Укрепляя международные связи

      Рон был невыносим. Его будто кусала Жующая Капуста, так он не мог усидеть на месте, пытаясь докопаться до самого дна в жалости к себе. Он чуть ли не плевался ядом, когда в очередной раз видел, как Гермиона шла в первую очередь к Гарри, а не к нему. Разве причины были неочевидны? Может, потому, что у Гарри не было семьи под боком, как у него самого? Может, потому что он был совсем один, оболганный и обижаемый? Может, потому, что его насильно втянули в смертельно опасный Турнир?       Серьезно, если бы Рональд не воротил нос от букв и соизволил вынуть зависть из ушей, то узнал бы, как ужасно погиб один из участников в прошлый раз. Неужели он желал того же Гарри? Не говоря про то, что ему поверил сам Дамблдор. Но Уизли было не переубедить.       Он умел быть очень жесток, когда того хотел.              — Гарри, ты был на обеде? – тихо спросила Гермиона, присев на диван рядом с другом. Тот вяло читал те самые «Боевые заклятья», которые Грейнджер все-таки решила внести в список их подготовки. Пускай там не было чего-то особенного и универсального, Гарри любил Заклинания и ЗОТИ больше всех предметов, так что это чтение по крайней мере не должно было стать для него очередной пыткой.       — Был, Гермиона, — вздохнул парень. И после долгой паузы добавил: – Хочется уже побыстрее первый этап. Может, хоть тогда все поймут, что я не вру, и им надоест — а то кажется, этот кошмар никогда не закончится.       Последнюю часть фразы он произнес чуть громче, чтобы рыжая макушка, играющая в магические шахматы с Симусом, точно услышала. Гермиона, проследив его взгляд, только покачала головой. Она пыталась, но взамен получала за это грубости от обоих. А потому сдалась. Она могла лишь надеяться, что Рон одумается, а Гарри не станет держать на него обиду. Иначе их Золотое Трио грозило развалиться навсегда.       И тогда она останется одна. Снова.              Одна… Тут в голове промелькнул знакомый образ, вызывая быструю улыбку. Гермиона приободрилась и вспомнила, зачем отпросилась с Нумерологии пораньше. Учитывая насыщенный третий курс, она слегка опережала программу, потому пока могла расслабиться и уделить время действительно важным вещам.       — Вот, Гарри, я выписала для тебя основные защитные руны и их применение, — протянула она свой конспект, проверенный и дополненный профессором Бабблинг. – Раз уж ты отказываешься осваивать справочник…       Гарри неохотно принял ее записи, косо взглянув на тяжеленный том, выжидающе пылившийся на столике уже вторую неделю.       — Спасибо… — начал было он.        Но тут из кресла с рыжей макушкой, повернутого к ним спиной, донеслось ядовитое:       — Может, ты и домашку за него будешь делать, Гермиона? Он же у нас чемпион.       — Рон! – воскликнула та.       — Ах да, — продолжил Уизли, — Гарри же не нужно делать домашку. Как удобно устроился, а? Может, ты тогда за него все испытания пройдешь да тысячу галеонов на блюдечке выдашь?              Гермиона вскочила, краснея, ее руки сжались в кулак.       — Рональд, немедленно извинись! Ты несешь чушь!       Но макушка даже не шевельнулась.       — Да? Значит, я несу чушь? Ну конечно, Рон же всегда такой тупой, вечно на третьих ролях, в тени блистательной отличницы и избранного героя! А я думал, мы друзья, Гермиона. Но со мной дружить не так интересно, как с чемпионом, правда ведь? Чемпионом-вонючкой.       Рядом вдруг резко мелькнула тень.       — Встань, Рон! – зарычал Гарри, наставив палочку на кресло. – Встань и повернись лицом, если хочешь что-то сказать!       — Гарри, Рон, — охнула девушка. – Пожалуйста…              Рон медленно поднялся. Развернулся, бросив презрительный взгляд на наставленную на него палочку. Его глаза были опухшими, в уголках губ и на лбу залегли складки. Он смерил взглядом их обоих, засовывая руки в карманы, после чего задумчиво произнес:       — Помню, вы и на третьем курсе веселились, — едко сказал он, почти обнажая тайну, которой не имел права так разбрасываться. Симус непонимающе взглянул на него. У Гермионы же потек по спине пот. Судя по тому, как опустивший палочку Гарри побледнел, ему тоже стало не по себе. – Похоже, вам двоим давно неплохо без меня.              