Наше время
Величественное помещение, где собирается семья, напоминает зал из старинных дворцовых сказок. Открыв массивные резные двери, Адалард Риддл входит в просторный зал с высокими сводчатыми потолками, украшенными золотыми барельефами и канделябрами из хрусталя, мерцающими мягким светом. Стены, отделанные глубоким бордовым бархатом, подчёркивают величие и тёплую атмосферу комнаты. В центре зала стоит старинный дубовый стол, покрытый белоснежной скатертью с изысканным узором, на котором располагаются чайные сервизы из тончайшего фарфора, а неподалёку от них серебряные подносы с разнообразными угощениями. Сын с настороженностью шагает вглубь помещения, его взгляд задерживается на каждом из членов семьи. Он чувствует некую фальшь, наблюдая за взаимодействием родственников. Дедушка с лёгкими морщинками на лице смотрит на бабушку словно юноша на свою первую любовь. В его глазах читаются годы заботы, преданности и поклонения, которые он испытывает к своей спутнице жизни. Бабушка улыбается ему ответным взглядом, полным нежности. Адалард переводит взгляд на родителей. Они сидят рядом, тихо переговариваясь и часто кидаясь друг на друга взорами, пропитанными воодушевлением и, конечно, любовью. Его отец слегка наклоняется к матери, чтобы лучше слышать каждый шепоток любимой женщины. Мать, в свою очередь, касается его руки, подтверждая каждое слово трепетным прикосновением и улыбаясь, как обычно, ртом, а не своими прекрасными, но словно затуманенными глазами. Сын испытывает одновременно восторг и зависть к этим проявлениям любви, которые он не так давно считал чем-то обыденным. Однако, понаблюдав за тем, как себя ведут другие влюблённые, юноша отметил, что не во всех парах встречаются партнёры с такой долей завороженности к возлюбленному. Дед и матушка полностью теряют концентрацию, если их пары нет рядом. Более того, они совершенно не воспринимают никакого рода информацию, сказанную им не суженными. Он наблюдает за каждым взглядом, каждым жестом, пытаясь понять эту невидимую нить, связующую их и объединяющую в гармоничный союз. Закрыв глаза на мгновение, Адалард задумывается о том, сможет ли он когда-нибудь испытать такие же глубокие чувства, и, придя к более тревожным мыслям, вновь открывает их, продолжая наблюдать за семьёй, которая кажется ему одновременно такой близкой и такой далёкой в этом прекрасном, величественном зале. Некоторое время спустя на столе появляется фарфоровый чайный сервиз, включающий в себя: тонкостенные чашки и блюдца, элегантный чайник, сахарницу и молочник. Они украшены изящными узорами, на которых встречаются позолоченные детали, придающие сервизу утонченность и классический шарм. — Мой любимый момент — время пить чай, — довольно произносит Меропа, ловя на себе мечтательный взгляд мужа. Адалард не отрываясь изучает скатерть, знакомую ему с самого детства. Его задача сейчас — не привлекать к себе внимания. Домовой эльф Эрл щёлкает пальцами, отчего перед каждым членом семьи появляется чашка, наполненная ароматным чаем. Родственники пьют чай, совершенно не догадываясь о небольшой шалости, произведённой Риддлом-младшим — сегодня он попросил эльфов заварить его чай, строго-настрого запретив добавлять в него что-либо кроме заварки, подаренной Адаларду родителями школьного приятеля. Сын внимательно наблюдает за изменениями, происходящими в лице матери: сначала пропадает легкомысленная улыбка, затем она отворачивает голову от отца, натыкаясь глазами на Адаларда. Воплощение ужаса вырывается из горла матушки в виде вскрика, прорезающего тишину, словно нож. Отец дёргается, поворачиваясь лицом к жене: — Герми… — начинает Том, но останавливается, читая во взгляде любимой женщины две эмоции: отвращение и ненависть.***
13 лет назад
