Часть 1
9 июля 2024 г. в 15:49
Покупая билет на железнодорожной станции, Ломов невольно взгляд бросает на милую бабулечку с воздушно-кружевной шалью на плечах. Примостившись у самого входа, она торгует небольшими букетиками полевых и явно со своего огорода собранных цветов, небольшими кустиками рассады, какими-то закрутками… стянув на шею наушники, парень косится в её сторону уже в третий раз, сверяется со временем и наконец решительно срывается в её сторону.
— Здрасте! А ромашки вот эти, в горшочках, расцветут же сильнее?
— Конечно, милок, — заглядывая в буквально светящиеся глаза потенциального покупателя, по-доброму улыбается бабуля. — В цветник посадить или в вазон какой, поливать не забывать — и разрастётся кустик, будет цвести и радовать.
— Это здорово. Я возьму! — кивает Толик, уже выуживая кошелёк из кармана.
Будь он по пути к родителям, Толя непременно взял бы не один кустик, а сразу несколько, поди ещё и разных каких — мама была бы в восторге и наконец чуть спокойнее выдохнула, для себя убеждаясь, что любимый сынок на новой работе рассудка не лишился и всей своей нежности и доброты не растерял. Иначе о цветах не думал бы даже — такая у неё уверенность. Но сейчас он путь держит в обратном направлении. И, казалось бы, тратиться на цветы, да ещё и в виде рассады не к чему — девушки-то у него уже который месяц нет… но идея в голову эксперту пришла сама собой и теперь растворяться в неизвестности совершенно не намерена. Да и Толику она несказанно нравится.
— Спасибо большое, — расплывается он в ещё более широкой улыбке, когда покупку его добрая продавщица ещё и в пакетик аккуратно упаковывает. — Хорошего вам дня!
— Беги, касатик, — смотря на него ласково, кивает бабуля. — Электричка вон уже подъезжает.
Всю дорогу Ломов то и дело ловит себя на мысли, что со стороны выглядит полнейшим дураком — бережно сжимает в руках непрозрачный пакет с торчащими из него цветочками и ещё плотно закрытыми бутончиками, расплывается в широчайшей улыбке, когда взгляд сам собой опускается на этот букет, а временами и вовсе кивает, словно бы этим самым ромашкам подражая или на их неслышные другим пассажирам вопросы отвечая. На деле же с собственными мыслями он соглашается… но людям этого не объяснишь. Да и зачем, собственно?
Рискуя опоздать на смену, он всё же выходит на пару станций раньше, почти что буквально забегает в магазин с обширным отделом для сада и огорода… сидя потом на лавочке напротив входа, он выглядит не менее забавно, чем в поезде. С початой пачкой грунта, опустевшей бутылкой воды, почти что по локоть перепачканными руками… зато с ослепительно-радостной улыбкой на лице и старательно пересаженными в расписной керамический горшок ромашками.
— Вот теперь точно готовый подарок, — кивает он сам себе. Проводит рукой по лбу, ещё разок окидывает своё творение оценивающим взглядом и уже не смотрит для большей внутренней стабильности на время на часах — ему всё равно следует для начала умыться, отряхнуться от пылью осевшего на брюки грунта и только потом уже спешить в ФЭС.
«Рогозиной, что ли, нужно было ещё цветов купить…?» — проносится вдруг в голове, но Толик спешно от размышлений этих отмахивается, не давая им в стадию терзаний перейти. Во-первых, Галина Николаевна попыткой подкупа это назовёт (пусть и не всерьёз на самом-то деле, но всё же). А во-вторых, с подарком уже подготовленным параллель невольно захочется провести. Если не другим, так ему самому — уж точно. Ему, конечно, многое о начальственных симпатиях и даже ревностных моментах успели понарассказать… но одно дело сторонние какие-то сплетни слушать, а совершенно другое — невольно самому пытаться что-то разузнать, что-то с чем-то сопоставить. А дав себе толчок, он уже не остановится — Толик сам себя знает.
Карточку на проходной Ломов «пробивает» почти что даже вовремя. Подниматься на основной этаж можно не торопясь — уже ведь в конторе! Главное Рогозиной на глаза в джинсовке и с цветком наперевес не попасться.
— Выдыхай, малец, — словно бы мысли прочитав, по-доброму усмехается дежурный, — полковник сегодня в Министерстве до обеда. В раздевалку только ещё минут пять не торопись, — чуть помедля, советует он. — А то там Березин… он на вызов, конечно, собирается, но тебя потопить в «приколах» успеет, если встретит. Оно тебе надо?
