Укрепляя международные связи

      Пожиратели атаковали Нору. И после жуткой новости Гермиона впервые обрадовалась тому, что осталась на каникулах в Англии. Она смогла без долгих расшаркиваний аппарировать на Гриммо и помочь Гарри с горюющим семейством Уизли заново освоиться на временном месте жительства. Был страшен не столько факт нападения – сколько легкость, с которой была обнаружена Нора. Обнаружен сам Гарри. Пускай авроры запретили всем, помимо старших Уизли, возвращаться домой, дел от этого нашлось не меньше. Помочь с готовкой, уборкой, расквартировкой, восполнением утраченных из-за пожара вещей первой необходимости, а также информированием членов Ордена, прибывавших и убывавших в тот день с неустанным постоянством. Кроме того, что-то из принесенных вещей уцелело или поддавалось ремонту, с чем Гермиона охотно справлялась парой взмахов палочки. Миссис Крам бы ей гордилась. Хотя теперь в ее расположении уверенности не было, поскольку вредная ворона ответила на вынужденную отмену стажировки холодным молчанием. Причина же отмены была проста. Родители поставили блудной дочери жесткий ультиматум провести вместе Рождество, а Виктор вдобавок оказался занят на родине обсуждением контракта на финал лиги, дальнейшего участия в Чемпионате, что приходился как раз на седьмой курс Гермионы, сыгровкой и очередными пробами вратаря для сборной. Потому у Грейнджер было попросту слишком мало причин отправляться на зимние каникулы в Болгарию.       Все случилось ровно наоборот.       По возвращении с Гриммо в тот день Гермиона обнаружила на подоконнике знакомую черную ворону, с любопытством склонившую голову набок. Сначала девушка даже не поверила своим глазам. Решила, что это обычная почтовая ворона, тем более, к ее лапе было привязано письмо. Письмо… от нее же самой. Потому что, стоило Грейнджер отвязать конверт и предложить совиную вафлю, как ворона, схватив клювом угощение, перепрыгнула на стол, с интересом поглядела на обои в цветочек, после чего углубилась в комнату, а затем и дом. Такое безрассудство обычным воронам было явно не свойственно. А уж прочитав письмо… В общем, то был самый странный вечер в жизни Гермионы. Потому что, ужиная вместе с ничего не подозревающими родителями и стараясь вести себя непринужденно, Грейнджер не могла не бросать взгляды на ворону, примостившуюся на шкафу и скромно поклевывавшую там свою вафлю. Для Ордена Гермиона Грейнджер была всего лишь бывшей приоритетной целью номер два, после происшествия получившей лишь вежливое предложение заночевать на Гриммо. О ее родителях или чем-то большем и речи не шло.       Но для одной семьи все было иначе.       Ее магической семьи.              ***              Конечно же Рон не мог не наложить втихаря лапы на дурацкие отравленные конфеты Ромильды, предназначенные Гарри! Разумеется, его ничему не научил такой же трюк самой Гермионы на втором курсе, ровно так же усыпившей снотворным зельем Крэбба с Гойлом. А как же нападение на Нору? Оно случилось не так давно! Неужели инстинкт самосохранения из всей троицы работал только у нее одной? Да что там, любой первокурсник под началом Гермионы уже выучил правило – не ешь незнакомую гадость, особенно, если она аппетитно выглядит! Да, она имела в виду забастовочные завтраки и прочие вредилки, но принцип тот же! И это — староста?! А если бы Гарри не оказался рядом? Если бы весь семестр не впитывал как губка знания у настоящего Мастера Зелий и не вспомнил про безоар? Вот именно, настоящего, не Слизнорта. Этот мордредов шарлатан! Что уж там про его собственную неосмотрительность с отравленной медовухой — давать алкоголь поверх психотропного зелья, каково, а? Не разобравшись в природе приворотного, в уровне его исполнения, не взяв на анализ проклятые конфеты, не подумав об антидоте или элементарной детоксикации после яда!       Позорище!              И вот, у кровати больного стояло в рядок шестеро.       — Очень умно было дать ему безоар, Гарри, — сообщил Дамблдор.       Снейп метнул острый взгляд на Поттера. Тот невзначай встал по левую руку от него, с самым невинным лицом глядя исключительно на бессознательного Рона. Слизнорт поторопился стать с другой стороны, прижимая к себе отравленную бутылку.       — Ты можешь гордиться своим учеником… — продолжил как ни в чем не бывало директор. — Гораций.       Гермиона закатила глаза. Сильнее нее закатил бы глаза, пожалуй, только сам Снейп, имей он такую склонность. Уголки губ Поттера подрагивали, но пока окклюменция его не подводила. Директор запоздало обернулся к Слизнорту, обнаруживая и наконец отнимая у него злосчастную бутылку, чтобы передать ее в руки профессора ЗОТИ. Тот лишь на миг принюхался к горлышку, очевидно, уже имея пару теорий. И не спеша ими делиться. Возможно, предоставлял шанс проявить компетентность своему бывшему учителю. Впрочем, Гермиона быстро отмела эту теорию. Даже МакГонагалл, обычно умеренно дружелюбная к россказням коллеги, сейчас выражала лицом примерно те же эмоции, что и ее любимая ученица. Они переглянулись.              Дамблдор только открыл рот, чтобы обратиться к Снейпу, как тут в комнату нагрянуло новое действующее лицо.              — Рон! Где он?! Где мой Бон-Бон?! – влетевшая Лаванда едва ли не сбила с ног директора, бросаясь к кровати больного. При виде бледного лица она издала горестный вопль, падая на стул и склоняясь к парню, хватая его за безвольную руку. – Что они сделали с тобой, мой хороший? Проснись, родной, проснись, ну же!       Ее завывания полились нескончаемым потоком. Тем же потоком полились и слезы, планомерно подтапливая больного. Мадам Помфри попыталась заговорить с безутешной девушкой, но без результата. Без того же результата остались и слова Джинни, которая все это время присутствовала по другую сторону кровати, но, почему-то, никого пока хоронить не собиралась. Как заметила в перерыве между всхлипами Браун, из-за очевидного недостатка сочувствия.              Рядок из шестерых меланхолично созерцал эту картину.       — Лаванда, дорогая… — осторожно попробовала МакГонагалл, сделав шажок вперед.       — Нет! – гневно крикнула девушка. – Не позволю! Не забирайте моего Бон-Бона! Он зовет меня, он нуждается во мне! О милый, не бойся, я тебя защищу, не брошу!.. – вновь сбилась на причитания она.       Декан неловко вернулась в строй. Она растерянно взглянула на Помфри. Затем они обе взглянули на Дамблдора. Дамблдор перевел взгляд на Горация. Гораций перевел взгляд на Снейпа. Снейп перевел взгляд на Гарри. Гарри, будучи последним в ряду, вернул взгляд Снейпу. Тот молча сделал шажок назад. Уже с личным интересом поглядывая на отравленную медовуху. Вой со стороны кровати тем временем начал принимать какие-то инфернальные нотки, звеня оконными стеклами. Зеленые глаза завистливо взглянули на бутылку, но чужая хватка на ней только усилилась. И тут эти же глаза наткнулись на карие в начале ряда.       «О нет», — в ужасе подумала Гермиона, но их обладатель уже устремился к ней.       — Гарри, не надо… — жалобно пробормотала она. На ее плечо камнем легла ободряющая рука.       Грейнджер вздохнула. Разочарованно взглянула на бесполезный рядок взрослых, после чего сделала свой шажок вперед.       — Лаванда, послушай… — как можно аккуратнее заговорила она.       