Солнце опускается всё ниже, окрашивая небеса в богатую палитру оттенков: от золотистого до глубокого оранжевого и пурпурного. Тени удлиняются, создавая атмосферу уюта. Температура понижается, принося облегчение после жаркого дня. Воздух наполняется звуками, которые характерны для этого времени суток: щебетанием птиц, шумом деревьев, ласкаемых вечерним ветерком. И только Гермионе Грейнджер неспокойно в столь прекрасный вечер перед выходными, а причина тому — Меропа Гонт, её весьма навязчивая коллега. — Дорогая, ты бы только взглянула на него. Он однозначно предел твоих мечтаний! — воодушевлённо лепечет женщина, игнорируя пропажу вежливой улыбки с лица Гермионы. «К тому же не понимающая намёков», — про себя добавляет девушка. — Меня действительно не интересуют отношения, Меропа, — стараясь звучать не грубо, но настойчиво, отвечает Гермиона, замечая, как женщина делает глубокий вдох, отчего её ноздри расширяются, а челюсть непроизвольно выкатывается вперёд — явный призрак недовольства. — Конкретно сейчас меня интересует отдых, поэтому я пойду. До встречи в понедельник! Грейнджер начинает своё движение в сторону выхода, но грубая рука коллеги с затвердевшими мозолями от увлечения зельеварением останавливает девушку. — Деточка, тебе правда крупно повезёт. Не подумай, что я погрязла в стереотипах, но ты маггла, пытающаяся пробиться в Министерстве Магии. Связь с потомком древнейшего рода поможет тебе, дорогая, — лукаво улыбается одним уголком губ женщина, уверенная в соблазнительности своих слов. Шатенка испытывает неимоверное желание плюнуть в лицо зазнавшейся сотруднице. Её сдерживает лишь то, что на их перепалку сбежится весь оставшийся коллектив. — Мы потомки самого Салазара, для девочки из семьи магглов — это куш. Грейнджер поворачивается корпусом к Меропе, чуть наклоняясь к лицу, чтобы тихо прошептать: — Меня не интересуют ни возможности, которые вы мне предлагаете, ни ваш сын и уж тем более вы сами, Меропа, — прямо в глаза назойливой коллеге, практически утыкаясь в обветренный кончик носа, выдаёт шатенка. — Я пыталась донести это более мягко до вас, но вы проигнорировали мои слова. Не держите зла и хорошего вечера. Воздух вокруг женщины будто сгущается, Гермиона чувствует, как по коже пробегают мурашки. В глубине глаз Меропы таится холодный блеск, напоминающий осколки льда, которые могут вонзиться в душу. — Молодость — синоним импульсивности, — продолжая удерживать молодую сотрудницу, елейно шепчет Гонт. — Раз уж матушка не занялась этим, то придётся мне: я научу тебя женской мудрости, когда стану твоей свекровью, дорогая. Мгновенно возникшее чувство обиды настолько захватывает Гермиону, что она не успевает осознать, проконтролировать свои эмоции. В этот миг из-за сильного внутреннего напряжения спонтанно вырываются слова: — Я лучше умру, чем стану вашей невесткой! — грубым толчком выдёргивая себя из захвата Меропы, выкрикивает девушка. Злость охватывает женщину: лицо перестаёт быть радушным, а сами черты резко меняются, словно кто-то сорвал маску, под которой скрывалась истинная сущность. Глаза сужаются в узкие щёлочки, зрачки блестят холодным остекленением. Женщина напоминает ястреба: взгляд становится пронзающим, как острые когти. Достаточно тихо, явно не сдержавшись, женщина шепчет нечто неразборчивое, но напоминающее по движению губ Гермионе то ли «Ты не посмеешь, деточка», то ли «Ты пожалеешь, деточка». Ни один из предлагаемых вариантов не предвещает ничего хорошего. Гермиона, наблюдая за этой трансформацией, ощущает холодок, пробежавший по спине. Её предчувствие оказывается справедливым. С первых мгновений их знакомства в этой женщине было что-то отталкивающее, что-то скользкое и нечестное, и вот теперь это нечто выходит на поверхность в полный рост. Злость срывает все лишние слои притворства, раздевая недобрую натуру до костей. Теперь шатенка понимает, почему всё время сторонилась Меропы: в её сердце таится угроза, готовая в любой момент перейти от слов к действиям, как хищная птица бросается на свою жертву. — До свидания, Меропа, — не желая усугублять ситуацию, быстро проговаривает Грейнджер, покидая помещение с неприятным осадком на душе, выливающимся в подрагивание конечностей. «Да что она может мне сделать?» — успокаивает себя шатенка, оказываясь в лифте. Двери медленно закрываются, кабина начинает своё привычное движение вверх. Но вдруг, посреди пути, раздаётся резкий металлический скрежет, лифт дёргается, застывая в пространстве. Свет мигает, но после возвращается в прежнее состояние, однако лифт при этом остаётся неподвижен. В сердце девушки моментально поселяется страх, ледяными оковами сковывающий её грудь. Её дыхание становится быстрым и поверхностным, пальцы дрожат, сжимая поручень. Гермиона нажимает на кнопки — ничего, даже не тусклое