— Оно никому не надо, — понимающе кивает Фёдору Толик. — Спасибо за предупреждение.
--
В буфете Ломов появляется словно бы предзаказ успев где-то по пути оформить. Иного объяснения тому, что там в одиночестве оказываются именно Субботин с Соколовой, у него попросту не находится. Он, собственно, и не ищет. Уже у входа перехватив одной рукой внимание его к себе притянувший на нижней магазинной полке обитавший цветочный горшок, Толик не то прилизывает, не то ещё больше топорщит свои уложенные по утру волосы, сам себе мысленно желает всего исключительно хорошего, коротко выдыхает и переступает наконец порог буфета, отвлекая оперов от какого-то рассуждения по материалам очередного дела. — О-о, — протягивает Юля, окидывая взглядом возникшего в буфете эксперта с цветком в руках. — Кто-то на свидание собрался… — Нет, это вам! — в один миг развеивая её предположение, взмахивает головой Толик. Сделав пару шагов, он выставляет горшок с успевшими чуть оживиться после пересадки ромашками прямиком на барную стойку, вспархивает взгляд на Юлю, следом — на Лёню, и, руками разведя в воздухе, как будто бы не размыкаемой линией намереваясь их двоих обвести, уточняет: — вам. — В честь чего это? — сведя вместе брови и в спешно вспархнутом Юлином взгляде не рассмотрев ничего кроме непонимания, спрашивает Субботин, в миг потеряв интерес к разномастным баночкам с чайной заваркой. — Ну как же? — разводя руками и расплываясь в улыбке, вопросом на вопрос отзывается парень. — Сегодня же как раз ваш праздник! День любви и верности. Глядишь, и семьёй в каком-нибудь недалёком будущем станете. Всё происходит слишком стремительно. Толиковы слова, тут же спутавшиеся и вместе с тем по углам разума разбежавшиеся мысли… опера даже переглянуться в эти считанные секунды не успевают, когда Юля, не отводя от Ломова ошарашенного взгляда, как-то неосознанно выдаёт: — Откуда ты… — С чего ты взял, что нас Юлей нужно поздравлять в день влюблённых? — не дав договорить, с неким добавлением усмешки в голос отзывается вместо подруги Субботин. Тут же взгляд её мимолётный перехватывает и о чём-то только им двоим понятном успевает сообщить лёгким кивком головы. — Вообще-то вы сейчас сами всё подтвердили, — бросает Ломов, не утаивая довольной улыбки. После выдвигает из-под барной стойки стул, как будто бы понять давая, что аргументов у него предостаточно, и, удобно разместившись прямиком напротив Соколовой, взгляд свой поднимает на по правую от неё руку так и продолжающего возвышаться старлея. — А в целом… для начала я видел как-то нечаянно, как ты руку на коленке у Юли держал. Вот тут прям, на диванчике, — не оборачиваясь, рукой указывает себе за спину. К двум часам Юлин рабочий день наконец даёт пусть небольшую, но всё же передышку. Всего-то материалы с камер бдительного соседа потерпевшей следует отсмотреть, обещавшую в течении получаса быть сестру раненной встретить, намеревающегося все экспертизы на Толика скинуть Холодова проконтролировать… в общем, по сравнению с ночью начавшимся осмотром трёхэтажного коттеджа, пробежкой по мокрому после дождя лесу и беседой с неадекватно-пьяным и между тем совершенно настойчивым сыном соседки потерпевшей — сущая ерунда. Разместившись на диванчике в углу буфета, майор ненадолго прикрывает глаза. Окружившее её спокойствие не может не радовать. А в голове сами собой появляются мысли о том, чаю ли ей попить, или вооружиться вилкой и отведать чего-нибудь куда более существенного. От раздумий отвлекают послышавшиеся совсем близко шаги. Слишком знакомые, чтобы попросту их проигнорировать. — Юлёк, — зовёт не менее знакомый голос, и Субботин уже устраивается на диванчике рядом с ней. Неумолимо близко — словно бы не диван это вовсе, а какое-то широкое кресло, и ладонью совершенно сознательно накрывая её тёмно-синей брючной тканью обтянутое колено. Перехватывает взгляд, улыбаясь и оставаясь при этом сосредоточенным, и ладонь лишь только удобнее располагая на Юлиной ноге. — Мама спрашивает, какие у нас планы на вечер пятницы. — Полагаю, что пораньше освободиться, — улыбается она в ответ, уверенно полагая, что Лёнькина мама прекрасно слышит её