Пора действовать

      Дул ласковый ветер. Напряжённое лето медленно уступало свои права таинственной осени. Хатидже со своей верной подругой Гюльфем-хатун сидели в саду в окружении безмолвных служанок. Они наслаждались тишиной и спокойствием, коих так не хватало в султанском дворце.       Хатидже закрыла глаза. Ветер нежно касался её волос. Ибрагим. Она стала представлять, как его могучие руки блуждают по её телу. Осторожно, боясь навредить, касаются её лица. Чтобы в конце он мог опустить свои толстые губы к её лбу. Какая жалость, что это всего лишь фантазии. Ибрагим мёртв. Покоится в потаённой могиле, которую ни она, ни их дети, ни кто-либо ещё не имеют права навестить. Какая подлость!       — Всё кончено, Ибрагим, — промолвила Хатидже. — Ты отомщён. — Весь мир перестал существовать для неё. Были только она и дух Ибрагима. Идеально.       — Госпожа… — Обеспокоенная Гюльфем осторожно коснулась руки Хатидже, пытаясь вывести её из этого мрачного состояния. Ей это не удалось. И тогда она решила прибегнуть к более действенному методу: — Хюррем-султан ищут.       Нежное лицо принцессы вмиг исказилось гримасой отвращения. Она спустилась с небес на грешную землю, на которой её уже ничего не держало.       Гюльфем с облегчением выдохнула. Госпожа была хрупким цветочком, которую мог погубить и маленькое дуновение ветра. Гюльфем хорошо помнила, как в самые счастливые годы своей жизни, когда был ещё жив Паргалы Ибрагим-паша, она едва не оборвала свою жизнь из-за потери ребёнка. Теперь паша мёртв. Казнён по приказу повелителя. И единственное, что заставляло жить Хатидже было желание отомстить Хюррем-султан за гибель своего супруга.       — Пусть, — тихо произнесла Хатидже после минутной паузы. Казалось, общение давалось ей с трудом. — Всё равно не найдут, — сказала она твёрдо.       Гюльфем поджала губы. Самоуверенность госпожи раздражало. Да и не только самоуверенность. Отрешённость от жизни, постоянные скандалы, опасные интриги, которые могут стоять им жизни. Хатидже не могла жить спокойно. И другим не давала. Все должны были страдать. Она не щадила никого, даже своих детей. Бедные Осман и Хуриджихан! Гюльфем искренне было их жаль. Но поделать ничего не могла. Она — безвольная рабыня, навсегда прикованная к Хатидже-султан.       — Не будьте так самонадеянны, госпожа. Речь идёт о Хюррем-султан, — поддавшись внезапно порыву души, бросила Гюльфем. — Она столько раз спасалась и возвращалась во дворец.       — В этот раз не спасётся. Ты слышишь, Гюльфем? В этот раз не спасётся она! — Забыв о дворцовом этикете, Хатидже схватила Гюльфем за плечи и стала трясти.       Она смотрела на Гюльфем, но совсем её не видела. Вместо неё была другая женщина. Роскошные рыжие волосы были подобны языкам пламени. Яркие голубые глаза совсем не походили на тусклые глаза Гюльфем-хатун. Завершал этот необычный образ довольная ухмылка. Это была Хюррем. Змея-Хюррем. Проклятия династии Османов. Её погибель. Побеждённая и униженная, Хюррем по-прежнему смела насмехаться над ней. Вот же дрянь! Предпочтёт сгореть в пламени Ада, нежели хоть раз проявить уважение к настоящей госпоже.       — Вы глупы, госпожа. Повелитель меня обязательно найдёт и вернёт во дворец. Вот увидите, — с ядовитой ласковостью сказала иллюзия Хюррем. Хатидже готова была набросится на неё. Лишь бы сорвать эту мерзкую улыбку с её лица. И увидеть наконец долгожданные страх и ужас. Хатидже жаждала покорить Хюррем. Сломать её. Сделать то, что не удалось Валиде и Ибрагиму. Пускай эта змея поплатиться за свою дерзость. Пускай поплатиться за то, что отняла у неё Ибрагима руками её собственного родного брата…       — Госпожа, вы в порядке? — обеспокоенный голос Гюльфем рассеял мираж.       Хатидже моргнула. Хюррем здесь не было и быть не могло. Ей привиделось.       — О Аллах, что со мной? — Силы покинули её.       — Госпожа…       Хатидже соизволила обратить внимание на окружающих. Пятеро служанок стояли неподвижно. Не смея поднимать свой взор на них. Но несмотря на это, Хатидже чувствовала их любопытство и страх. Какие же они жалкие. Что взять с рабов?       