мерцание света. В отчаянии она давит кнопку вызова помощи, но ответа не следует. В замкнутом помещении усиливается звук биения сердца. Она вдруг чувствует, как стены кабины, кажется, сжимаются вокруг неё, — игра разума, которая рождает панику внутри Грейнджер. Чувство безысходности охватывает её, слёзы прорываются на глаза. В этом металлическом плене она ощущает себя полностью беззащитной, потерянной. Её мир сужается до этих нескольких квадратных метров — холодных, замкнутых, пугающих. Неожиданно двери лифта разъезжаются, и по ту сторону Грейнджер встречает счастливо улыбающаяся Гонт. Женщина буквально толкает шатенку в свои объятия: — Дорогая, я так забеспокоилась! Гермиона кратко благодарит Меропу, вытискиваясь из кольца рук, усугубляющих ситуацию с проблемным дыханием, чтобы быстрее выбежать вниз по лестнице на улицу. Она не слышит ничего кроме собственного сердцебиения, наталкивающего на мысль как можно быстрее сбежать из этого места в своё уютное жилище.***
Вечером, когда сумерки начинают окутывать мир мягким индиго, домашняя библиотека семейства Гонт-Риддл превращается в тихий храм знаний и уюта. Стены заполняют высокие деревянные полки, тянущиеся от пола до самого потолка, с книгами разных эпох и жанров. Тяжёлые фолианты в кожаных переплётах соседствуют с небольшими томиками современной литературы, а изящные книжные лампы с тёплым, янтарным светом создают лёгкую, почти эфемерную атмосферу. Камин в углу комнаты тихо потрескивает, его золотистые языки пламени лениво танцуют, отбрасывая на стены причудливые тени. Воздух наполняет запах старой бумаги и древесины, смешанный с ароматом благовоний, заполняющий пространство успокаивающим дыханием. У большого окна с тяжёлыми, бархатными портьерами стоит мужчина, задумчиво изучающий массивный фолиант. Высокий, с небольшой проседью на висках, он одет в уютный домашний свитер и удобные брюки. В свете настольной лампы его лицо приобретает мягкую выразительность — глаза, проникновенные и вдумчивые, движутся по строкам старинного текста, губы шевелятся, будто он шёпотом произносит древние слова. Его пальцы, тонкие и изящные, осторожно перелистывают страницы, каждая из которых словно открывает перед ним тайны прошлого века. Временами он подносит руку к подбородку, впадая в глубокие размышления, чувство неизведанного и уважения к искусству мастеров прошлого переполняют его. Снаружи слышен деликатный шелест листвы под дуновением вечернего ветра, каждый шорох кажется частью великой симфонии, в которую погружен Том Риддл. Он не замечает времени, полностью захваченный великим фолиантом, его разум путешествует по страницам истории, а сердце наполняется тихим благоговением перед мудростью веков. — Эта мерзавка у меня ещё попляшет! — громко, сбивая негу от изучения материала, взвизгивает Меропа, топая от возмущения рядом с мужем, волочащимся за недавно явившейся женой. Том разочарованно выдыхает, вставляя изящную закладку, прежде чем закрыть фолиант. Он лениво движется по коридору, намереваясь узнать, что так расстроило его матушку, больше из вежливости, нежели из искреннего беспокойства. Риддл-младший прекрасно осведомлён о натуре Меропы, совершенно не умеющей принимать отказы и гиперболизирующей любую неурядицу до проблемы вселенских масштабов. Риддл-младший спускается в просторную гостиную, залитую светом массивной хрустальной люстры, подвешенной к высокому потолку и украшенному лепниной. Стены, покрытые шелковистыми обоями с золотым узором, сверкают в свете сотен тысяч граней люстры. По углам комнаты расположены элегантные позолоченные статуи, а вдоль стен стоят резные книжные шкафы, напичканные редкими и дорогостоящими свитками. Пол традиционно покрыт изысканным паркетом из тёмного дерева, на котором гостепреимно расстелены удивительной красоты ковры глубоких насыщенных оттенков. В центре комнаты стоит антикварный диван, обитый дорогим бархатом, его ножки искусно вырезаны, словно под первоначальную резьбу уступил фактурный материал. Посреди этой роскоши бело-серая Меропа в изысканном шёлковом платье с жемчужными украшениями на шее и запястьях тревожно прислоняется к спинке дивана, изображая предобморочное состояние. Лицо наследницы древнейшего рода, бледное как фарфор, с тонкими длинными чертами и нахмуренными