествах. Точнее, в количествах, которые оказывались способны выдержать его собеседники. – О тебе. – пресёк его воодушевление гость. – А, обо мне. – сразу потерял весь интерес тот. – Почему я делаю то, что делаю, так, как я это делаю, или что-то более личное, вроде вопросов не по мальчикам ли я, раз не смотрю на рассекающих вокруг красоток на любой вкус, как однажды пыталась деликатно поинтересоваться Юдзуриха? – сопроводил слова неприязненным взглядом. – Ты бы спрятал свои колючки, дружочек. – со своей обычной лисьей улыбкой заметил Ген. – Я пришёл поговорить о действительно важном, касающемся тебя. Возможно, оно касается всех, если я вдруг окажусь прав… – Хватит ходить вокруг да около, менталист! – чуть повысил голос хозяин жилища, в которое вторглись незадолго до полуночи, отнимая время сна, которого и так вечно не хватало. – Раз пришёл говорить – говори! – Напрямую, как всегда… – смешок. Но тут же становится серьёзным, будто сбрасывая маску: – Хорошо, Сенку, как скажешь. Есть одна вещь, которая давно не дает мне покоя. Раз – случайность, два – совпадение, три – уже закономерность. Ты не хуже меня это знаешь, всё же учёный, как никак. – К делу! – прикрикнул тот. – К нему и веду. – усмешка, впрочем, быстро пропавшая. – Я поспрашивал ребят… всех ребят. Никто из них не помнит времени, проведенного в состоянии окаменения. Спросив Тайдзю и Юдзуриху, выяснил, что ты способен спать на порядок меньше остальных. И есть тоже меньше, при этом не теряя возможностей разума и тела. Невозможно идеально точно считать секунды, тем более в таких количествах, как делал это ты, ещё и подгадав проснуться весной, что доказывает правильность счёта. Да и управлять своим пробуждением из оков камня силой воли – весьма нестандартный навык, не находишь? – тишина в ответ. Учёный ждёт, пока все карты будут выложены на стол. – Ты отворачиваешься при виде крови, что остальные принимают за жалость или непереносимость, но я своими глазами видел как поспешно ты отводишь взгляд с выражением почти испуга на лице. Ещё твои глаза, в полумраке они так интересно поблёскивают, прямо как сейчас, а пару раз почти светились… – недолгая тишина, парни смотрят друг на друга. Не дождавшись ответных слов, Ген продолжает: – А тот удар Цукасы, который должен был стать для тебя смертельным? Ты сразу понял, что он станет проблемой и заранее готовился… Было бы неудобно, оживи ты после вроде как смертельного повреждения. Затем и понадобился фокус с кусочком неснятого окаменения. Именно фокус, будь все и правда так – ты не смог бы поворачивать шею и уж точно хрустеть ею, как ты показательно делал перед Цукасой, чтобы заставить его ударить именно туда. Тебе ничего не стоило создать клей на основе компонентов, которые растворяются живой водицей и заодно предохраняют кожу. Или в той баночке вообще было что-то другое, похожее только цветом и запахом? Кто бы там заметил впопыхах и отчаянии от твоей «кончины»… Было бы странно, останься у тебя ожоги после такого лечения, слишком подозрительно… – На что это ты тут намекаешь?! – выглядел злым, но психолог со стажем отчётливо видел испуг, который тот пытался скрыть за гневом. – На правду, Сенку. – склонил голову на бок Ген. – У тебя имеется преимущество, которого лишены все остальные. Я долго не мог поверить и всё искал опровержения, отказываясь соглашаться с подобной антинаучной теорией, но в итоге успешно доказал обратное. Такое ведь и в науке бывало, верно? Пытаясь опровергнуть чьё-то заявление учёные доказывали его истинность, так что ты должен меня понять… – и на сей раз учёный не воспользовался оставленной паузой. – Это казалось мне несовместимым с твоей одержимостью наукой... Кстати, ещё твоя память, начертить чертежи из головы способны единицы, а так точно – наверное, никто, кроме тебя… Твоё желание воскресить, вернуть, спасти всё человечество – настоящее, искреннее и сильное желание, при том, что ты сирота и никого из твоих родных среди статуй быть не могло… Этого я, если честно, до сих пор не понимаю. Думаю, ты просто такой. Но мы сейчас не о том. Давай, Сенку, я твой друг, пусть ты, возможно, и думаешь иначе. Ты можешь мне довериться. Скажи, ты же… не человек? – чуть помедлил перед тем, как озвучить «антинаучную теорию». – И