Гюльфем сидела в привычном расположении. Казалось, её вообще не хватали и не трясли. Думая о Хюррем, Хатидже, незаметно для себя, отпустила испуганную Гюльфем.       — Хюррем больше нет. Но она всё равно заставляет меня страдать. Ведьма, — с ненавистью в сердце прошептала Хатидже. Это было не справедливо. Почему Хюррем всегда стоит на шаг впереди? Даже сейчас, когда она стала её пленницей, Хатидже не чувствовала вкуса победы. Вместо этого её душу терзал страх разоблачения и очередного торжества врага. На этот раз всё слишком серьёзно. На кону поставлено всё. Она не может потерпеть поражения. Не в этот раз. В противном случае, брат примет меры против неё. Похищение жены он не простит. Такое не прощают, этого она понимала.       Взгляд Хатидже сосредоточился на Гюльфем. Преданная подруга. Всегда с ней и в горе, и в радости. Она единственная, кто знала правду.       — Гюльфем, ты ведь никому не рассказала? — тихо спросила Хатидже.       Гюльфем проглотила ком в горле. Она сразу поняла, о чём именно спросила Хатидже.       — Что вы, нет, госпожа. Ни в коем случае.       — Ни Шах, ни кому-либо ещё?       Хатидже взглянула Гюльфем в глаза. Её тревожили подозрения. Не рассказала ли преданная Гюльфем кому-нибудь о похищении, боясь за неё? Например, сестре Шах. Хитрая и властная Шах Хубан вполне могла надавить на Гюльфем и узнать.       — Никому не рассказала. И не расскажу, — уверенно сказала Гюльфем. — Будьте уверены, я унесу эту тайну в могилу.       Хатидже тяжело вздохнула.       — Я на тебя очень надеюсь, Гюльфем.       Хатидже прослезилась. Это тронуло Гюльфем. Её нежная и ранимая госпожа. Несчастная. Ей бы заняться своими детьми, принять бедолагу Хюсрева как нового мужа и жить дальше. Ибрагим-паша мёртв. Его не вернуть. Месть за него не принесло счастья никому. Да и достоин ли паша того, чтобы за него мстили? Гюльфем сомневалась. Злодей и интриган, посмевший изменить сестре султана, казнённый как изменщик вряд ли был достоин подобной чести. Но тсс… Такие мысли надо держать при себе.       Гюльфем помогла Хатидже встать. Та позвала окликнула своих служанок и ушла. Гюльфем покачала головой. Вот до чего может довести безумная любовь к мужчине. Ужас. Слава Аллаху, она избежала подобной участи.

***

      Махидевран с Мустафой покинули Стамбул и вернулись обратно в Амасью. Скоро и её отошлют. В этом Хатидже нисколько не сомневалась. Отношения с братом-повелителем и так были напряжёнными в последнее время, а после недавней ссоры, тот вовсе не желал её видеть. А о настырной племяннице, сумевшая прибрать к рукам весь гарем, говорить вовсе не приходилось. Она ненавидела её и даже не скрывала этого. Если тот же Мехмед по-прежнему проявлял должного почтения, то Михримах при любой удачной возможности старалась уколоть её словами. Хамила. Всячески провоцировала на скандалы. И ей это не плохо так удавалось. Хатидже однажды едва не закричала на весь гарем, если бы Шах не остановила.       Нет, оставаться тут и дальше ей нельзя. Но сначала:       — Какие новости в гареме? Говори.       Не помешает быть в курсе последних новостей. Вдруг намечается новая интрига? Похищение Хюррем не вернуло мир и покой в Османском государстве. Рустем по-прежнему в Совете Дивана. Он опасен. От него следует избавиться. Пускай Шах над этим поработает. Свой долг она уже выполнила. Очередь за ней.       — Мерджана-агу никак не могут найти. Шах-султан волнуется, — пролепетала юная Рана-хатун. Недавно появившаяся в гареме, она моментально стала глазами и ушами Хатидже-султан, спасибо Гюльфем-хатун. Это она спохватилась и вовремя прибрала невзрачную девочку к рукам.       — Это всё? — Хатидже мало заботило состояние любимого евнуха Шах. Говоря откровенно, ей было глубоко плевать.       Подумав, Рана ответила:       — Михримах-султан приказала подготовить гарем к скорому возвращению Хюррем-султан.       Хатидже усмехнулась. Михримах надеется, что её мать найдут. Но этому не бывать. Хюррем будет навеки в плену! Она сполна заплатит за смерть Ибрагима. Они все сполна заплатят. Брат наконец почувствует, каково это жить, потеряв навсегда любимого человека. Он поймёт её чувства.       — Можешь идти, — небрежно бросила Хатидже. Больше она в услугах хатун не нуждалась.       Поклонившись, Рана-хатун поспешно удалилась прочь. Хатидже осталась одна. Это хорошо. Никто её не побеспокоит.       Взяв дорогое сердцу старую скрипку, Хатидже вышла на балкон. Багровое солнце медленно опускалось за горизонт. Если приглядеться, то можно заметить на небе луну. Прекрасное зрелище. Самое то для влюблённых душ.       Хатидже начала играть на скрипке. Медленно опустила веки. И представила, что волшебство на музыкальном инструменте творит не она, а он. Ибрагим. Её прекрасный тёмноволосый Аполлон с не большой бородкой на лице. Возлюбленный поэт. Прекрасный рыцарь. Её Ромео из Парги. Они были так счастливы вместе. Зачем брат казнил его? Зачем поверил в гнусную ложь, которую наплела ему эта змея Хюррем? Зачем сделал её несчастной?       Хатидже убрала скрипку. Музыка не шла. Её руки то и дело тряслись. Глаза болели. Хотелось плакать. Но не получалось. Слёзы никак не хотели идти.       Хатидже издала протяжный стон, переросший в отчаянный вой.       Она скучает. Безумно скучает. Сердце болело от тоски. Успокаивало одно — скоро они снова будут вместе. Хатидже уже всё решила. Она вернётся домой. В последний раз увидит милого Османа и Хуриджихан. Попросит добрую Бейхан позаботиться о них. После чего, наконец, освободиться от земных оков, испив яда. Они вечность будут вместе. Она и Ибрагим. И никто их больше не разлучит. Аминь.       Внезапно возникшие, словно из самой Преисподней, руки схватили Хатидже за талию. Она вскрикнула.       Такого быть не могло. Она госпожа. Член великой династии Османов. Сестра повелителя мира. Её не могут похищать прямо из её собственных покоев. Это абсурд!       — Как вы смеете? Отпустите. Я приказываю! — крикнула Хатидже, но не произвела этим никакого эффекта. Для безмолвных похитителей она была словно немая рабыня, с которой дозволено делать всё что угодно.       Хатидже яростно сопротивлялась. Пыталась вырваться. Звала на помощь. Но всё бестолку. Злодеи держали её крепко. А дворец как будто опустел. Не единой души рядом. Не было никого, кто мог бы услышать её крики и прийти на помощь.       Хатидже снова подумала об Ибрагиме. Будь он жив, то спас бы её. Вырвал бы из рук этих негодяев. Но Ибрагим мёртв. И во всей империи некому больше вступится за неё, за несчастную сестру падишаха. Как же так?       Обессиленная Хатидже умолка и закрыла глаза. По её щеке пробежала одинокая слеза. О Аллах, за что?

***

      — Мне очень жаль, госпожа. Аллах мне свидетель, я не хотел этого. Но вы не оставили мне выбора, — нагло улыбаясь, сказал Мехмед.       Хатидже с кислой миной посмотрела на него. Было совершенно очевидно, что ему не жаль. Бессовестный негодяй и лжец! Истинный сын своей матери-гадюки. А ведь она считала его хорошим, не смотря на наговоры Махидевран. Хатидже проглотила ком в горле. Хюррем она тоже считала хорошей, жертвой большой любви, вопреки воли Валиде. И к чему это всё привело? Хюррем погубила Ибрагима. Теперь Мехмед похитил её и держит в грязной темнице, словно она — ничтожная рабыня. Валиде и Махидевран были правы. К сожалению.       — Что тебе нужно? — спросила Хатидже, хотя прекрасно знала ответ на свой вопрос.       — Найти свою мать.       Она посмотрела ему прямо в глаза, стремясь проникнуть в самую душу. Но ей это не удалось.       — Ты её никогда не отыщешь, — она придала своему голосу сталь. Пускай мальчишка поймёт серьёзность её намерений. — Смирись.       — Вот как… — насмешливо произнёс Мехмед.       Хатидже пошатнулась, как от пощёчины. Хюррем. Это была её манера общения. Её интонация. Её самообладание в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Только бы Мехмед не оказался столь же удачлив и прозорлив, как его матушка.       — Ты ведь знаешь, что она со мной сделала?       В глазах Мехмеда вспыхнул интерес. Если раньше он сомневался, то сейчас был полностью уверен. Это Хатидже-султан стоит за исчезновением его матушки. Гюльфем-хатун не соврала.       — Она отняла у меня Ибрагима. — Услышав имя Ибрагима, Мехмед должен был устыдиться и проявить к ней сочувствия. Так считала Хатидже. Но Мехмед продолжал молча смотреть на неё. Это взбесило Хатидже. Как ему хватает совести оставаться равнодушным? Мустафа, будь он на его месте, стал бы утешать её. — Я любила его. Ты слышишь? Он был для меня всем! — Её голос сорвался на крик. — Она лишила меня смысла жизни, — обессилев, прошептала она. Сколько времени она не ела? Часов пять? Шесть? Оказавшись в темнице, Хатидже пришла к мысли, что не сможет умереть, отказавшись от еды. Поскорее бы её освободили. — Ты должен понять меня, Мехмед.       «Должен? С чего ли?» — хотел сказать Мехмед, но осёкся. Потеряв любимого человека, Хатидже-султан похитила его мать. Потеряв матушку, он похитил Хатидже-султан, перед этим похитив и допросив калфу Махидевран-султан, Мерджана-агу и Гюльфем-хатун. Она жаждала отмщение. Он тоже. Поразительно.       Впервые в жизни Мехмед почувствовал родство с Хатидже-султан. Странное ощущение.       — Я вас понимаю.       Хатидже взбодрилась. На сердце стало легче. Мехмед не окончательно испорчен. Он понимает её. Он отпустит её. Точно отпустит. И она сможет осуществить задуманное.       «Ибрагим, жди. Я скоро буду там. С тобой», — мысленно обратилась Хатидже к покойному мужу.       Мехмед одарил Хатидже снисходительной улыбкой. Какая наивная. Серьёзно думает, что он так просто отпустит её и смирится с исчезновением матери. Нет! Ни за что! Он разузнает, куда Хатидже-султан упрятала матушку, даже если для этого ему придётся запытать её до смерти!       Фалака — наказание довольно суровое. Его суть — удары палкой по пяткам виновного. Мехмед не раз видел, как фалакой усмиряли буйных янычар. Как не были упрямы жестокие войны, они долго не выдерживали и ломались. И при этом, если и оставались следы от ударов, то они быстро пропадали. То, что нужно, чтобы разговорить упрямую женщину.       Хатидже с растерянным выражениям лица лежала на полу. Её босые ноги были приподняты вверх и привязаны к деревянному шесту.       Мехмед её просто запугивает, размышляла Хатидже. Он не посмеет так с ней поступить. Не посмеет же, правда? О, Ибрагим, где же ты? Где ты, когда так нужен госпоже твоего сердца? Почему не спасаешь, любимый? Не видишь, в каком страшном положении она находится?       Молодой евнух робко нанёс первый удар. Хатидже закричала. Сколько не от боли, сколько от испытанного позора. Она член династии Османов. Дочь грозного султана Селима-хана и его жены крымской принцессы Айше Хафсы-султан. Сестра султана Сулейман-хана. Она госпожа по крови. С ней никто не может так обращаться. Не имеют права!       Евнух нанёс второй удар. Третий. Четвёртый. Мехмед не отрывая глаз смотрел, как Хатидже морщится от боли. Как дёргается. Дрожит. Слушал, как она вопит. Стонет. Ему не должно нравится пытки беспомощной женщины. Это отвратительно. Но ему… нравится? Мехмед не знал точно. Но мучения Хатидже-султан вполне удовлетворяло его.       — Я хочу знать, где моя матушка, — сказал он.       Хатидже хотела плюнуть ему в лицо. Показать, что она думает о нём и его матери-рабыни. Но не смогла. Евнух снова нанёс ещё один удар. Да будь он проклят. Да будь они все прокляты! Чтоб они все сгорели в пламени Ада!       — Удары будут становиться всё сильнее и сильнее. Скажите, куда вы упрятали маму, пока ваши ноги не превратились в кровавые куски мяса!       Шайтан. Демон. Монстр. Враг всего человеческого. Именно таким Мехмеда сейчас видела Хатидже.       Хатидже сглотнула. Попыталась сжать правую руку в кулак. Не получилось.       — И-Ибрагим… спаси… — на последнем издыхании прошептала Хатидже.       О Аллах, забери её душу. Забери скорее, пока не стало слишком поздно. На кону поставлено всё. Хюррем не может вернуться. Не может.       Перед тем, как провалиться во тьму, Хатидже вновь её увидела. Хюррем. Она стояла за спиной Мехмеда и торжествующе смотрела прямо на неё. Колдунья. Погибель династии…