бровями, выражает слабость. Руки дрожат, а глаза полузакрыты. Над ней с явной тревогой и заботой склоняется Риддл-старший, отчего Том хмыкает. Дрожащие руки отца семейства находятся на уровне плеч жены, готовые подхватить её в любой момент. Лицо мужа, сечённое морщинами эмоций и переживаний, указывает на глубокую обеспокоенность. Наряд отца излучает благородство, что несомненная заслуга Меропы, — чёрный фрак, сшитый на заказ, идеально сидит на его фигуре, а белый жилет и рубашка без единого изъяна отражают свет люстры. Обстановка, пропитанная утончённой роскошью, подчёркивает контраст между внешним благополучием и внутренним сумбуром, царящим в сердцах супругов. — Мама, что стряслось? — приподнимая бровь, интересуется сын. Меропа мгновенно забывает о разыгрываемом ею представлении, вскакивая с дивана, почти сбивая супруга с ног. — Мерзавка-Грейнджер! Весьма амбициозная, молодая и совсем не слышившая о манерах — заявилась на порог Министерства прямо после школы. И её сразу же взяли — магглорождённую, на минуточку! — сильно выпячивая челюсть вперёд, негодует женщина. — Без связей и не по блату, но с огромной кипой рекомендаций. Я подумала о том, какой бы славной невесткой смогла бы её воспитать, намекала ей о потенциальных возможностях, а она… она… Сын ошарашенно глядит на родителей, не ожидавший от них почти-сватовство за его спиной. — … сказала, что её не интересуют ни возможности, ни ты сам, Том, а уж тем более я! В конце и вовсе заявила, что лучше умрёт, чем породнится со мной! Меропа продолжает верещать что-то о достоинствах младшей сотрудницы, которые та перечёркивает своим нежеланием становиться умнее, открыто пренебрегая подарком судьбы, в то время как Том отрешённо наблюдает за нервно ходящей из угла в угол матерью. «Она выказала неуважение мне, моей матери… наказание грязнокровки может быть весьма увлекательным», — размышляет Риддл-младший. — Я займусь этим, мама. Не переживай.***
Три дня спустя
Грейнджер сидит за своим рабочим местом, погружённая в работу над значительным объёмом документов. Её лицо выражает концентрацию и сосредоточенность. Волосы, собранные в аккуратный пучок, чтобы не мешать работе, слегка выбиваются из причёски, придавая облику нотку естественной усталости. На рабочем столе царит организованное нагромождение: разноцветные стикеры, канцелярские принадлежности, стакан с ручками и маркерами, а также множество папок с документами, — каждая из которых приносит свою толику хаоса в её день. Справа виднеется чашка с уже остывшим кофе и бутылочка с водой, демонстрирующая попытки сохранить водный баланс для поддержания работоспособности. Движения Гермионы быстры и точны: она ловко переключает внимание с одного документа на другой, порой отмечая что-то важное карандашом на полях или вставляя закладки, чтобы вернуться к этому позже. Временами она отклоняется назад, потягивается либо массирует виски, пытаясь снять напряжение. «Радует то, что мне наконец дали свой небольшой кабинет, в котором нет необходимости пересекаться с Меропой, которая, кстати, стала вполне сносной и не лезет с попытками навязать мне своего сыночка», — думает Гермиона, перелистывая документы в папке. — Мисс Грейнджер, к вам на консультацию напрашивается молодой человек, — передаёт патронус Трэйси Дэвис, работающей в приёмной отдела. — Направьте свой ответ по почте в течение сегодняшнего дня. Шатенка хмурится, недоумевая с чего к ней — новой и совсем юной сотруднице записываются на консультацию. Конечно, бывшая гриффиндорка рада в глубине души тому, что ей не пришлось упорно трудиться на репутацию прежде, чем бы к ней пришли люди как к достойному сотруднику отдела… «… однако, это настораживает. Очевидно, я стала слишком мнительна после общения с Гонт». Грейнджер быстро чиркает на листе ответ, направляя его Дэвис. Шатенка тянется к воде, решая немного перевести внимание с документов, и блаженно откидывается на спинку кресла. Неожиданно раздаётся стук в дверь, Гермиона дёргается от непредвиденного появления визитёра, вытирая влагу с губ. — Входите, — севшим голосом из-за долгого молчания, выдаёт девушка. На пороге появляется поразительной красоты мужчина: его волосы — словно эбонитовый шёлк, чуть волнистые, блестят на солнце, придавая ему вид таинственного