как только не побоялся прийти ко мне с такими догадками. Если я действительно тот, на кого ты намекаешь вот уже который раз… Не подумал, что могу убить за раскрытие своей тайны? – угрожал, но Ген прекрасно видел страх в красных чуть светящихся глазах напротив. – Не побоялся. Я знаю тебя, Сенку. Ты никому не причинишь вреда, скорее сам пострадаешь за других. – чуть молчания и, когда его не прерывают – продолжение, предельно мягкое: – Позволишь мне это произнести? Ты… – Я – человек науки! – рявкает тот, прерывая на полуслове. В глазах отчаяние, злость и… растерянность. Выражение, которое это лицо, эти глаза, казалось, вовсе не способны принять. Понимание, что утратил контроль над ситуацией, да и не имел его в этом разговоре. Позволил сказать всё это и теперь остаётся только принять вывод: – Ты – вампир. – договаривает фразу Ген. – Нет!.. – кривится учёный, как от боли. – Я требую, чтобы это определение не применялось ко мне! Я – человек науки! – пытается сохранить остатки достоинства и смотрит в глаза, на лице осознание. Если этот человек расскажет хоть кому-то о своих подозрениях, найдется куча народу, которая тут же разыщет подтверждения, даже те, которых не существовало в природе. Он уже ничего не может требовать, оттого излом бровей скорее страдальческий, чем злой. Ему бы сейчас в ногах валяться и умолять или договариваться, но он продолжает сидеть ровно и не предпринимает ровным счётом ничего. Гордый до последнего, даже перед лицом возможного конца. – Ты уже говорил. Но это скорее должность или склад ума, чем видовая принадлежность. Так… это правда? – не стал снова называть тем словом, которое явно не нравилось собеседнику. – Это… – несколько секунд колебания, легко можно представить скоростное обдумывание вариантов. И поникшие плечи с опущенным взглядом заранее показывают сделанный выбор, ещё до того как прозвучат слова. Сенку сдаётся. – Только отчасти правда. Я не один из них, я – потомок. – на недоумённый взгляд тут же следует пояснение: – Обычно таких как я называют полукровками, но некоторые зовут потомками, это, по-моему, ближе к сути, ведь крови тех существ в нас, во мне, далеко не половина… – усилие, с которым учёный возвращает себя к теме, более, чем заметно. – У потомков бывают разные особые способности и внешние особенности… – А клыки есть? Или стачиваешь? Больно, должно быть… – не утерпел Ген. Но тут же понял что задал не лучший вопрос. Собеседник снова поморщился как от боли. – У меня нормальные человеческие зубы. – чуть не прошипел в ответ. – Это с глазами не повезло и волосами… Удивляюсь, как никто раньше не замечал. – Ты всегда такой уверенный в себе и знающий лучше всех, что в тебе перестаёшь сомневаться. Тебя – всего, целиком – начинаешь принимать как данность уже после пары часов общения. – ответил Ген, позволяя тому отвлечься от очевидно неприятной темы. – И с мозгами повезло. – тот продолжил сам, уже спокойнее, благодарно кивнув, когда понял, что ему намеренно дали передохнуть, собраться с мыслями и чуть расслабиться. – Настолько, что даже полное окаменение тела не полностью отключило моё сознание. Хоть где-то польза от той наследственности… Ген, можно тебя попросить? – тем же тоном, вообще без перехода. – Я бы и так никому не сказал. – получилось чуть оскорблённо. – Нет, менталист, ты не понял. – впрочем это звучало уже тепло, почти по-дружески. Тон, который бывал у "человека науки" очень редко. – Я прошу тебя говорить, когда мои глаза начинают светиться в темноте. Вечно забываю пить эту гадость… – Ты как-то подавляешь свою суть лекарствами собственного приготовления?! – поразился и снова попал в неприятную тему, можно сказать – болевую точку. Похоже, они там все такие, в этом вопросе. – Почти. Вываренный сок одного растения… – и всё же учёный ответил. Может, и считал себя должным отвечать, но главное, что отвечал. – И оно ничего не подавляет, просто убирает свечение и зловещие отблески моих глаз. – Значит, ты не сразу положил Тайдзю под капли! – сделанный вывод обрадовал раскрытием ещё одной тайны. – Не угадал, сразу. – хмыкнул собеседник. – Но всё это длилось дольше, чем я себе представлял. Я ведь старался проснуться весной ещё и потому, что это растение цветёт, так его на порядок легче отыскать. Но