слова, пусть они и по другую сторону от прижимаемой им к уху трубке звучат. — Спроси, что нам прихватить с собой. Вопрос возлюбленной он передаёт буквально сразу, улыбается, как и предполагалось ему, слушая мамины заверения о том, что всё у них на стол и без этого есть, что с пустыми руками с распростёртыми объятиями встретят и даже с собой непременно чего-нибудь и сладенького, и сытненького соберут. «Приезжайте просто и не сорвитесь ни на какое убийство. Не нужно ничего больше!» — Подумаешь, — пожимая плечами, как можно более достоверно звучать старается Лёня. Одно радует — раз Ломов молчит, так значит не видел, как к концу того разговора (что Толику так же неизвестен), во время которого, словно позабывшись, он Юлину коленку нежно поглаживал прямиком в ФЭС, товарищ майор ещё и голову с удобством разместила на любимом плече. — Ну, коснулся коленки. Чего в этом такого? Само как-то получилось, мы и не заметили даже. — Ну не знаю, — не желая напирать, пожимает плечами Ломов. — Для меня это какой-то такой… личный жест. Почти что интимный. Но вам виднее, — обезоруживающе улыбаясь, разводит он руками. — А массаж плеч и прижимание при этом к его груди — это тоже дружеский момент просто? — переводя на Юлю взгляд, приводит эксперт уже второй имеющийся в его арсенале аргумент. Просыпаться вместе — это прекрасно. Но если возможности такой из-за разности рабочих графиков не предоставляется, уже и просто в пересменке встретиться — радующее душу событие. Улыбка в такие моменты зажигается сама собой, ещё ярче становясь от отражений в любимых глазах напротив. — Я устала как собака, — признаётся Соколова, за барной стойкой разместившись и опустив голову на домиком сложенные руки. Подходящая к концу ночная смена определённо вытянула из неё все соки. — При таком раскладе: определённо самая прекрасная собака, — улыбается ей Лёня, ещё только приехавший в контору после ночи, прекрасно проведённой в уютной кровати. — Ты мне льстишь. — Никогда в жизни. Лёне каких-то считанных мгновений хватает для того, чтобы шагами измерить расстояние почти что от порога буфета до кухонного гарнитура, крепкие ладони с нежностью опустить на Юлины уставшие плечи и, словно бы невидимые складки на рубашке её разглаживая, пройтись по ним, обдавая теплом. Он просит расслабиться, руки опустив со стола, и майор даже на считанные доли секунды не подумывает отказаться от его предложения. Глаза её как-то сами собой прикрываются, когда Лёнька бережно массирует её кажущиеся слишком хрупкими плечи, подступает какая-то сонно-блаженная нега… и Юлина усталость словно бы растворяется в воздухе, место своё уступая уюту и наслаждению. — Ты — волшебник. — Если только немного, — улыбается в ответ Субботин, со спины обнимая расслабленно припавшую к его груди возлюбленную. Она буквально держится за одну только его стойкость, и это безграничное доверие теплом разливается по телу, как всегда тесно переплетаясь с всеобъемлющей любовью. Вспорхнув взгляд на избранника, Юля спустя какой-то считанный миг как ни в чём не бывало пожимает плечами. Концентрирует внимание на эксперте, восседающем аккурат напротив и не так чтобы ждущим от оперов каких-то ещё объяснений — ему окончательно уже всё в их отношениях понятно, — но как-то ловко при этом умудряется почти что не заглядывать Толику в глаза. Он, собственно, и не настаивает, параллельно с «допросом» самолично высаженной «клумбой» не переставая любоваться. — Ты просто, видимо, так не уставал, чтобы от массажа плеч в блаженстве расплыться, — казалось бы резонно объясняет она, но при этом как-то смущённо отводит в сторону взгляд, нежной улыбке позволяя тронуть губы. — Ещё и Лёнька в этом деле мастер. У любого спроси! — Верю, — кивает Ломов, довольным взглядом обводя сначала Соколову, а следом и мастера массажных дел, всё же решившего присоединиться к товарищем и выдвинувшего наконец соседний с Юлей стул. — Власова что-то такое рассказывала. С вами интересно, конечно, — отмечает парень с по-ребячески доброй усмешкой. — На каждый аргумент непременно какое-то объяснение находится. Веское как будто. На поцелуй в морге интересно, что скажите? Голова, к