После чего Уизли покинул гостиную, оставляя след отвратительной обиды и неясного чувства вины. Они ведь и правда не разделили с другом их приключение со спасением Сириуса, и Рону тогда достались лишь объедки, сбивчивые рассказы их обоих, смеющихся понятным только им шуткам. Рон имел право чувствовать себя отвергнутым.       Но ведь Рон с Гарри так хорошо провели время в Норе, а потом был еще и Чемпионат, так что Гермиона надеялась, что неловкость сгладилась. Вот только затем Гарри выбрали для Турнира. А сама Грейнджер…              Она боялась, что станет последней каплей.       — Не переживай, Гермиона, — приобнял ее лучший друг. – Ты же знаешь, он все время страдает от комплексов.       — Нам всем надо помириться, — повесила голову девушка. Гарри нечасто проявлял открытую заботу, все-таки, он был сиротой и ценил личное пространство — оттого этот редкий проблеск был вдвойне приятен. – Это… это неправильно. И все из-за какого-то дурацкого Турнира.       Рука парня напряглась.       — Тем более. Я не виноват в том, что кто-то хочет моей смерти. Рон должен извиниться, а не ныть, если ему все еще нужна моя дружба, — холодно сказал Поттер. – И ты не потакай ему. Иначе… Хотя, даже Дадли не был настолько жалким, мелочным…       А нет, они оба стоили друг друга. Гермиона, на миг зажмурившись, мягко отстранилась.       — Ты почитай конспекты, ладно? Может, и не пригодится, но время пролетит быстрее, и мне будет спокойнее, — она сжала плечо друга. – Слышишь?       — Да, — не глядя, отозвался Гарри. – Я бы… Я бы хотел побыть один, если ты не возражаешь, Гермиона. Не беспокойся обо мне. Иди. Виктору привет.       После чего, поджав губы, вернулся на место, пусто водя глазами по строчкам конспекта. Просто закончил разговор, обрубив его.              Если Рон не следил за языком, то Гарри разил холодным молчанием. Они казались такими разными, но все еще такими…              Гермиона почувствовала, как защипало глаза. Но не позволила себе поддаться обиде. Она должна была стать тем мостом, что соединит их трио воедино, а потому ей нельзя было думать о себе. Должен был быть способ… Она постояла так несколько секунд, после чего сдалась и отправилась за советом, как ей подсказал Гарри. Все-таки, одна голова — хорошо, а две – лучше. Ей не помешает взгляд со стороны.              ***              Тем вечером они с Виктором сидели на вершине Астрономической башни, подогретые чарами и парочкой термосов. Между ними был совершен дружеский обмен. И теперь трофеи стояли с противоположных сторон: один магический, красно-черный со стервятником, и другой маггловский, в тартан с плюшевыми медвежатами. Гермиона со смехом извинялась, говоря, что теперь из-за ее любимого термоса имидж Виктора пострадает. Предлагала найти ему другой. Но тот уже охотно заграбастал подарок, ответно усмехаясь, что теперь и имидж Гермионы пострадает, ведь отныне ее будут принимать за фанатку квиддича. Они оба договорились хранить сувениры. Крам заявлял, что его термос специально непримечателен, чтобы никому не пришло в голову его украсть – но если кто и попробует, то сильно пожалеет. Его зачаровали на все случаи жизни. Гермиона немедленно принялась уточнять, в ответ делясь тем, как зачаровывала свой – и Виктор пообещал показать его на родине тому же мастеру для оценки работы лучшей ученицы Флитвика. Их разговор зашел слишком далеко вперед, к концу учебного года, кольнув небольшой тоской. У них был год. Даже меньше, всего лишь восемь месяцев, прежде чем дороги разведут их. А потом останутся лишь редкие письма с совами за тридевять земель да воспоминания.       Гермиона мысленно вернулась к Рону с Гарри. Вздохнула.       После чего хлебнула еще трофейного мурсальского чая, запасами которого Виктор также пообещал поделиться, раз достояние его страны пришлось придирчивой британке по вкусу. Грейнджер было даже неловко со своим простым Эрл Греем. В ответ она решила раздобыть для него через родителей свои любимые сорта, а их было столько, что, по ее заверениям, он не сможет на этот чай смотреть уже к середине дегустации. Вызов был с улыбкой принят.              