той весной не нашёл, только следующей. Повезло, что здоровяк не очнулся раньше. – Ты рисковал. А если бы?.. – Ничего страшного. – Но если твои глаза и правда по-настоящему светятся в темноте… – кивок подтверждения. – То даже он понял бы, догадался… – Говорю же, ничего страшного. – снова качнул головой Сенку. – Тайдзю, пожалуй, единственный, кому я мог бы доверить свою тайну. Верю, что не отвернулся бы и не отказался спасать вместе со мной человечество… – тёплая улыбка, такая редкая гостья на этом лице, в отличии от своей сестры – сардонической ухмылки, и их брата – воодушевлённого оскала. – Я в детстве был нелюдим, ударился в науку… Как удивительно то, чего достигли люди одним лишь только своим умом и желанием большего!.. – выглядел как вдохновлённый мальчишка, каким в этот миг и являлся. – Никого не хотел видеть рядом с собой, а он… как бы я не ругался и не обзывал его – всё равно приходил. Потом я смирился и даже понял что люди находят в этой вот штуке – дружбе… И это стало частью нашего общения. Кому-то со стороны может показаться, что я груб с ним, а тот всё сносит из природной доброты и порядочности или даже послушности, но это не так. Это наша устоявшаяся модель поведения, нас обоих в ней всё устраивает. Тайдзю знает, что я ершистый и предпочитаю разговаривать в приказной ультимативной форме, что не благодарю за старания и вообще сложный для общения и понимания, но… так же он знает, что я благодарен ему и доверяю больше, чем кому бы то ни было. А причина, почему он до сих пор не знает моей тайны – в его же простоте и общительности. Может сболтнуть ненароком или наоборот, зная как это важно, будет столь тщательно контролировать свою речь, что даже человек без навыков психолога заподозрит неладное. Но, как уже сказал, я был готов к тому, что он узнает; собирался позволить этому случиться. И сейчас всё осталось так же – я сделаю это, расскажу или сразу покажу, если не останется выбора. – Если я спрошу, как ты выживал тот год, особенно зимой… – Ген уже не знал как сформулировать осторожнее. Но его поняли и так: – Хоть это и совершенно отвратительно, я могу питаться одной кровью, и не замёрзну при наличии нескольких теплых шкур. – судя по закаменевшему лицу – ещё одно не лучшее воспоминание. – Ту зиму я провёл как настоящий зверь, только и имеющий, что свой домик. Не больше, ведь Тайдзю мог заметить вещи, сделанные больше пары месяцев назад. – Сочувствую. – только это и придумал Ген, передумав спрашивать является ли кровь обязательной в рационе «потомка», как предпочитал называться Сенку. И, тем более, не стоило спрашивать, действительно ли тот не знал о существовании деревни Исигами и не наведывался ли туда тёмными ночами. С его-то отвращением к насилию… И так понятно, что страдали только животные. Но оставался ещё один вопрос: – А Бьякуя? Твой приёмный отец?.. – снова затруднялся с формулировкой и ограничился одним лишь: – Вы ведь похожи внешне. Были. – Мы – дальние родственники. – кивнул учёный без особого выражения на лице. – Были. Он был потомком в более далёком поколении… то есть больше поколений чисто человеческих предков с вмешательства… этих существ. – поморщился. – Конечно, меня – такого – не доверили бы людям. Никому не нужны проблемы с оглаской, если бы я… позволил, себе неосторожность. – вздрогнул и зло выдохнул, явно что-то вспоминая. Спрашивать об этом тоже не стоило. – Как сам видишь по людям деревни Исигами, кровь Бьякуи не закрепилась. Хотя, может его гены отразились не во внешности, а в мозгах. Та же память Рури и остальных её предков-жриц. – Понятно. Так… те, чьи вы потомки… они тоже окаменели? – постарался избегать того определения. И не зря, судя по благодарному взгляду. – Понятия не имею, что с ними. – буркнул Сенку. По лицу читалось дополнение: «И знать не хочу». – Может, тоже окаменели, может, что-то придумали, если окаменение их не затронуло, чтобы дождаться возвращения человечества, может ещё что – мне нет до них дела. Хотя они наверняка появятся, когда человечество восстановится. С этим я ничего не могу поделать. – Но всё же, почему наука, дружочек? – по-прежнему недоумевал Ген. – Я не хотел быть как они. Полагаться на свои особые способности… Я, сколько себя помню, восхищался людьми, восхищался