Это была ошибка.       — ТЫ!.. – зарычала Браун. – Лапы прочь!!! Я знаю, это ты отравила моего Бон-Бона! Черствая всезнайка, ты всегда завидовала нашей любви! Всегда хотела отобрать у меня Рональда! Стоило ему обратить внимание на кого-то другого помимо тебя, так сразу жаба задушила, да?! Все знают, какая ты жадная, бесчувственная собака на сене! Считаешь себя его подругой? Но где ты была, когда на дом Рона напали, когда его отравили! Завистница! Лицемерка! Уйди, пока я тебя не сглазила!!!       Гермиона с клацаньем закрыла рот.       Но шаг назад не сделала.              Она посчитала до пяти. После чего достала палочку и хладнокровно произнесла:       — Сомниум. Мобиликорпус, — долгий взмах. — Финита.       Тело гриффиндорки осталось лежать на соседней койке. Повисла блаженная тишина. Только после этого староста, выдержав на себе ошарашенный взгляд Помфри, Джинни, и, наверняка, всего присутствовавшего преподавательского состава, вернулась в строй.       — Кому-то надо было это сделать, — невозмутимо пробормотала она, даже не желая знать, скольких очков лишила свой факультет. Однако, к счастью, тут подал голос Дамблдор, своевременно вспомнив, что хотел спросить у младшего зельевара. И на этот раз тот охотно поддержал беседу.              ***              Гарри все-таки сорвался. Никто так и не смог понять, что стало поводом для его стычки с Драко в затопленном туалете, и по сбивчивым объяснениям Поттера выяснить это так же не удавалось. Частые вылазки Малфоя в Выручай-комнату. Подозрительное поведение в столовой. И что с того? Все, что Гермиона тогда могла, это пытаться удержать ту бурю, что грозилась развалить парня изнутри. Что уже вырвалась из его отчаянного сердца необдуманным заклятьем. Тысячей порезов.       — Он даже не накричал на меня! – метался Поттер. – Не упомянул отца, не отнял баллы, как обычно! Он ничего не сказал! Ничего! Почему?!       Грейнджер тихо стояла рядом. Сириус попытался вмешаться, но крестник его не слушал.       — Я чуть не убил студента его же заклятьем, а он и бровью не повел! Разве это не замечательный повод растоптать меня раз и навсегда? Отправить в Азкабан? Лучше бы он это сделал! Исключил из школы! Проклял в ответ за его драгоценного Малфоя! Разве не это его долг?! Он заключил Обет! — не унимался Гарри. В его глазах стояли слезы.       — Гарри, — тихо попросила девушка. На ее собственных глазах начала копиться влага.       Потому что она понимала, как мало простого было в ситуации. Как мало ненависти, в которую они все верили с самого начала школы. Все было иначе – но как, она даже представить себе не могла.       — Он просто взглянул на меня – и все!.. – отчаянно, ломко воскликнул Гарри. – Как будто ему плевать! Как будто он…       Не выдержав, Гермиона подалась вперед, перехватывая лучшего друга и заключая в объятия.       Тот замер, деревенея, не обнимая в ответ, но позволяя ей держать себя.       — Я больше не знаю, на чьей он стороне, — вдруг тихо, глухо произнес Гарри. – Я закончу начатое, сделаю то, чего хочет Дамблдор. Выпью Феликс Фелицис. Тогда… Дурацкому сотрудничеству будет положен конец, раз и навсегда. Все станет по-старому.       И он это сделал. Близился конец года, времени и так оставалось немного. Но тут было важно не что, а как. Гермиона ненавидела эту фальшивую ухмылку. Ненавидела этот лающий смешок и вальяжную походку легкомысленного гения. Не потому, что они были неубедительны. Она знала, что за ними крылось, и ее разочарование говорило на лице молчаливым укором каждое занятие ЗОТИ. Снейп не сказал никому. Даже Дамблдору, иначе бы тот точно вызвал Поттера на разговор. Боялся последствий для себя? Но ведь он не отнял у Гарри книгу – во всяком случае, даже не попытался. Впрочем, едва ли он бы преуспел в этом больше Джинни. Младшая Уизли прекрасно знала вред могущественных книг, но даже ее доводам не было под силу снять с зеленых глаз стеклянную пелену. Тщательно подклеенную магическим скотчем книжонку сирота продолжал беречь как зеницу ока. С другой стороны, почему Снейп оставил в учебнике такое опасное заклятье в первую очередь? Заклятье от врагов. Применял ли он его сам? На ком? С какими последствиями? Гермионе вдруг пришло в голову, что она даже не знает, убивал ли шпион, когда все еще был на стороне врага. Пытал ли грязнокровок ради собственного удовольствия. Конечно, она доверяла Дамблдору. Но сильнее она доверяла Гарри. Целому учебному году, если не больше, учитывая летнюю подготовку. Снейп не мог лгать в своем учебнике, не мог лгать во время занятий зельеварения, не мог лгать во время окклюменции. Не мог тратить драгоценное время на вражду и старые обиды, учитывая жизненно-важную потребность в результате. А Гарри не был глупым. Вспыльчивым, недоверчивым, порой безрассудным – да. Но не глупым. И, честно признать, он не был даже злопамятным. Он умел наблюдать и делать выводы. И если… Нет, не если. Когда. Еще летом.       Гарри мог делать вид сколько угодно, но его выдавала та внимательность, с которой он впитывал каждое разъяснение, выдаваемое с неохотой. А сама Гермиона не наблюдала за Гарри такого энтузиазма на ЗОТИ даже во время преподавания Люпина – и это несмотря на то, что под началом Снейпа они писали втрое больше и практиковались вдвое меньше. С другой стороны, его подход «недопуск до практики без «П» по теории» и чередование занятий были вполне оправданы. И как бы Рон ни возмущался, что уже сражался с Пожирателями, а потому имел право на практику по умолчанию, его частое просиживание штанов за партой Грейнджер не сильно расстраивало. Гораздо интереснее было замечать то, что от нее во время той самой практики пытались скрыть. И что гораздо явнее затем повторял Гарри, сдавая обоих с потрохами. Гермиона узнавала в нем себя и даже не пыталась сдержать смешок, заучивая хитрость уже вслед за наученным другом.       Это замечательное перемирие продлилось так долго…       Но Малфой нашел способ его разрушить.              Гермиона не была наивной. Даже без знаменитой фразы Шерлока Холмса и увещеваний вороны-наставницы она не спешила совсем отметать логичные подозрения, и тут была пускай и неохотно, но согласна с Гарри. Шпион был единственным человеком, способным обмануть Волдеморта. И если он способен обмануть даже его – то кого еще? Вот только если он покрывал отравителя, если им в самом деле был Драко, то едва ли Дамблдор был настолько глуп, чтобы этого не заметить, уж точно не после продолжительных обвинений Гарри. Вдобавок, проклятое ожерелье с отравленной медовухой – попытки были, откровенно говоря, неубедительны.       Из чего следовал другой вывод.       На самом деле, целый ворох.              Но Гермиона тогда не стала углубляться в пустые домыслы слишком сильно, провожая Гарри с жидкой удачей в желудке. Гарри сказал, что Снейп когда-то давно, еще в начале курса предупреждал его о побочных эффектах зелья. Предвещал, что за большой удачей последует еще большее несчастье. Ведь Феликс Фелицис был одним из самых могущественных зелий, не уступавшим в своей противоестественной мощи Маховику Времени. И подобное могущество никогда не давалось задаром. Поттер тогда отмахнулся от предостережений наставника и тревожных слов лучшей подруги, с каким-то мрачным удовлетворением заметив, что хуже ему уже точно не будет.              