Льву можно

С момента, когда Настя подслушала ночной разговор брата с Матвеем, её жизнь словно разделилась на «до» и «после». Откровения предавшего её фиктивного жениха словно раскрыли ей глаза, заставив по-другому взглянуть на сильного мужчину, которого полюбила. Если бы она только знала, когда в пятнадцать заглядывалась на него тайком, что он тоже влюбился в неё, то что бы было? Пашка бы его прибил, наверное… Вернувшись к себе, Настя так и не смогла заснуть, сидела перед выключенным ноутбуком, потрясённая и разбитая. Слёз уже не было, все выплакала до его приезда. И ведь втайне ждала, что приедет, примчится за ней, что попросит прощения, что сорвёт у неё поцелуй, а там и всё остальное. Увидела, как наяву, как он стоит перед ней на коленях, но в глазах нет смирения и раскаяния, а плечи расправлены гордо — так стоят перед расстрелом, а не перед девушкой, у которой просят прощения! Вот такой он, её Матвей, со своим несгибаемым характером и любовью к ней — такой простой и замороченной девчонке. Настя схватила лист, принимаясь рисовать затопивший душу образ, снова переживая этот момент, на разрыв души. Когда не смогла ещё простить и понять. И такими мелкими показались её претензии к нему, такими неважными сейчас. Всю оставшуюся ночь она рисовала. Его, конечно, своего несостоявшегося жениха, во всех позах — в костюме, в футболке и джинсах, в одних штанах… Задумчивого, ласкового, мрачного и улыбчивого. С сигаретой у форточки в родительской квартире, за рулём машины, за столом в ресторане, со смартфоном возле уха со сдвинутыми грозно бровями… Во дворе Пашиного дома, идущего рядом с Диком, сидящего на пеньке у мангала, стоящего в гараже перед тем, как она его поцелует впервые... Рисунки разлетались по полу, а она брала новый лист, и бездумно наносила штрихи, стирала резинкой лишнее, добивалась совершенства и передачу именно конкретного образа и жизненного момента. Павел зашёл бесшумно, когда Настя уже вынырнула из поглотившего её вдохновения, закончив рисование портретов Скуратова, и включила их танец на повторе — то самое видео, что получилось у кого-то из посетителей ресторана лучше всех. Теперь — на большом экране новенького ноутбука — она совсем иначе воспринимала Матвея, танцующего с ней зажигательное танго. Как он смотрел на неё! Как изящно двигался! Каким опасным и страстным казался! Как она на него смотрела — доверчиво и беззащитно, а потом дразняще, а потом… — Опаньки! — бесцеремонно воскликнул Павел, застыв на пороге. Настя вздрогнула и обернулась. Брат переводил взгляд с пола, усеянного рисунками, на экран компьютера и обратно. — Рисунки мои! — заявил авторитарно. — По крайней мере, половина! А видео перешли немедленно мне на вацап! — Паша! Не трогай! — ужаснулась Настя, не в силах пошевелиться — никто не должен был это видеть! Но брат уже опустился на колени, собирая её творческое безобразие с удивительной скоростью для его габаритов. — Потом сфоткаешь, — фыркнул он, поспешно складывая рисунки один на другой. — Видео пересылай, мелкая! Что застыла? Собрав все до единого рисунки, Павел поднялся и ухмыльнулся, рассматривая верхний, самый неприличный — где она изобразила Матвея в душевой кабинке, со спины, в пол-оборота, в полный рост. Соблазнительного, красивого, мрачного. — Отдай! — подскочила к брату, наконец выйдя из ступора, но Павел поднял рисунки над головой, пользуясь своим ростом. — Отдам последний, где он с голой задницей, если перешлёшь видео с танцем! — заявил, вредно ухмыляясь. Поймал её за талию и прижал крепко к своему боку, чтобы не прыгала в попытке вернуть рисунки и сразу их все порвать. — Ну и чего мучаешь мужика? Сама вон, влипла в него по самую макушку, и не спорь. — Не показывай никому, — ткнулась она в его грудь, хлюпая носом. — Обещать не могу, — возразил брат, целуя её в макушку. — Некоторые повешу в кабинете, сразу предупреждаю. Остальные Светке покажу и верну тебе. — Я его люблю! — всхлипнула она потерянно. — И он тебя любит, — хмуро ответил Павел. — Где трагедия? — И что мне делать? — Понять, простить, любить и доверять! — А если не умею? — Учись! — отрезал брат безжалостно. — Вон, танцевать научилась, рисовать научилась, за что ни берёшься, получается. А быть любимой и любить — это самая сложная работа, воронёнок. И учится придётся всю жизнь. Неужто не справишься? Она судорожно вздохнула, попыталась отстраниться. Павел отпустил, поцеловал в лоб. — Спать ложись, горюшко, или пойди выпей кофе. Поплачься Светке, она тебя любит. — Знаю! Светке она плакаться