их достижениями при помощи одного только разума. Когда-то хотел попытаться объяснить с научной точки зрения их существование и возможности... Молодой был, глупый… – горький смешок. – А Бьякуя поддерживал, свои собственные деньги вложил в мою первую лабораторию… Потом, через несколько лет признался, что научно объяснить способности… этих существ, которые наши предки, невозможно. Они работают по совершенно другим законам и принципам. Но он сам когда-то хотел это выяснить, потому и поддерживал меня в этом стремлении. – рассказывая это, учёный выглядел как никогда раньше: ласковая улыбка, полуприкрытые, затуманенные воспоминаниями, смотрящие в прошлое глаза… Небывалое зрелище. – Но науку я не разлюбил, собирался разрабатывать аналоги, действующие не хуже тех способностей, но случилось окаменение. И теперь я занимаюсь этим. Почему? Люди великолепны и замечательны, каждый из них может сотворить чудо. Оставить хоть одного камнем – недопустимая роскошь для мира науки. – Хоть ты и перевёл тему, я всё равно заметил… Ты любил его, своего приёмного отца. По-своему, но всё же любил. – Наверное. Никогда не искал названия этому чувству. Без него я никогда не стал бы тем, кем являюсь сейчас. Может, будучи другим, и не жалел бы, но история не имеет сослагательного наклонения, никаких «было бы, если бы». Я доволен тем, что имею сейчас. – прямой взгляд, лёгкая полуулыбка. «Человек науки» уже полностью взял себя в руки и перестал беспокоиться о том, что его тайну узнали. Поверил, что ему не желают зла и ничего плохого не случится. – Помогать тебе чем-то? Может, что-то нужно, а ты стесняешься попросить? – Только подмечать восстанавливающееся свечение моих глаз. – отрицательно качнул головой тот. – Хотел бы я глянуть на это свечение в полную силу… – Не самое приятное зрелище, уверяю тебя. Представь бликующие отражённым светом глаза кошки, добавь в два раза больше яркости и красный цвет – получишь что-то примерно похожее. Этого вида из темноты даже Бьякуя в своё время пугался, он же и нашёл то растение, чей сок ослабляет этот эффект до практически незаметного мерцания в полумраке. Если не присматриваться и не задумываться, то и не заподозришь. – Знаешь, а я ведь собирался тебя спровоцировать. – как бы невзначай обронил Ген. – Но потом решил сначала поговорить. Ты всегда казался достаточно рассудительным, чтобы воспринимать доводы рассудка. Вообще, таких как ты, фанатов чистого разума, ещё поискать… – усмехнулся и перешёл к делу, уже глядя прямо: – Итак, дружочек Сенку, каково твоё отношение к крови, в частности, человеческой? Под «спровоцировать» я имел в виду порезаться, оставшись с тобой наедине. – Мне это не нужно. – упрямо смотрел в глаза, показывая своё недовольство от возвращения к этой теме. Но на следующих словах взгляд скользнул в сторону: – Но я на это реагирую, потому и отворачиваюсь. Генетика, чтоб её. – оказывается, учёный умеет смущаться, поразительно. И очень мило. – Хорошо, как скажешь. – поднять руки в жесте «сдаюсь», ещё и так показывая отступление и принятие точки зрения собеседника. – Просто знай, что можешь на меня рассчитывать в такого рода вопросах и любых других. – ответом молчаливый кивок и благодарность в этих невероятных глазах. – Так, значит, на этом всё? Мы просто сделаем вид, что этого разговора никогда не было? – Именно так. – соизволил ответить учёный. Вздохнул и добавил с нежеланием, но пониманием необходимости: – Если мне понадобится помощь «знающего» человека – я обращусь. – не любит подобные разговоры по душам. Ершистый и сложный, как сам о себе и говорил. Но всё же хороший. И человек, и друг, а как учёный – и вовсе превосходен. – Помогу всем, чем смогу. Всем, понимаешь? – с намёком. Тот поморщился, уловив глубинный смысл, но кивнул, принимая предложение и такой помощи тоже. – При необходимости. – Обязательно. Спасибо, менталист. – ещё одна настоящая улыбка. Завтра будет новый день, они будут заниматься тем же, чем и обычно, не вспоминая о произошедшем этой ночью. И еще много дней после, до поры до времени схоронив в глубинах памяти этот полуночный разговор. Но, возможно, когда-нибудь Ген всё же сумеет пригодиться ещё и таким необычным образом их удивительному лидеру, за которым следовал по велению сердца.