Они болтали еще какое-то время, после чего Гермиона, разнежившись доверительным теплом бока и беседы, успокоившись вкусом редкого чая, все-таки решилась поделиться своим собственным секретом. Ей отчаянно нужен был совет, поддержка, а без упоминания Маховика Времени даже в общих чертах не получилось бы донести суть. И она заговорила. Пробежавшись по первым двум курсам, детально объяснила третий. Завершила его спасением невиновного Сириуса Блэка – на что Виктор даже не повел бровью, кивая. Куда больше его задел василиск на втором (и окаменение Гермионы), а затем и вовсе привели в ужас дементоры, стычка с оборотнем и Маховик. Под конец окончательно нахмурившись, он ухватился за упомянутые вскользь жалобы в связи с путешествиями во времени, задавая уточняющие вопросы. Как оказалось, симптомы весьма походили на эффект ломки после долговременного принятия магического допинга. И об этом спортсмен знал очень много. Когда-то тренер провел со всей командой целую лекцию, не только предостерегая от употребления незаконных зелий по очевидным причинам, но и объясняя конкретные последствия для здоровья. Некоторые советы по избавлению от них показались Грейнджер весьма и весьма интересными. А кроме того, большим облегчением для парня стало то, что его новая знакомая фактически оказалась шестнадцатилетней. По его словам, это чуть лучше объясняло легкость в общении. В итоге Виктор отозвался обо всех годах ее учебы неодобрительно, осудив решения Дамблдора. Они даже немного поспорили на этот счет. Но с Виктором, как оказалось, было приятно спорить. Он слушал до конца, думая перед ответом и не боясь признать ее правоту, отчего самой Грейнджер становилось гораздо легче находить и в его словах истину. Их спор со стороны походил на настоящую взрослую дискуссию. Не переубедить, а понять. Это было здорово.       Насладившись послевкусием мыслительной деятельности, они глотнули еще чая, переводя дух. После чего Гермиона со вздохом прокомментировала то, чему уже сам болгарин был свидетелем, и печально замолкла.              Повисло пространное молчание.              — Ладно, Рон, — наконец не выдержала гриффиндорка. – Но я не понимаю, почему Гарри меня отталкивает. Что мне делать с ними, Виктор?       Крам задумчиво потер подбородок. После чего спросил:       — Вы с Поттером близки? Ближе, чем с Уизли? Может, это его злит? А другой думает о вас двоих тем же образом?       Грейнджер удивленно уставилась на него.       — Ты что, конечно, нет! – она легко пихнула его в плечо, не потревожив, впрочем. – Мы всего лишь друзья! Они для меня одинаково дороги. Нет, Виктор, дело совершенно точно не во мне! Я же…       — Ты прекрасная ведьма, — негромко откликнулся Крам. – Не представляю, как они могли не заметить этого, имея возможность наблюдать за тобой столько лет. Может, ты просто чего-то не знаешь?       Гермиона покраснела.       — Да они же совсем… Вряд ли они вообще в курсе, что я девушка!       Темные глаза пересеклись с ее. А затем парень развернулся к ней, задевая ее колено своим, мягко заправляя девичью прядку. Жар и грубость мозолистых пальцев опалили тонкую кожу. Виктор был так близко. Он тревожил органы чувств, ощущаясь рядом, по-настоящему рядом, заставляя ловить тепло его присутствия всем телом. Как перекатывались мышцы плотного торса под расстегнутым кафтаном, как теплое дыхание ласкало щеку. Древесный лак, травяное мыло и немного… мускус. Рядом с ней был не просто совершеннолетний парень – молодой мужчина, почти взрослый, зрелый. Совсем близко, такой надежный… Его горячие руки не давали покоя мыслям, пока на лице играл синеватый сумрак, выделяя чувственную мягкость губ, их нежную улыбку.       — Не согласен. Ты красивая, умная, заботливая ведьма, Гер-ми-вона, — почти прошептал он своим хриплым акцентом, и его слова, его близость была самым реальным, что та испытывала в жизни. Сердце пропустило удар. – Не переживай из-за того, что твои друзья… слишком заняты своими проблемами, чтобы думать о твоих чувствах. Не вздумай из-за них меняться. Потому что твоя искренность прекрасна, как самая светлая магия. Не могу припомнить лучшей компании и лучшего друга, с кем мне было бы так же хорошо и уютно.       