Вот только Грейнджер провела в рабстве Маховика целый год.       Она знала, что хуже может стать всегда.              ***              Гермиона проснулась от истошного ора Живоглота. Первым, что она увидела, были вытаращенные в ужасе кошачьи глаза и рыжая лапа. Следом пришла боль от тяжести кота, его неуклюжего давления на живот и того, как упорно он топтал лапой ее подвеску. Будь это обычный кот, Грейнджер бы не придала значения. Но это был ее жмыр. И прежде он так не делал никогда – а разбудил ночью лишь раз, на третьем курсе. В ночь, когда в гриффиндорскую гостиную прорвался Сириус.       Потому староста резко подорвалась в кровати, хватая палочку и торопливо обуваясь в любимые тапки. Она лишь накинула мантию, после чего высунулась в гостиную. Все было тихо. Но Живоглот терся рядом, встревоженный, жалобно мяукающий. Сглотнув, староста факультета решилась пойти против прямого запрета взрослых и самой проверить восьмой этаж. Этой ночью коридоры должны были патрулировать члены Ордена. Сам же Гарри наказал друзьям следить за Выручай-комнатой перед уходом. Вот только импровизированных патрульных быстро обнаружили Люпин с Тонкс, неумолимо отправив по кроватям под угрозой вызвать МакГонагалл и запереть принудительно в факультетской башне. В довершение всего бывший профессор забрал у Рона Карту Мародеров, пообещав вернуть лишь в руки самому Гарри. Который, на самом деле, уже должен был вернуться. Растерявшись, Гермиона все-таки решила сначала проверить его спальню. Она не видела его с момента ухода. Едва ли Гарри лег бы спать, не разбудив друзей, чтобы поделиться подробностями своих приключений.       После вынужденного возвращения в башню, они вместе с Роном, Джинни и Невиллом хотели дождаться его в гостиной, если не спланировать новую вылазку, но ближе к полуночи в башню дополнительно заглянул Билл, лично и буквально отправив всех четверых спать. Заклинанием. Слишком уж хорошо взрослым запомнился бой в Отделе Тайн, чтобы хоть на секунду допустить повторение произошедшего. Гермиона тогда не стала рисковать и вступать в бой с членом Ордена, вынужденно положившись на взрослых и зелье удачи Гарри. Но тревога никуда не делась, потому, собравшись с духом, староста воспользовалась привилегией и отперла спальню мальчишек, чтобы на всякий случай убедиться… Конечно, Гарри не было в кровати.              Гриффиндорка принялась судорожно думать. Сколько времени должно было уже пройти, часов шесть с момента ухода Гарри к Дамблдору? Едва ли директор рассчитывал мучить подростка всю ночь своим поручением, ведь ни о какой эффективности после целого дня забот, интриг и стресса не могло идти речи. Следовательно, что-то случилось. И учитывая панику Живоглота… Подозрения Гарри все это время могли оказаться правдивы. Малфой все-таки был отравителем и совершил новый ход. Выручай-комната. Что же он мог с ней сделать? Внутренности Гермионы скрутило в узел, начиная обратный отсчет. Перед глазами встала горящая Нора, битва в Отделе Тайн, хохот Беллатрисы, смерть Сириуса. Если Гарри нашли даже в Норе…       Девушка была уже на полпути к спальням учителей, как тут ее ушей достиг далекий брызг стекла и вой ветра со стонами призраков. А затем и жуткий, пробирающий до самых костей плач феникса. Она почти столкнулась с МакГонагалл, в таком же ужасе – и они обе, не сговариваясь, свернули в сторону Астрономической башни, даже не вспомнив про Флитвика, что бежал следом, отчаянно прося подождать. Они нашли Люпина и Тонкс с Биллом, державшимся за окровавленное лицо. Неподалеку валялся труп, и были связаны четверо оглушенных Пожирателей. Люпин сообщил, что путь наверх до сих пор преграждает барьер Пожирателей, а сами они уже успели скрыться вслед за Малфоем и Снейпом. Билла подрал Сивый, потому Римус, знавший, чем это грозит, попросил МакГонагалл вызвать мадам Помфри как можно скорее. Та согласилась, понимая, что врагов все равно уже не догнать. Грейнджер вызвалась помочь, но уже на втором пролете башни ее настиг громкий лай Сириуса. Обернувшаяся МакГонагалл, давно и крепко усвоившая урок, что во всех неприятностях в любом случае будет замешан Поттер, кивнула Гермионе, и та ринулась вслед за псом, едва живая от сбитого дыхания и боли в боку.              Она нашла его у самой хижины Хагрида. Догорающей, тихой. Клювокрыл лежал рядом с ним, оберегая старого друга. Неподвижного Гарри, чья палочка валялась в паре шагов от тела. Вскрикнув, Грейнджер бросилась к нему, падая рядом на колени, с облегчением замечая шевеление зрачков и пальцев, торопливо снимая заклятье обездвиживания, чтобы услышать хриплое, сломанное:       — Снейп убил Дамблдора.              Гермиона вскинула голову, наконец замечая в темном небе среди мрачных туч на фоне тусклой луны огромную черную Метку. Замечая огненную птицу, кружившую вокруг башни с горьким, горьким криком. Гарри получил воспоминания, за которыми гонялся целый год.              Величайший маг столетия, последний оплот в борьбе против темнейшего волшебника всех времен, был мертв.              ***              — Ты должен это сделать, Гарри. Для следствия, — произнес Виктор, опершись бедром на директорский стол. Он был бледен, всклокочен, небрит. Серая растянутая футболка торчала краем из-под тонкого свитера, а поверх была наброшена пестрая мантия – вот только сейчас, во тьме ночи и лунном свете черно-красная мантия была такой же мрачной, как и ее хозяин.       Гермиона едва слышно шмыгнула носом, так и не решившись сесть. Она выплакала все слезы, пока приводила в чувство Гарри, пока они вместе ковыляли до мадам Помфри, за время их отсутствия забравшей разбитое тело директора и придавшей ему прежний вид. Пока вся школа, поднятая на ноги, понемногу собиралась для поминовения, а сама Грейнджер, перепоручив сбор первокурсников Рону, хоть как-то державшему лицо, в пустом закутке тщетно пыталась призвать Патронуса. У нее так и не получилось. Тогда она вспомнила про Сквозное зеркало, которое Виктор никогда не убирал далеко, обещая в любое время услышать ее зов. Так и случилось. Он явился меньше, чем за полчаса, успев к церемонии чуть ли не раньше, чем остальные студенты. Сходу заключил Гермиону в объятия, как делал всегда. Их объятия видели уже столько смертей.       После церемонии, а затем недолгого разговора с МакГонагалл и ее одобрения Крам забрал Гарри в кабинет директора. Он знал протокол. А еще знал, что к прибытию действующих авроров разбитый горем, гневом и предательством подросток должен быть готов, так как он оставался единственным доступным свидетелем преступления, а потому его слово было решающим.       — Я не могу, Виктор, — глухо произнес сирота. – Просто не могу. Не уговаривай. Если сниму окклюменцию, то…       — Я знаю, — тихо ответил тот. – Знаю, но они тебя не пожалеют. Тебя допросят, и это будет гораздо хуже. Проще предоставить воспоминание целиком, а не вспоминать раз за разом, отвечая на их вопросы.       — Да какие тут могут быть вопросы? – скривился Поттер. – Я все это время был прав. Малфой принял Метку вслед за своим папашей, попытался убить Дамблдора, не смог, и вместо него это сделал…       Его лицо исказилось болью, острой, как кинжал меж ребер.       — Снейп, — спокойно закончил за него Крам.       — Поверить не могу, — тихо пробормотала Гермиона. – Просто в голове не укладывается…       — А у меня – укладывается, — мрачно ответил Рон. – Он всегда был скользким, предательским ублю…       — Замолчи, — прошипел на выдохе вдруг Гарри. Боль в его глазах была такой чудовищной, что, казалось, зеленые глаза горят не ей, а самой настоящей Авадой.       Рон мигом замолк, виновато глядя в пол.       — Боль останется, но четкость воспоминания ослабнет, — продолжил Виктор. – Ты знаешь цену воспоминаниям, Гарри, — он махнул рукой на директорский шкаф, набитый ими под завязку, и Омут, расположившийся в его центре. – Ты гонялся за ними целый год.       — Я выпил Феликс Фелицис… — вдруг ошарашенно замер Гарри. – Что, если это и было побочным эффектом? Ради дурацких воспоминаний…       — Не думаю, что они дурацкие, — возразил болгарин, — если Дамблдор сказал тебе добыть их «любой ценой». По крайней мере, он их таковыми не считал.       — И поплатился, — горько сплюнул сирота. – Старый наивный дурак. Доверился Пожирателю…       — Гарри! – воскликнула Гермиона, но ей на плечо легла рука Рона. Он покачал головой.       Виктор выждал несколько секунд тишины, затем спокойно заметил:       — Я бы не назвал Дамблдора «наивным дураком». Наивный дурак бы не смог победить Гриндевальда.              Они помолчали.       И наконец Гарри сдался.       — Что я должен сделать? – с мрачной решительностью оторвался от стола он. – Как вынуть воспоминание из головы? Хочу больше никогда не вспоминать этот проклятый день.       — Не так быстро, Гарри, — оторвался следом Крам, следуя за парнем к Омуту. – В аврорате нас учили, что главному свидетелю стоит извлекать по меньшей мере весь день. Сосредоточься на преступнике, его подельниках и жертве. Ты понимаешь, что это значит?       — Снейп, Малфой, Дамблдор, — перечислил Гарри. И тут же замер. – Стой, можно ли исключить какую-то часть воспоминаний? Там есть секреты, которые я не могу…       Виктор нахмурился.       — Это усложняет дело, — потер подбородок он. – Можно отделить уже в самом Омуте, но для этого мне придется их увидеть, к сожалению. И… мне жаль, но стереть память я себе не позволю.       Он растерянно поднял взгляд на Поттера. Тот смотрел на него пару секунд, оценивая, взвешивая в уме что-то, после чего кивнул.       — Я тебе доверяю, — вынес вердикт он. Вдохнул, выдохнул. И решился: — Но это секрет, понятно? Никому не говори, совсем.       — Понял, — кивнул Виктор. – Спасибо, Гарри.       Они склонились над чашей с невесомой полупрозрачной жидкостью. Крам показал Гарри, как сконцентрироваться на воспоминании, как облечь его в нить и подцепить кончиком палочки – и продолжать думать до тех пор, пока воспоминание не закончится, удерживая концентрацию. Благодаря имевшимся навыкам окклюменции парню это удалось. Несмотря на болезненное выражение лица, на свежую рану и горечь предательства на языке, он сдюжил. И Гермиона надеялась, что они с Роном своим присутствием хоть немного придали ему сил.       — Чтобы убедиться в целости воспоминаний и найти лишнее, мы должны их просмотреть, — внимательно заглянул в зеленые глаза болгарин. – Сейчас лучшее время поднять ментальные щиты.       Поттер на миг прикрыл глаза, его тень шевельнулась, но пес из нее так и не показался. Несколько сосредоточенных, размеренных вдохов, и парень кивнул. После чего обернулся к забытым друзьям:       — Вам тоже стоит взглянуть, — он сглотнул, нависая над блюдцем, в котором уже начали проступать очертания первого воспоминания. – Все равно так быстрее, чем рассказывать словами.       Гермиона с Роном подошли к Омуту. И все вместе, вчетвером, они нырнули в серебристую воду.              ***              Гермиона рухнула в кресло, подкошенная свалившейся на разум лавиной боли, тьмы, страха, жертв и смертей. В соседнее свалился Рон. Лица их обоих были белы, как мел. Болгарин вернулся на свое место у стола, и лишь Поттер остался у Омута, погруженный в свои мысли. Но из всех четверых лишь один был способен их удивить, несмотря на уже увиденное.       — Эта пещера… — пробормотал Виктор, бегая глазами. И все судорожнее дыша, будто понимание настигало его толчками. – Этот камень… — он резко взглянул на Гермиону, и ту будто озарило.       Она схватилась за подвеску, ей стало еще дурнее, потому что она узнала черный камень, тот страшный и теплый…       — Я знаю, для чего служит такое место, — еще тише, еще страшнее продолжил Крам, резко заходив по комнате. – Этот камень, он… Это в Албании. И алтарь… О, я знаю это место.       — О чем ты? – шагнул к нему Гарри.       Крам замер, поиграв желваками, после чего продолжил метание по комнате. Он собирал в голове какой-то паззл, быстро, со свойственной ему точностью раскладывая и сортируя информацию, как он привык делать в учебе, в спорте, в бою. Но даже он едва справлялся. Сама Гермиона чувствовала лишь гудение в затылке. От нее сейчас было мало проку.       — Дамблдор, его пальцы… — пробормотал вдруг болгарин. – Крестражи… Не помню, не помню, надо… Якоря души… очень, очень темные артефакты, Гарри. Я верно понял, он надел эту штуку на свой палец?       Под пытливым взглядом темных глаз тот медленно кивнул. И Рон, и Гермиона – они втроем подались вперед, ожидая, что же мог выходец школы темных искусств им рассказать.       — Его пальцы. Это магический некроз, — вскинув взгляд, начал объяснять Виктор. – Одно из самых темных необратимых проклятий. Если вовремя не ампутировать пораженную часть…       — Но почему он этого не сделал? – удивился Рон. – Почему не обратился к мадам Помфри?       — Она бы начала задавать вопросы, — нахмурился Поттер.       — Нет, Гарри, — вдруг поняла Гермиона. Она с ужасом взглянула на Виктора, встречая его понимающий взгляд. – Дело не в этом.       Удержав взгляд долгие секунды, тот продолжил.       — Пещера, — скрестил руки Виктор. – Она сделана из камня… из камня, что удерживает магию. Он может быть… зачарован на некоторые вещи… с помощью ритуалов, — неохотно выдавил он чуть ли не по слову. И поднял виноватый взгляд на Гарри, собираясь с духом. – Когда Дамблдор дал камню свою кровь, пещера его запомнила. Запомнила как… жертву.       Рон ахнул.       — А когда он выпил то зелье… — продолжил Крам. – Пещера заявила на него свои права. Ритуал… Он принадлежал пещере в момент, когда начал пить. И он это знал. Его пальцы… Если он не ампутировал их сразу…       Болгарин замолк, сглатывая, нерешительно переведя взгляд на Гермиону в поисках моральной поддержки, и та незамедлительно встала, подходя ближе. Виктор выдохнул, но ему не пришлось говорить. Грейнджер озвучила слова за него:       — Он был обречен, Гарри, — сочувственно взглянула на лучшего друга она. – Дамблдор умирал.              Сирота яростно замотал головой:       — Нет, этого не может быть, он выглядел нормально, он бы мне сказал…       — Гарри… — встал и Рон, подходя к другу. – Ты знаешь, я обычно не согласен с Гермионой. Но, вообще-то, Дамблдор был стар. Помнишь, мы еще шутили об этом летом? Дерьмовая была шутка.       