счастью, после непредвиденного исхода ничего не предвещавшего задержания у Субботина не раскалывается. И кругом точно так же на радость не идёт. Разве что саднит под коркой запёкшейся крови да неимоверно щиплет при одной только попытке стереть со лба все покрывающие размашистую ссадину слои. Крови, пыли и невесть чего ещё возможного. От рассматривания самого же себя в зеркало (ладно хоть до Шарапова с его исполосованным лицом Лёньке на сей раз далеко) отвлекает опера с размаху открывшаяся дверь в суеты не любящие владения. — Лёня! Тебя как так… — начинает было Соколова, спешно оказываясь рядом с возлюбленным и в тот же миг касаясь его лица чуть прохладными кончиками пальцев. Она собирается спросить о том, как его так угораздило, тут же о самочувствии справиться, на сотрясение собственными силами проверить… но оказывается прервана его рукой, ладошку её сжавшей и уверенно отнявшей от лица. Лёня губами касается изящных пальчиков и взгляд Юлин перехватывает в тот же мин. — Не до конца удачно от бейсбольной биты увернулся, — беззаботно улыбнуться полагает старлей. — Всё хорошо, Юль. — У тебя всё лицо в крови, — выпутываясь из его лёгких объятий, заключает Соколова, уже роясь в обширной ФЭСовской аптечке. С возлюбленной Лёня не спорит, совершенно ненужным и бесполезным считая малейшие попытки доказать, что даже непосредственно в первые минуты после удара пусть и с натягом и половины лица у него не было окровавлено, а сейчас — и подавно. Он попросту подставляется под лёгкие струи перекиси, ловко перехватываемые шариками ваты, прикрывает глаза и чуть плотнее сжимает губы. Понимая всё и без слов, Юля собственным дыханием подуспокаивает словно бы раздирающую его кожу болезненность, то и дело застывает с отнятой от раны окровавленной ваткой и левой рукой бережно поглаживает Субботина по щеке. — Кудесница моя, — мимолётным поцелуем коснувшись кончика её носа, с улыбкой отмечает старлей. Он не даёт Юле выскользнуть из своих теперь куда более прочных объятий, так удачно какой-то минутой ранее поднявшись на ноги, забирает из рук её початый моток пластыря, отрез которого теперь накрепко прикрепляет ко лбу его марлевую повязку, никакого внимания не придаёт той простой истине, что если не Тукаев во владения свои законные в ближайшие минуты вернётся, то может зайти непременно кто-нибудь другой, и подушечками пальцев самозабвенно проходится по невольно открытой под ласки шее избранницы. — Мы на работе, Лёнь, — шепчет Соколова, казалось бы, всего на миг прикрывая глаза, и как-то неосознанно сжимает ткань его рубашки аккурат у самого сердца. — Я помню, — вторит ей негромко Субботин, дыханием горячим чуть затуманивания разум. Склонившись, порыву нежности Лёня всё же позволяет их обоих с головой захватить буквально тут и сейчас. Окончательно, бескомпромиссно и слишком крепко, чтобы казаться нелепой ошибкой. Он поцелуем к губам припадает, словно бы не виделись они с Юлей уже целую вечность, а не какие-то пару часов, насытиться близостью её как будто стремится, прежде чем на ковёр к Рогозиной с разъяснениями отправиться, и трепетностью своей и вместе с ней настойчивостью любимой доказывает убедительнее любых речей, что всё с ним в самом деле в порядке. — Откуда ты глазастый такой взялся? — разведя руками, изумляется Лёнька, уже идиотизмом посчитавший все их с Юлей дальнейшие попытки переубедить Ломова в его правоте. — Работаю я тут просто, — пожимает плечами Толик, с улыбкой и немного со смущением глядя Субботину в глаза. — По коридорам хожу, сидя в лаборатории, буфет невольно вижу… а в морг я вообще к Тёме зашёл, а вы так друг другом увлечены были, что меня не заметили даже! — Интересно, это все у нас такие наблюдательные, но просто молчаливые? — скорее попросту вслух размышляя, нежели ответа от собравшихся ожидая, спрашивает глаза то и дело поднимающая на избранника Соколова. — Спасибо за цветы, Толь. Мы такого внимания точно никак не ожидали. И оно приятно. Теперь только подходящее место нужно будет для ромашек подыскать… А может, где-нибудь на территории ФЭС клумбу предложим разбить?! Разговор с Галиной Николаевной я беру на себя!