героя из старинных легенд. Локоны аккуратно оформлены стильным зачёсом назад, открывая лицо, поразительное своей гармоничностью и мужественностью. Глубокие серые глаза этого мужчины — это тайна сама по себе. Они словно два кусочка пасмурного неба. Эти глаза излучают спокойствие и уверенность, манят и зовут к себе, оставляя впечатление, что в них скрыт целый мир, полный эмоций и переживаний. Черты его лица чётко очерчены. Высокие скулы и лёгкая щетина подчёркивают его мрачно-магнетическую привлекательность. У него сильная, квадратная челюсть, а губы — розовые и выразительные, с лёгкой полуулыбкой, которая придаёт ему загадочности. Мужчина выше всех знакомых Гермионы, но при этом с атлетическим телосложением: плотные мышцы, подтянутый торс, уверенная осанка, — он излучает силу и грацию одновременно. «Этот мужчина не просто привлекает взгляд, он захватывает дух. Его красота — это не только внешность, но и глубинный магнетизм, который невозможно не почувствовать», — мечтательно и уже практически откровенно любуясь пришедшим, мысленно твердит девушка. Грейнджер встряхивает головой, смахивая ненужные мысли и предлагая мужчине присесть. Чем ближе мужчина подходит, тем большее напряжение начинает испывать шатенка. «Наверное, я слишком волнуюсь из-за близости с таким соблазнительным мужчиной», — решает Гермиона, вытирая вспотевшие ладошки о юбку. Девушка не замечает ничем не прикрытого разглядывания мужчины, явно оставшегося довольным увиденным, что выражается в краткой ухмылке, ибо шатенка не поднимает глаз. — Меня зовут Том Риддл, и я хотел бы проконсультироваться с вами по поводу корректности вынесенного решения в отношении моей компании на основании Закона №154, так как у меня есть основания полагать, что судья не учёл Постановление № 576, — не сводя взгляда с девушки, начинает Том. — Приятно познакомиться, мистер Риддл. Меня зовут Гермиона Грейнджер, и мы обязательно разберёмся в вашем вопросе, — поднимая на Тома свои глубокие карие глаза, обрамлённые длинными ресницами, отвечает Гермиона, вызывая по телу мужчины лёгкую дрожь, смешанную с сильным желанием. Яркие фантазии о глазах девушки, смотрящих на него снизу, мешают концентрации. «Она действительно ничего. Можно будет поразвлекаться с ней пару ночей, даже сделать предложение, а потом представить глупышку матери и разорвать помолвку», — возвращается к мыслям об истинной причине своего нахождения в крошечном кабинете. Некоторое время они проводят за беседой, и Риддл-младший вынужден признать, что его мать была права в выборе кандидатуры: с милым личиком и стройной фигуркой, в комплекте идёт светлая и смекалистая головушка. Девушка по пунктам разъясняет Риддлу недочёты судебного решения, о которых он и так осведомлён, причисляя к ним новые, о которых он и не задумывался. Время бежит для мужчины поразительно быстро, однако, он понимает, что для мисс Грейнджер, сидящей напротив, дело обстоит иначе: она часто кидает взгляд на часы. «Видимо, сейчас у неё начинается обед», — предполагает мужчина, рассматривая завившуюся от пота прядь у лба. Гермиона пытается сосредоточиться на словах Риддла, но что-то внутри не даёт девушке покоя. «Вроде бы красивый, обаятельный, но…» Ощущение внутреннего дискомфорта растёт с каждой минутой, проведённой с мужчиной. Шатенку будто магнитом тянет к выходу. Улыбка на его лице кажется слишком прилипчивой, а якобы случайные прикосновения к руке — холодными. Грейнджер не может объяснить почему, но ей хочется немедленно встать и уйти. «Ну, ничего, сейчас я выйду на улицу, закончив эту затянувшуюся консультацию. Возможно, это стресс из-за первого серьёзного задания так влияет на меня». Риддл старается не показывать виду, что замечает ужимки девушки и периодические взгляды на движение стрелки часов, но не может не признать, что это его задевает. «В очередной раз она пренебрегает нами». Том натягивает на себя дружелюбную улыбку, перебивая Гермиону, продолжающую перечислять ему возможные пути разрешения ситуации: — Я вас так побеспокоил сегодня, извините. Думаю, у вас уже начался обед. Мы обязательно обсудим это в следующий раз, а сейчас, в качестве компенсации, предлагаю угостить вас кофе, — неестественно улыбаясь лишь уголками губ, предлагает Риддл. — Что скажете, мисс Грейнджер?