Из тени вынырнул Сириус, вставая на задние лапы, чтобы дотянуться мордой до крестника. Тот взял морду в руки, вздыхая:       — Говоришь, это похоже на него, Нюхалз? Обернуть в свою пользу даже собственную смерть?              И вдруг осознание полной картины произошедшего оглушило Гарри. Он застыл, его губы задрожали.       — Нет… — скривился он. – Нет, этого не может быть, я не хочу… Я не могу…       Сириус торопливо нырнул в тень, чтобы помочь с окклюменцией. Сам же парень яростно принялся ходить по кабинету, сдавленно дыша. Это не помогало концентрации. Едва ли тут что-то в принципе могло помочь.       — Почему он мне не сказал… — бормотал Поттер. И резко взорвался: — ДА ПОЧЕМУ НИКТО НИЧЕГО НИКОГДА МНЕ НЕ ГОВОРИТ?!!       От его истошного вопля Гермиона вздрогнула, становясь подальше. Как и Рон, что тихо сел в дальнее кресло. Они ожидали дальнейшей бури, но сирота замолчал. После чего резко развернулся и шагнул к столику с Омутом, нырнув туда заново. Виктор отправился следом, но не погрузился сам, доставая палочку и начиная медленно вести по самому краю, негромко поясняя:       — Если нужно остановить, подними руку.              Какое-то время они сидели в тишине. После чего Гарри резко вынырнул. Его лицо выражало даже худшую смесь эмоций, чем прежде.       — Вы ведь видели это вместе со мной… — пробормотал он в пустоту. – Когда я пришел к Дамблдору, перед тем, как мы отправились в пещеру… Он был у него. Он сказал «я не хочу этого делать», а Дамблдор настоял на том, что тот уже согласился. Я не придал этому значения. Но что, если?..       Правда, никто не успел и рта раскрыть, как сирота отмел эту идею:       — Нет, слишком уж складно… я не такой наивный. Все это часть их уловки, часть плана Волдеморта, чтобы сломить меня, как было с Сириусом, как было в Норе. Они хотели, чтобы я привязался к одному из них, поглумиться над наивным мальчишкой. Они не тронули меня, хотя могли легко убить. Нет, я лишь игрушка для их хозяина.       Парень заметался по комнате.       — Но я не такой дурак, не могу, просто не могу, теперь остался только я, больше некому… Только я и Волдеморт, и… Дамблдор поверил и поплатился. Я остался один.       — Почему ты считаешь, что это уловка? – нахмурился Виктор.       — Да потому что он убил его! Никто не может убивать с таким лицом! – рявкнул Гарри.       — Каким лицом?       — Каменным! – еще громче крикнул тот, будто пытаясь убедить самого себя. – Дамблдор принял его, несмотря на Метку, взял под защиту, сделал профессором, столько лет доверял ему – а он просто убил его, не колебался ни секунды! Дамблдор ослаб, вот он и переметнулся! Только того и ждал! Если бы он правда был… Я швырял ему вслед Круциатус, его же Сектумсемпру, называл его трусом, а он даже глазом не моргнул! Ты видел его лицо сам! Ему было плевать, этому хладнокровному ублюдку!              Тут что-то в лице Виктора переменилось. Он нахмурился всерьез, глядя пристально, исподлобья.       — Хладнокровному? – повторил он. Жилка на его лице дернулась. – По-твоему, он тогда выглядел хладнокровным?       Гарри удивленно вскинул брови. А затем, поняв, нахмурился.       — Даже не думай сравнивать его со своей матерью, Виктор. Она бы никогда…       — Никогда, говоришь… – тихо произнес Крам. Он замер. После чего устало потер переносицу, поднимая тяжелый взгляд: — Я расскажу тебе кое-что, Гарри. Кое-что очень личное.       Гермиона вдруг поняла, что услышанное ей не понравится. Она мельком оглянулась на Рона, но тот лишь в любопытстве подался вперед, усиживая на самом краю. Девушка не могла позволить, чтобы неосторожное признание вырвалось за пределы комнаты или, еще лучше, оказалось в прессе из-за непредвиденного всплеска поганого характера Рона. Не давая себе времени на сомнения, она вскочила с места и подбежала к Гарри, срывая с себя браслет и надевая ему на руку. Виктор на миг замер, понимая, что она задумала. Понял и Поттер. Он коснулся браслета, растерянно взглянув то на Гермиону, то на Крама.       А тот, подобрав слова, начал.       — Однажды дома мама учила меня заклинанию, — тихо, мрачно хрипел и щелкал чужой язык. – У меня никак не получалось. Я сказал маме, что не могу. Она сказала, что для волшебника этого слова не существует. Сказала, что если я не хочу учиться магии, то и летать мне ни к чему. Что она сломает мою метлу.       Парень прищурился, встречая понимающий взгляд Гарри:       — Накануне один из ее подмастерий провалил финальное испытание Мастерства, и второй бросил учебу, испугавшись повторить неудачу. Сбежал без прощаний. Это стало для нее ударом. Она ненавидела неудачников и трусов. Но больше — шумных детей. Особенно их плач. Обычно я был тихим ребенком, но тогда не смог сдержаться. И она, — болгарин вздрогнул, рвано выдыхая, — она сорвалась на мне. Сказала, что я всего лишь ноющий кусок мяса, что она выносила моему отцу из навязанного долга, что я самый нестабильный и провальный эксперимент, за который она бралась в своей жизни, не способный возместить и толики вкладываемых усилий.       Темные глаза смотрели в зеленые.       — Мне было шесть, — спокойно сообщил он. Его глаза были пусты. – Я выбежал из ее кабинета, сбежал из дома. Мне было плевать, куда идти, плевать, что меня увидят магглы. Я вскочил на старую метлу и взлетел, так высоко, что не мог дышать. Встречный ветер сбил меня, когда я был почти в горах, — парень перевел дух, опуская взгляд. – Я должен был погибнуть в тот день. Но дикая магия не позволила. И тогда я увидел ее. Она летела за мной следом от самого дома, но не могла догнать из-за птичьей формы, ветер был слишком силен, она не могла колдовать, спасти… Она видела, как ее сын падал навстречу смерти по ее вине. Она знала, что натворила. Знала, что никогда не сможет забрать эти слова назад. Никогда себя за них не простит. И ее лицо… Поверь мне, я знаю, что видел. Это было такое же выражение лица, Гарри. И оно… — темные, блестящие от слез глаза заглянули в зеленые. — Прости, но оно не было хладнокровным.              Гермиона поняла, что по собственному лицу бегут слезы. Она держала Гарри за браслет до самого конца, напрочь пропустив возглас обиженного Рона, оставшегося не у дел, она боялась дышать до самого последнего звука, поняв, что вцепилась в запястье друга слишком сильно лишь тогда, когда вспомнивший о боли Гарри неловко попытался высвободиться из хватки. Всхлипнув, девушка бросилась на шею Виктору, пытаясь стать больше, облепить целиком каждый дюйм его сгорбленного от боли тела, спрятать обнажившуюся рану. Крам тихо вздохнул, обнимая в ответ, позволяя паре слезинок скатиться по щекам и исчезнуть в густых каштановых волосах.       — Не плачь, это старая история, Гер-ми-вона, — мягко пробормотал он. – Мама давно усвоила урок. Да и я простил ее в тот же день.       