Гермиона тонула в темных глазах, в морщинке нахмуренных бровей, в неловких комплиментах, таких искренних и таких необходимых. Не требовавших ничего взамен. Ей никто не говорил настолько прекрасных слов. Никогда. На глаза выступили слезинки, и девушка торопливо отвернулась, быстро смаргивая их.       — Спасибо за… — она сглотнула. – Ты очень добр, Виктор. Я тоже считаю тебя прекрасным человеком, отличным другом и собеседником.       И чуть не хлопнула себя по лбу от того, как сухо и скупо прозвучали ее слова. А она ведь считала себя книгочеем!       — Не нужно благодарить, — покачал головой тот, давая ей время оправиться. – Всего лишь говорю правду.              Девушка не сразу вспомнила, о чем был разговор, так ее растрогал момент.       — Значит, ты считаешь, что мне лучше не вмешиваться? – растерянно спросила она. – Ты бы так поступил на моем месте?       Виктор нахмурился, выпрямляясь. Он отвернулся, вновь садясь параллельно, разглядывая руки. И Гермиона испытала невольное сожаление от потери защищенности, которое дарило его тепло. Трепет был предательским, странным. Уютным. Отрицать его не хотелось. Он казался таким же таинственным и прекрасным, как эта ночь, как откровенность.       — Не хочу давать тебе совет, который может не сработать, — пожал плечами болгарин. – Я ведь знаю твоих друзей только с твоих слов.       — Да уж. А я сомневаюсь, что они теперь захотят знакомиться с тобой, — удрученно кивнула гриффиндорка. – Прозвучит странно, но пару месяцев назад они бы за такой шанс свои мантии съели. А сейчас выдумывают себе врага на ровном месте… Ну и дурачье. Ты замечательный парень.       — Спасибо, — улыбнулся Крам.       — Не нужно благодарить, — вернула фразу Гермиона с насмешливо вскинутой бровью. – Всего лишь говорю правду.       После чего, подумав, вспомнила, что и сам дурмстранговец прибыл с друзьями. А она ведь совсем его не расспросила в ответ, эгоистично навязавшись со своими проблемами.       — Твои друзья, — пожевав губу, неловко заметила девушка. – Ты о них совсем не рассказываешь, а я и не спрашиваю. Мне даже как-то стыдно.       К ее удивлению, болгарин рассмеялся.       — Ну уж нет, — фыркнул он. – Ни за что. Пускай ищут себе других партнеров для международных связей. Не собираюсь делиться с ними моей дорогой Гер-ми-воной.       — Звучит так, будто мы тут говорим уже не о сугубо товарищеских отношениях и обмене культурным опытом, — задрала брови Гермиона, стараясь не краснеть. Она не знала, почему ей так польстило обращение. «Моей дорогой» — да, щеки наверняка были красные. Они только что перешли какой-то очередной барьер – правда, для выяснения надо было начать перебирать их все, так что Грейнджер из милости к обоим не стала настаивать.       Виктор смутился, стрельнув в нее взглядом и тщетно скрывая предательскую улыбку.       — С ребятами мы скорее не друзья, а хорошие приятели, Гер-ми-вона. В Дурмстранге, — его лицо посерьезнело. – Там все по-другому. Не так… Свободно, как у вас. Конечно, мы тоже веселимся и дружим, но там… Там нас готовят к жестокости… взрослого мира, учат… осторожности и боевому товариществу. Наверное, поэтому я так ценю наши с тобой разговоры, когда сам больше… по физической части.       Вспомнив, как Виктор охарактеризовал себя так в первый раз, Грейнджер прыснула.       — Именно этим словом я теперь и буду тебя описывать, если кто спросит, — развеселилась она. – «Виктор предпочитает смотреть, как я учусь, потому что сам больше… по физической части».       — Мне нравится, — усмехнулся Крам. – Звучит весьма двусмысленно.       И получил легкий тычок локтем.              — Что-то мы засиделись, солнце давно уже зашло. Тебе не пора на корабль, Виктор? – спохватилась Грейнджер. – Я-то знаю, как не попасться Филчу, а тебе Каркаров точно задаст трепку.       — Меня обещали прикрыть, — отмахнулся парень, даже не напрягшись. — К тому же, и я знаю, как попасть на корабль в обход нашего капитана.       — Ваш корабль, — тут же заинтересовалась Гермиона. – Он ведь сам по себе оплот магии! Как он выглядит изнутри? Ты спишь в гамаке или у тебя есть отдельная каюта?       — Комната, — поправил ее Виктор. – Со столом, кроватью и даже шкафом с твоими любимыми книгами.       — Кто-то сказал «книги»? – парировали ему в ответ с усмешкой. — Готовься, я заселяюсь, — после чего девушка добавила уже серьезным тоном: — Получается, на корабль наложены чары расширения пространства?       — Да, — кивнул болгарин. — Ты с ними сталкивалась?       Девушка мигом оседлала любимого конька, принимаясь жестикулировать:       — О, эти чары очень сложны и интересны! Я недавно расспрашивала профессора Флитвика, и он обещал дать мне подготовительные материалы для погружения в предмет. Как оказалось, сперва нужно пройти определенные испытания в Трансфигурации и изучить специальные рунические тексты. Но если все это уложить в голове, то речь пойдет не про простые долговременные заклятия, а полноценную артефакторику!       Гермионе не хватало дыхания, и она чуть успокоилась, чтобы уж совсем не тараторить.       – Этим летом мне довелось пожить в палатке, превращенной изнутри в настоящий шатер, полноценное жилище с кухней и спальнями! Было поначалу непривычно, я даже… Ты не думай, у меня есть дом, — торопливо помотала головой она. — Вообще-то, это палатка мистера Уизли, ему ее одолжили, как он сказал, редкая штука – и я его прекрасно понимаю… Подумать только, такой шанс для изучения! Мы не просто так в ней оказались, к сожалению, а лишь ненадолго, потому что Уизли взяли нас с собой, лишь бы Гарри не лишился того же сомнительного удовольствия, что и остальные мальчишки, — жестикуляция все ускорялась. Она недовольно передернула плечом. – Ну, знаешь, в этом году проводился Чемпионат мира по их любимому квиддичу, на котором… — воспоминания побежали дальше, проматывая новый кадр за кадром… И тут Гермиона запнулась. Медленно осознавая и убито заканчивая, — на котором ты… очевидно… был.              Ее лицо горело огнем.              Она бросила быстрый взгляд на Крама, который был уже физически не в состоянии держаться, подрагивающими губами повторяя за ней ее «очевидно». И при виде стыдливой гримасы, ловец наконец не вынес и взорвался хохотом, восклицая на болгарском.       — Гер-ми-фона, — со слезами просил он, складываясь от смеха пополам, — ты не… прошу, не останавливайся. Мы только подошли, — под конец он все-таки задохнулся от хохота, просипев, — к самой интересной части.       Тут уже и Гермиона не выдержала, залившись девичьим смехом.       Крам с севшим голосом подмигнул:       — Ты только никому не говори, но я фанат квиддича, знаешь.       Девушка покачала головой, продолжая посмеиваться.       — А ведь казался с виду приличным парнем, — подтрунила она.       Болгарин выпрямился:       — И есть приличный парень, — притворно нахмурился он, выпятив грудь.       Гермиона не удержала вздоха умиления, вырвавшегося вслед затихающему смеху. Виктор был… очарователен.       — Конечно, ты приличный парень, — похлопала она его по руке, чувствуя, как от смеха разболелись щеки. – Это мне надо уметь вовремя прикусить язык. Такого позора ты вряд ли слышал.       — Ничего не позор, — фыркнул Виктор, сверкая весельем в глазах. – С твоих слов я бы и повтор матча послушал. Даже если бы снова пришлось продуть ирландцам с разницей в десять очков.              Осознав наконец тонкость льда под ногами, гриффиндорка поторопилась исправиться:       — Прости, я вовсе не хотела… ты понял. Наверное, правильно меня Рон затыкает. Я ни в коем случае не хотела быть такой неуклюжей и…       Но ее прервали, мягко и уверенно взяв тонкие руки в свои. Вскинувшись, Гермиона чуть не утонула в чужих глазах, в их чувственной нежности и внутренней буре.       — Гер-ми-вона, — хрипло произнес Крам, — Прекрати. Я не против обсуждать с тобой квиддич. Люблю спорт, живу им. Хорош в нем, горжусь каждой победой и каждым снитчем так же, как ты оценками и книгами. Да, не люблю пустой треп и лесть. Но еще я… — он замер на мгновение, его скулы потемнели, — вообще-то, я бы хотел услышать, если тебе, ну, понравился… матч. И… и я.       Гермиона непонимающе моргнула. А сам Крам, услышав, что сморозил, пораженчески застонал, отшатываясь, выпуская ее руки и зарываясь пятерней в волосы.       — Звучу, как идиот, — признался он. Подумав, добавил еще горше: — Как выпрашивающий комплименты идиот.              И тут Грейнджер очнулась.       — Немедленно прекрати, Виктор! Еще чего не хватало! – она, забывшись, попыталась найти его взгляд, заглянуть в лицо, чтобы понять, насколько он огорчился. И незаметно для себя приобняла парня за плечи, мягко поворачивая к себе.       Виктор выглядел растерянным, смущенным. Тем самым косолапым, потерянным, одиноким орлом, по какой-то причине продолжавшим ходить по земле вместо того, чтобы вернуться в родную стихию. Жар плеснул в уши от того, какие мысли мигом пришли в голову. Какие желания возникли.       — Виктор, — задохнувшись от чувств, прошептала Гермиона, — ты заслуживаешь комплименты. Правда. Я просто… Абсолютно не разбираюсь в том, что тебе так дорого. Боюсь, мои честные комментарии будут звучать… неуважительно.       Темные глаза недоверчиво расширились.       — Пускай, — выдохнул он, воспрянув духом. – Так даже лучше.              Девушка скептически подняла бровь, но спорить не стала. Как не торопилась и выпускать парня из невольного объятия. Она собралась с духом, ощущая чужую потребность в собственных словах. А еще жар сильного тела под руками. Как же приятно было держать его вот так, как не хотелось выпускать – и как хотелось притянуть ближе.       — Ты… — сглотнув, Гермиона все-таки отпустила его усилием воли. Она и без того пересекла сегодня все границы дозволенного и приличного. – Я скажу тебе то, что сказала ребятам на матче. Ты был очень, — она робко нашла темные ждущие глаза, мягко приподнимая уголки губ, — храбрым, Виктор.       Чувствуя, как собственная смущенная улыбка пересиливает ее, расползаясь все больше, Грейнджер поторопилась сесть параллельно, закусив губу. Но, к сюрпризу для нее самой, еще ничего не закончилось. Перед глазами в омнинокле, как наяву, проносилась ловкая фигура, летавшая так, будто дралась насмерть, лавируя, запутывая, пикируя на грани с безумием. Сражаясь на пределе сил. Порой грязно. Яростно. Будто все тело и метла были продолжением волевого желания и страстной самоотдачи, стрелой, выпущенной единственно для того, чтобы поразить свою цель.       «Ауч», — подумала Гермиона с тихим смешком. После чего легко заговорила, больше не боясь своего смущения.       — Знаешь, я видела много школьных матчей. Гарри — ловец нашего факультета, и я часто хожу поддержать его на тренировках, не говоря уже о Кубке Школы. Так что кое-какой опыт наблюдений имеется. И выводы о самой игре, я тебе скажу, неутешительные. Ребята летают на неустойчивых зачарованных палках, швыряют мячи в кольца и друг в друга, пытаются их отнять, желательно, отправив соперника на больничную койку. А между ними носятся двое, способные перечеркнуть весь пот, кровь и старания остальных в один миг. Я даже не говорю про то, сколько разногласий и вражды поднимается вне матчей, — Гермиона с печальной улыбкой покачала головой, глядя строго на свои колени. И все-таки нашла в себе смелость закончить. – Но еще… Когда я оказалась на том стадионе, когда увидела… Все было иначе. Это было и ужасно, и захватывающе, и жестоко. Видишь ли, я абсолютно некомпетентна во всем, что связано с квиддичем, но кое-что заметила точно. Ты не просто сидел на летающей метле, Виктор. Ты будто бы… летал вместе с ней.              Чувствуя, как сердце сделало кульбит, Гермиона зажмурилась, ожидая смеха или справедливого порицания за такое отношение к любимому спорту. Она ожидала всего… Но не мягкого прикосновения к виску. Нежного, совсем невесомого, как будто бы показавшегося – и все равно Грейнджер чуть не подпрыгнула, резко оборачиваясь. Однако, к ее удивлению, Виктор, красный под стать кафтану, смотрел перед собой на почтительном расстоянии.       Может, ей все-таки показалось?       — Кхм, — откашлялся Крам, очевидно, пытаясь поймать хоть одну связную мысль. – Пожалуй, так квиддич еще никто не оскорблял.       — Извини, — улыбнулась Гермиона. – Предупреждала ведь, ну?       — Ты обязана быть на следующем Чемпионате, — продолжил он, азартно сверкнув ей глазами. – Потому что я его выиграю.       Похоже, ее признание пришлось ему по душе.       — И тогда я буду вынуждена сказать тебе еще один оскорбительный комплимент? – широко улыбнулась девушка.       Болгарин кивнул.       — По рукам, — рассмеялась Гермиона, принимая свою капитуляцию.