Его огонь

Кожа аментет горяча, как раскаленный песок. Сет целует её в шею, нежно, осторожно. Она мягко льнет к нему. Пальцы пропускают шелк волос, только это не волосы его маленькой подруги — они чёрны, как мгла небытия, а у Ифе — отдают солнцем. Это его племянник — с прикрытыми мутно-зелёными глазами, откидывает голову, подставляясь, обнажая сильную шею, и Сету хочется вцепиться в нее зубами. Он так по-настоящему открыт, как не бывало с начала времен, и это пьянит ещё больше. Он пьян, Сет пьян, Ифе пьяна от всего вокруг, и так хочется сделать что-то дурное. Грешный бог и не отказал бы себе в этом — просто не успел. Анубис целует Сета сам — это жар сплетается с холодом, их руки замирают на тонкой девичьей талии и это не поцелуй — борьба — друг с другом, с собственными прошлым и за собственное будущее. Это огонь и холод, это страсть и азарт. Девушка — между ними такая хрупкая, как между двух огней, еле выдерживает горячие касания — владыки пустынь, и такие же обжигающе-холодные — стража царства мёртвых и проводника заблудших душ. Может, поэтому им всем троим по пути. Сейчас они и есть заблудшие, потерянные- в дыму одуряющих благовоний и потоке звука ритуальных барабанов, в этом танце единения, затерянные среди равнодушной толпы. Танцуя, Ифе берет Сета за пальцы, утыкается губами в шею. Гибко жмется к Анубису. Она мягкая, чуткая, и её губы такие же, но Сет помнит и острый холод и наглый напор. Ему сносит разум этот контраст, и он тянется к Карателю снова, вжимаясь в тоненькую Ифе, пахнущую новой жизнью и немного благовонием Бастет, и Анубис делает тоже самое — его рука ложится Сету на горло, но грешный бог не боится ничего — и уж тем более, своего далёкого родственника, потому что они снова сплелись языками, пока маленькая аментет сплела их руки. Улыбаясь, Сет позволяет укусить себя за нижнюю губу, чувствуя лёгкие поцелуи от Ифе на своей груди. Теперь они оба — во власти Сета. И пусть ненадолго, но горят — в его огне.