Но Грейнджер знала, что миссис Крам и правда никогда не забудет этого урока. Она вдруг с отчетливой ясностью осознала, для чего ее рыцарь нашел в себе мужество поделиться столь личным с не слишком-то близким другом. Он не мог остаться в стороне, иначе бы чувствовал потом свою ответственность. Не после того, как Гарри уже не первый раз был в шаге от того, чтобы стать убийцей. Гермиона, обладая хорошей памятью, припомнила увиденную дуэль. «Я НЕ ТРУС!!!» — всплыло в памяти. Одна-единственная фраза, вырвавшаяся в ответ на исступленное обвинение Гарри. Сказанная с такой же ответной яростью, с такой… Так не глумились. Так не осаживали за оскорбление. Так не мстили за обиды сыну своего врага. Так не избавлялись от надоевшего ученика, чью невольную привязанность презирали. Нет, так выл пес, запертый в горящей хижине. Мигом вспомнилось искаженное лицо легиллимента, когда он атаковал Гарри на Гриммо после Отдела Тайн. Такие же стеклянные глаза, такая же гримаса… боли. И едва ли в этот раз была повинна Метка, горящая от гнева недовольного хозяина. В ту минуту убийца Дамблдора был кем угодно, но не хладнокровным шпионом, каким он был всегда. Теперь многие вещи становились понятны. И понятны не для нее одной.              Потому что Гарри, хмуро отстранившись и вернув браслет, наконец признал неприятную, но очевидную истину смертельно усталым вздохом. Земля вновь уходила у него из-под ног, и разбитый сирота в одночасье оказался лишен права даже на ненависть. Он медленно начал ходить по комнате. Былой гнев на лице исчез, будто вместе с чужой болью полегчала и его собственная. Он что-то пробормотал Рону, немного его успокоив. По-новому осмотрел кабинет. Его глаза опустились на директорский стол, к которому прислонилась парочка. Парень вдруг решительно двинулся к нему. Гермиона с Виктором чуть посторонились, но Гарри шел не к ним. Он обогнул стол, садясь… в кресло Дамблдора.       Грейнджер удивленно потянула парня, и они оба отошли к креслу, чтобы дать себе и Рону лучший обзор. А Поттер тем временем отыскал на столе бумагу и перо с чернильницей. Директорские, красные чернила. Гермиона ахнула от мысли, что совсем недавно там сидел… а Гарри… Но, возможно, директор бы не обиделся на своеволие любимца. К тому же, портреты спали, усыпленные еще МакГонагалл, чтобы четверо могли поговорить без свидетелей. Портрет же Дамблдора должны были повесить только к рассвету. Так что, оставшись безнаказанным, узурпатор директорского кресла что-то яростно строчил, черкая и переписывая заново. Любопытный Сириус лез под руку, наверняка подсказывая, и Гарри не был против. Наконец гриффиндорец, заставляя пса исчезнуть и темнея лицом так, как никогда прежде, вскинул палочку и рявкнул:       — Экспекто Патронум!       Серебристый олень грациозно перебрал копытами, склоняя роскошные ветви рогов перед хозяином. Гермиона с удивлением подумала, что это было необычно. По книге Патронус уже должен был смениться. Хотя, учитывая, что Гарри сам по себе был уникальным случаем, так уж удивляться не стоило. А перед глазами происходили куда более интересные вещи.       Гарри взглянул на лист в последний раз.       И с ненавистью зарычал:       — Я буду плевать на твою могилу! Предатель! Отвратительная подлая змея! Ненавижу, убью, только попадись! Я никогда не забуду того, что ты сделал, никогда! Лучше сдайся, трус, если в тебе правда осталось хоть что-то от человека, иначе я сам тебя найду, и тогда ты за все ответишь, Сопливус!              Олень, склонив голову снова, сделал несколько грациозных прыжков наружу и исчез в ночи. Адресат можно было не угадывать. Но Гермиона продолжала смотреть на листок, что Гарри немедленно сжег взмахом палочки.       — Знаешь, Гарри… — тихо пробормотал Рон. – Мне кажется, ответа ты вряд ли дождешься.       Поттер вздохнул, теряя всю ярость и устало откидываясь на спинку кресла.       — Может, и нет, — ответил он. – Но мне чертовски полегчало.       Сириус, запрыгнувший к нему на колени, издал жутковатый, человеческий смешок. Гермиона посмотрела на непонимающего Рона, непонимающего Виктора. После чего вновь взглянула на Гарри. Она знала, чьей была ученицей, а еще, чьим учеником последний год был сам Гарри. Потому, встретив взгляд зеленый глаз, со слабой улыбкой показала большой палец.              И Поттер устало улыбнулся в ответ.              ***              Завтрак прошел в траурном молчании и черных цветах. Речь, что произнесла МакГонагалл, взявшая на себя обязанности директора, не произвела того же впечатления, что речь самого Дамблдора на похоронах Седрика, но случившееся настолько поразило всех, что никто не смог бы найти в себе силы на внимание при всем желании. Каждый был погружен в собственное будущее, потемневшее вслед за небесами под сводами обеденного зала. Даже дети Пожирателей, должные радоваться, уже слишком хорошо познакомились с нравом хозяина своих родителей, не обольщаясь на свой счет. Отсутствие декана факультета и слухи, мигом разнесшиеся по всей школе, изолировали слизеринцев бесповоротно и окончательно. Впрочем, межфакультетские распри и предрассудки сейчас были меньшей из забот. Теперь, когда главная противодействующая тьме фигура пала, что будет с Министерством? С самим Хогвартсом? Кто возглавит Орден, и что будут делать его члены, был ли у них план на этот случай?       Крестражи.       Одно единственное слово пробирало Гермиону до мурашек. Кольцо, дневник. Оставалось еще несколько, и не было никакой подсказки, где их искать, как уничтожить. Один из них наверняка являлся точной копией кулона, что остался у Гарри. Но другие… Волдеморт называл число семь, но успел ли он воплотить свой план до конца? Как удостовериться, что разрушены все, и темный волшебник не ускользнет, как было в прошлый раз? Столько тайн, столько переменных. А самое главное, когда им отправляться на поиски и каким составом? Могли ли они довериться хоть кому-то помимо них самих, памятуя наказ Дамблдора? Его похороны должны были состояться через три дня. Тогда же должны были озвучить завещание. По случаю ужасающего события, ЖАБА и СОВ были перенесены на неопределенный срок, а конец учебного года объявлен раньше обычного. Многие родители были уже в пути, чтобы забрать своих детей, Грейнджер слышала не один шепоток об отъезде из страны. И не могла не хмуриться. Это был их выбор, разумеется, но если магглорожденная и знала что-то наверняка, так это то, что на войне не отсидишься. Волдеморт не исчезнет сам собой, его приспешники не обойдут стороной, не станут милостивее, даже устранив всех магглорожденных и прочих недостойных – эта классификация была так размыта, что под нее могли попасть все, хоть как-то провинившиеся. И их число со временем будет лишь расти, дабы ублажить жажду крови безнаказанного тирана. О, Гермиона читала историю, и знала, чем все пахло. Если не остановить Темного Лорда как можно скорее, война перекинется и на другие страны, не получится спрятаться уже нигде. Момент будет упущен. Тьма накопит достаточно сил и сломит любой отпор.       Примерно о том же думал и Виктор, отбывший вместе с аврорами в Министерство, чтобы встретиться со своим послом, а также заглянуть в Отдел магических игр и спорта, выяснить, остался ли хоть кто-то разумный среди его сотрудников, чтобы отменить финальный матч лиги, назначенный на конец этой недели. Грейнджер становилось дурно от одной мысли, что Бэгмен все-таки настоит на идиотском квиддиче посреди траура. Каковы шансы, что Пожиратели упустят такой шанс? Не захотят отметить триумф очередным нападением и убийствами зрителей? Смогут ли авроры обеспечить безопасность матча – а главное, стоило ли оно того? Ведь Пожиратели не пожалеют сил, чтобы обезглавить заодно и аврорский корпус, собрав большую его часть в одном месте.       