не стала, помогала с детьми, вот, кто любил Настю без всяких условий. Погуляла с Диком, каждый миг ожидая, что скоро проснётся Матвей и ей нужно будет заглянуть в его глаза. Павел вывел на улицу детей, велел ей идти выпить кофе. — Хорош торчать на морозе! Дик, ко мне! Ванятка, ну-ка подбери вон ту палку. Настя пришла на кухню и попросила Свету заварить ей кофе. — Ты же не любишь кофе, ребёнок, — удивилась невестка, но пошла включать кофе-машину — недавно Павел приобрёл, и Настя даже научилась ею пользоваться, но всегда приятно, когда за тобой ухаживают. — Сбегай пока за кремом в гостевую ванную, детский, сразу увидишь на верхней полочке. Настя и побежала, обрадованная, что чем-то может помочь, а то места себе не находила. Влетела в ванную, да так и застыла в шоке — увидеть Матвея после душа и без одежды она никак не ожидала. И смотрит ещё так лениво из-под тяжёлых век, скрестил на груди мощные руки, а ниже — в полной боевой готовности… И ведь ни капли смущения, бессовестный! Настя даже дышать не могла от откровенного зрелища. Что-то пробормотала, схватила крем и сбежала, полыхая щеками. Старалась развидеть соблазнительное зрелище, а то руки уже чесались нарисовать. — Ты там призрака увидала? — хмыкнула Светлана, поставив перед ней кофе и отбирая крем. — Матвея, — прошептала Настя, глядя на Свету круглыми глазами. — Он был в ванной, совсем без… всего. И он… у него… встал! — Настя закрыла лицо руками, а ещё зажмурилась. — Ну, бывает, — хмыкнула Светлана и тихонько рассмеялась. — Есть хотя бы, на что посмотреть? А то мало ли, не впечатляет, так мы другого тебе подыщем. — Света! — Да полно тебе, ребёнок, — Светлана села за стол, глотнула сок из стакана. — Первый раз, что ли, увидела? У вас же всё уже было. — Было, — уныло покивала Настя. — Предохранялись? Настя уставилась на невестку шокировано, а ещё медик, называется! — Понятно, — усмехнулась Светлана. — Поговори с ним, воронёнок, хватит уже дуться. Тебе же он нравился всегда! — Поговорю, — мрачно откликнулась Настя. — Когда-нибудь. — О, а вот и он. Не смей убегать, ты всегда была храброй девочкой. Дай ему шанс, детка, он тебя много лет ждал, прояви сочувствие. Настя сглотнула и кивнула соглашаясь — она попробует. Света, предательница, сбежала сразу, как поставила перед Матвеем кофе и еду. А Настя долго не могла поглядеть на него, хотя внутри всё трепетало от противоречивых чувств. Разговор не получился, и она бы сбежала всё же, но что-то пошло не так, когда он попросил ещё кофе. И она воочию вдруг увидела их будущую жизнь, и так легко было представить, что они уже женаты, что у них обычное утро, а где-то там их дети… И получилось сразу признать — она хочет эту уютную и понятную жизнь для себя и Матвея. Подошла и обняла его крепко — иногда действия и поступки куда лучше слов могут всё объяснить. И Матвей не подвёл, принял её желание, отнёс в спальню и любил её долго и нежно, а потом грубо и крышесносно, заставив умирать и возрождаться снова. — Возьмёшь кольцо? — спросил Матвей совсем не романтично, когда они отдыхали, вымотанные и счастливые, лёжа в обнимку на её узкой кровати. — Я, если что, тебя замуж зову, воронёнок. Двадцатого июля распишемся. — То самое кольцо? — То самое, — хмуро подтвердил он. — Моя невеста, настоящая невеста, не может носить какую-то бижутерию. — Возьму, — согласилась Настя бездумно. — Я сейчас почти на всё согласна, пользуйся! — Машина? М-м? Мини-Купер? Совсем твоя — без всякой арендной платы? Как дети пойдут, поменяем на семейный автомобиль. — А ты хочешь детей? — почему-то удивилась она. Но протеста внутри не возникло. Она точно хотела — такую маленькую копию Скуратова Матвея. — Двух-трёх, но и на одного согласен. Так что, пойдёшь за меня замуж? — По-настоящему? — спросила Настя с прищуром. — Реально! — подтвердил он. — С белым платьем и толпой нетрезвых гостей. С криками «Горько!» и первой брачной ночью. Я лев, понимаешь, воронёнок, по гороскопу. И мне обещали в этом месяце, что «льву – можно». — Ладно уж, — широко улыбнулась Настя. — Раз уж льву можно, бери меня всю, без остатка. Но и я хочу, чтобы лев был только мой, навсегда. — Как скажешь, — поцеловал он её в губы коротко и властно. — Я весь твой, а ты — моя. Позволишь это отпраздновать ещё разочек? — Ещё? Я хотела пойти в душ… — Всё потом! Прошу! Нам нужны детки, лапочка, ты же помнишь. — И свой дом, — Настя выгнулась из-за острых ощущений от его ласки. — Чтобы, как Павел… О, да, мой лев! — Дом будет! — накрыл он её своим телом. — Обещаешь? — Клянусь!