Среди всего сумбурного и неутешительного хоровода мыслей в голове всезнайки было совсем немного светлых проблесков. К примеру, мрачная решимость Невилла, Уизли, и даже обычно витавшей в облаках Луны. Гермиона тогда, за завтраком, дотянулась и ободряюще сжала руку Лонгботтома. Тот вернул ей храбрый взгляд. Еще одним светлым моментом стал любопытный инцидент с почтовыми совами. Когда они по обычаю сбрасывали адресатам очередной выпуск Ежедневного Пророка, успевшего осветить шокирующую новость, Гарри в руки упал старый выпуск. Парень удивленно смотрел на свою газету несколько секунд. И вдруг торопливо спрятал ее в мешочек на шее. Гермиона не смогла подавить удивленного вздоха. Кажется, свой ответ друг все-таки получил. И торопился поскорее закончить с завтраком, чтобы приняться за него. Гриффиндорка испытывала схожее нетерпение, надеясь, что лучший друг поделится с ней новостями. Какими бы они ни были.              Они пробрались в изменившуюся под их нужды Выручай-комнату, чтобы Гарри стало чуть спокойнее. Только там, наложив все чары и устроившись на подушках среди всевозможных вредноскопов и прочих оповещающих артефактов, Поттер собрался с духом и вытащил газету. Он принялся внимательно ее изучать, на вид самую обыкновенную. Не особо старую, отстававшую на несколько выпусков, разве что… Тут парень напрягся, будто найдя что-то. Он, пожевав губу, неуверенно произнес:       — Пятьдесят?.. – но ничего не произошло. Поттер нахмурился, уселся ровнее, бегая по строчкам снова, вертя выпуск и так, и эдак. Его понемногу захватывал азарт головоломки.       — Гарри… — подал голос Рон, но Гермиона приложила палец к губам, и тот умолк. После смерти Дамблдора Уизли стал непривычно тихим. И несмотря на то, что девушка была приятно удивлена его проснувшейся ответственностью во время сборов для поминовения, нельзя было не понимать, что такая перемена произошла слишком быстро, и была вызвана шоком, а не личным ростом. Было неизвестно, когда наступит эмоциональный откат. И будут ли друзья к нему готовы.       — Черт, — выругался Гарри, хлопая себя по лбу. И с непередаваемым оттенком раздражения и облегчения наконец произнес: — Минус пятьдесят очков Гриффиндору.       Газета шевельнулась, будто по ней прошел невидимый ветер. Гермиона, запоздало сообразив, прикрыла рот рукой, а Рон даже не стеснялся фыркнуть, также сообразив, от кого было послание с таким недвусмысленным паролем.       — Ну что там, Гарри? – любопытно подалась вперед гриффиндорка. Она не рискнула подсаживаться к другу или трогать газету – больно уж тот был взвинчен, а уж зная мнительность отправителя, делать этого тем более не стоило. Мало ли, какими чарами шпион обезопасил свое письмо?       — Зачем газета? Не понимаю, — ворчал любопытный Рон. – Не проще ли было зачаровать обычный пергамент? Гарри, что ты там видишь? Он что, написал записку между строк?       Сирота отрицательно помотал головой, снова и снова водя глазами по строчкам.       — Он как-то выделил слова, чтобы ты смог сложить из них послание, Гарри? – выдвинула свою версию не менее любопытная Гермиона. – Как в детективах, когда преступник составляет письма из газетных вырезок?       — Уже ближе, — откликнулся Поттер, не отрываясь от чтения. Вдруг недовольно отложил газету, снимая очки и тря глаза. Похоже, у него вдобавок начала болеть голова, потому как гримаса не ушла даже после перерыва. Парень пересекся с двумя парами любопытных глаз и со вздохом пояснил: — Это был не пароль, как с Картой, а, похоже, проклятье. Не могу читать слова нормально, буквы путаются, меняются местами, тяжело привыкнуть. Голова кругом…       — Может, стоит отложить? – беспокойно предложила Гермиона.       Но сирота помотал головой, вновь нацепляя очки и берясь за газету. И пока он боролся с симптомами проклятья, Грейнджер вспомнила, что читала о похожем недуге в маггловской книге.       — Похоже на дислексию! – воскликнула она. И тут же замахала руками на вопросительные взгляды друзей. – Судя по симптомам, это не проклятье, а сглаз, Гарри, — важно кивнула она. – От сглазов у меня есть отличное средство, Виктор подарил мне на Новый год целый набор зелий…       Оба парня немедленно закатили глаза. А гриффиндорка, милостиво оставив без внимания их ехидные переглядывания и комментарии насчет гиперопекающего «старины Вики», немедленно полезла во внутренний карман. Чтобы вспомнить о том, что оставила подарки в зимней мантии.       — Да что это такое! – возмутилась она. – Все, больше никаких карманов, только путаюсь! Надо будет зачаровать что-то одно, но практичное.       Она взглянула на мешочек Гарри, прикидывая, могла ли повторить что-то подобное, но без клыков и шерсти…              Тем временем, справившийся с новым зрением друг наконец заговорил:       — Он пишет, что… — парень вдруг побледнел, едва сдерживая удивление вперемешку со… смехом? – Черт, мой Патронус…       — Да что там, Гарри, не тяни! – возмутился Рон.       Зеленые глаза смущенно и растерянно взглянули на них:       — Мой Патронус застал его прямо во время отчета Волдеморту.              Повисла пауза.              Ребята вспомнили обо всех нелестных эпитетах и формулировках, составивших шифр, о простоте этого самого шифра. О последнем, впрочем, задумалась лишь Гермиона. Уизли же покатился со смеху.       — Вот это было зрелище! – хрюкнул он. – Получить кричалку прямо посреди собрания Пожирателей! Так этому сальноволосому ублюдку и надо!       — Рон! – одернула его Грейнджер. Уизли, как обычно, не брал в расчет смешанные чувства Гарри, по привычке крася все в два тона с первого курса. Она и сама долго страдала этим недугом, за что искренне раскаивалась. Но, похоже, Поттер был слишком увлечен, чтобы обратить внимание на ремарку друга.       — И что он об этом думает? – осторожно подала голос девушка.       — Что я идиот, и его из-за меня чуть не раскрыли, — мрачно сообщил тот. И вдруг раздраженно фыркнул: — Что значит, было неубедительно? Что значит, переиграл? Если уж Волдеморт повелся, то нечего тут мне…       Сирота вздохнул, не договаривая. А затем нахмурился.       — Черт, а ведь он прав, — он заиграл желваками, мрачнея с каждой секундой. – Я совсем не подумал, что Патронус сам по себе… Патронуса ведь не получится призвать, если поглощен гневом или горем, которые я должен был испытывать… Хорошо, что Пожирателям чужда эта магия, иначе они бы точно обратили внимание, и тогда шифр бы раскрыли в один миг. Я чуть все не испортил. Чуть не лишил смерть Дамблдора всякого смысла.       Друзья помрачнели. Несмотря на то, что лояльность профессора была восстановлена, ничего в сущности не менялось. Они не могли пойти с этим к Ордену. Для него он останется предателем, убившим Дамблдора, чье тело едва успело остыть.       — Пишет, что это худший курс событий — то, что я обо всем догадался, — тихо продолжил Гарри. – Да как будто моя ненависть бы ему сильно помогла! – воскликнул он в сердцах. – Как будто было бы лучше, если бы я…       Тут из тени показался Сириус, запрыгивая к нему на диван, ластясь. Парень вздохнул, обнимая его, уже легче продолжая:       — Дальше идут инструкции. Сразу бы так, честное слово… — он мельком взглянул на друзей. – В общем, как мы и сами знаем, никому рассказывать о состоянии Дамблдора перед смертью нельзя. Пытаться связаться с самим Снейпом — тем более.       — Не больно-то хотелось, — закатил глаза Рон.       Но Гарри проигнорировал его.       — Сейчас Пожиратели отвлечены празднованием, основные силы в ближайший месяц будут брошены… — дыхание парня перехватило, — на распространение влияния в Министерстве, — тихо произнес он.       Его глаза бегали по строчкам все более жадно. Гермиона подумала, что именно это и стало решающим фактором в перемене отношения ее лучшего друга к ненавистному преподавателю – тот никогда не обращался с ним, как с ребенком, пускай и не забывал напоминать ему о недостатках. И если раньше симптомы этого факта вкупе с откровенной враждой создавали лишь проблемы, то после пятого курса ничто другое так не воодушевляло Гарри, как честность. В любом виде. Гермиона сама испытала это на себе, когда рискнула и передала информацию об Ордене лучшему другу – его глаза светились благодарностью точно так же. А уж после того, как он возглавил личную маленькую армию, сражался с воплощением лицемерия в розовой кофточке…       — Министерство? – удивленно переспросила Грейнджер. Все было именно так, как она и боялась. – Но завещание Дамблдора у них, если там что-то важное…       Гарри помотал головой, перехватывая газету поудобнее, хмурясь.       — Говорит сфокусироваться на поручении Дамблдора, и том, что мы с ним тогда забрали… — парень побледнел, вспоминая пещеру. – Он говорит, среди вещей Дамблдора будет то, что поможет нам в деле. Мы получим это в любом случае. А о дальнейших находках говорит не сообщать ни ему, ни кому-либо другому. Предполагает, что на время до совершеннолетия меня отправят к Дурслям… черт, а ведь он прав, — скривился Гарри. – Поскольку из-за его «предательства» штаб скомпрометирован.       — Он не пишет, пустит ли туда Пожирателей? – взволнованно вклинилась Гермиона. – Может, обойдется…       — Нет, зато… — зеленые глаза вдруг зажглись пониманием. – Говорит, что это на пользу. Раз мы все равно в курсе, пренебрегать защищенным убежищем не стоит. Что в дальнейшем нам время от времени будет нужен опорный пункт – но сначала необходимо убедиться, что обе стороны списали его со счетов. Я должен любыми средствами обеспечить лояльность… Кикимера.       Гермиона ахнула.       — Гарри, он прав! – воскликнула она. – Домовые эльфы, мы вечно про них забываем! Об этом говорил и Дамблдор!       Поттер скупо кивнул.       — Говорит, так он сможет передать через Гриммо послание, когда все будет чисто. А Кикимер передаст его мне. После этого мы сможем оставаться там на сутки через трое, не чаще. И регулярно менять этот график. Эльф предупредит, если кто-то объявится в наше отсутствие.       — Зачем тогда вообще такие сложности? – возмутился Рон. – Раз мы все равно там не задержимся?       — Учитывая, какие у нас варианты… — не согласилась Гермиона. – Едва ли мы сможем останавливаться в гостиницах во время поисков крестражей, Рон. Нас будут искать. А учитывая, что мы не можем рассказывать Ордену, пользоваться гостеприимством их убежищ и рисковать еще чьими-то жизнями помимо наших будет неуместно. И тогда что у нас остается? Палатка твоего отца? Хорошо поесть, помыться и выспаться хотя бы пару раз в неделю уже звучит здорово.       Уизли, сообразивший, что привычные удобства скоро канут в лету на неопределенный срок, значительно приуныл. Гермиона очень надеялась, что он за время затишья хотя бы поинтересуется у матери о базовых заклинаниях стирки и уборки. Про готовку она даже заикаться не хотела. Очевидно, все равно большую часть быта ей придется тянуть самой. Как и защитные чары, и аппарацию, и самоорганизацию мальчишек с дозором, и Мерлин знает, что еще. Грейнджер вздохнула.       Гарри вдруг подал голос:       — Он говорит, чтобы после отъезда мы больше не возвращались в Хогвартс, — тихо произнес он. – Ни при каких обстоятельствах.       — Так до начала учебного года еще два с половиной месяца! – удивился Рон. – Он думает, у нас это займет столько времени?       — А ты думаешь, Волдеморт разбросал свои крестражи где ни попадя? – вскинула бровь Гермиона. – Дамблдор сумел найти всего два – и уничтожить лишь один! У него заняло это год! Думаешь, мы преуспеем сильнее него?       Рон приуныл еще больше. Он был не готов. Они все были чертовски не готовы к тому, что им поручил Дамблдор.       — И почему мы не можем довериться Ордену? – проворчал Уизли. – У них есть информаторы, есть бойцы, убежища… Почему директор поручил это нам, если у него есть целая армия?       — Потому что Волдеморт, Рон, — потер переносицу Гарри. – Чем меньше людей в курсе, тем меньше шансов, что он узнает. Сейчас у нас есть преимущество. А вот если мы его лишимся, нам точно никакой Орден не поможет, ублюдок использует их как приманку или попросту перепрячет – и дело с концом.       — Это все, что ты узнал? – спросила Гермиона. – Или в письме есть что-то еще?       Поттер устало вернулся к газете.       — Только постскриптум, — он прищурился. – «А что до твоего шифра…»              И едва он дочитал до конца, как газета вылетела из его рук, сворачиваясь и принимаясь нещадно лупить по темечку нерадивого адресата. Тот мигом обиженно ойкнул, вскидывая руки в попытке защитить голову.       — Эй, — отбивался Гарри. — Это нечестно!       Он выхватил палочку и попытался остановить газету. Вместе с ним попытались и друзья. Мигом зарычал Сириус, прыгая за газетой, но та уворачивалась, щедро прописав пару оплеух заодно собачьему носу, после чего, отвесив еще пару обидных подзатыльников обидчику, драматично самовоспламенилась, осыпавшись пеплом точно тому на вихры.       — Ай, а-апчхи! – мигом зашелся тот чихом.       Подбежавшая Гермиона помогла стряхнуть ему пепел с волос. И тут же принюхалась, уловив густой травяной аромат. Она быстренько вынула из расширенного кармана ближайшую книгу, протягивая шмыгающему носом Гарри.       — Ну-ка, попробуй, — прищурилась она.       Тот принял книгу из ее рук, потирая затылок. Он растерянно пробежался глазами по случайно открытой странице… и удивленно моргнул.       — Все прошло, — заметил он. – Моя эта, дисплесия…       — Дислексия, — поправила его Гермиона. И просияла. – В газете были лечебные благовония, так что даже снадобье не понадобилось! Профессор все предусмотрел!       Поттер с Сириусом недовольно переглянулись, все еще потирая ушибленные места, но спорить с подругой не стали.       — Крестражи, — задумчиво произнес Гарри. После чего вдруг вспомнил что-то и вынул из мешочка знакомый кулон с инициалами. – С этим мы хотя бы знаем, что искать. Вчера было не до него, но я сразу заметил что-то знакомое, не могу пока только понять…       Друзья подошли ближе, но ни записка, ни инициалы Р.А.Б. им ни о чем не сказали. Зато после обсуждения и парочки неловких предположений друзей Гарри сам вдруг встрепенулся, замечая беспокойство Сириуса, что начал скулить у его ног. Все собрались вокруг пса, вставшего на задние лапы, чтобы тревожно, совсем по-человечески заглянуть крестнику в глаза, что-то беззвучно говоря.       Зеленые глаза расширились.       — Сириус узнал инициалы и почерк… — сказал он. – Это медальон Регулуса, его брата. Регулуса Арктуруса Блэка.