Парадокс

Утро началось с ора за стеной и глухого стука. Изуми тут же простонала, пытаясь заткнуть уши подушкой, и что-то бессвязно прошептала. Он же быстро поднялся и, зевая, направился в детскую комнату, узнать в чём причина столь громкого пробуждения. Стоило ему открыть дверь, как в него полетела одна подушка, и не успел опомниться, как вдогонку прямо по лицу въехала вторая. Вцепившись друг в друга, мальчишки прыгали на кровати, пытаясь ударить ногами. Не успели проснуться, а уже что-то не поделили. — Нет, ты пукал! — пыжась, кричал Кён . — Сам ты пукал! Ты всю ночь спал, откуда ты знаешь пукал я или нет! — И ты тоже! — въехав по ноге брату, Кён повалил его. — Ай…я просыпался… — Фуу, какая вонь, тут явно постарались двое, — подавив смех, сказал Итачи, картинно помахав рукой перед лицом. — Папа? — удивлённо застыли они, поворачивая свои взлохмаченные головы. В тёмно-синих пижамах с зелёными тираннозаврами они были похожи на ангелочков с открыток. Кентаро быстро скинул брата, поморщил свой маленький слегка курносый носик и спрыгнул с кровати. — Тише, мама спит, — едва успел он произнести, как два дьяволёнка, накинулись на него, чуть не сбив с ног. — Папа! Мама, папа пришёл! — повиснув на руках, они тянули его вниз и слегка, присев, он взял их на руки. Дети в этом году пошли в первый класс и по сравнению со своими одноклассниками, были намного меньше. Кентаро больше походил на него: тёмные волосы, слегка вытянутое лицо, острый подбородок. От Изуми ему достались лишь большие влажные глаза, пухлые губы и слегка курносый носик. Он был очень чувствительным и мечтательным мальчиком, любил истории про пиратов и сокровища, поэтому везде лазил в поисках чего-то ценного. Кён от матери взял почти всё: капну каштановых волос, пухлые щёки, губы, округлую, мягкую линию подбородка. Однако его характер не походил ни на кого. Правда Мадара, дядя по отцовской линии, каждый раз указывая на Кёна, говорил с некой гордостью: «Вот этот в нашу породу пошёл. Сразу вижу Учиховскую хватку». Итачи не понимал, о какой хватке говорил дядя, однако не любил, когда детей разделяли по каким-то параметрам. Кён в отличие от брата был грубее и за словом в карман не лез, ходил всегда хмурной и смотрел на всех с подозрением и недоверием. В отличие от Кентаро в историях про пиратов, его привлекали драки, а любимым занятием было злить брата. Несмотря на то что дети часто дрались, стоило Изуми поругать одного, как они начинали защищать друг друга. И если один из них влипнет в какую-то историю: разобьёт вазу или порвёт новые штаны, они старались вместе скрыть следы преступления. И это единение в трудную минуту, поражало Итачи. — Мы думали, ты завтра приедешь, — сказал Кентаро, обхватив его за шею и поцеловав в щёку. — Планы изменились. — Почему он на тебе? — вдруг спросил Кён, трогая новый халат, — У тебя нескоро день рождения и мама говорит, подарки нельзя дарить заранее. Вот сама говорит, а делает всё наоборот, — произнёс он по-деловому, насупившись. — Оставьте папу в покое. Марш умываться, — строго сказала Изуми, появившись из-за спины. Мальчики сразу притихли, он опустил их, взъерошил волосы под недовольные визги. Толкая друг друга, дети выбежали в коридор.— И чистить зубы, как доктор сказал. Приду, проверю. — Ну, ма-а-ам. — Приду, проверю, — ещё раз пригрозила она, и когда они отвернулись, тихо захихикала. — У них проблемы с зубами? — Да, сказали плохо чистят зубы. Тебе кофе, чай, какао? — потянувшись и зевнув, спросила она. — Кофе. Не выспалась? — Я уже не помню, когда в последний раз высыпалась. Ты не против овсянки на овсяном молоке? — Совсем нет. — Есть сыр и шоколадная паста, но это не за общим столом. У нас правило, даже для взрослых, по утрам есть каши, — она улыбнулась, похлопав по его груди.— Там новая зубная щётка на кровати… И твои вещи я закинула в стирку. — Спасибо. — Как будешь готов, спускайся. Мы будем ждать, — направляясь вниз, Изуми помахала ему рукой. Наклонившись за подушками, он спрятал счастливую улыбку. Как бы ему хотелось всегда так начинать утро. Мальчики устало ковыряли овсянку, вздыхали и, вылавливая ягоды черники, показывали друг другу языки. Изуми сидела напротив и бодро ела кашу, запивая молоком. Когда она строго смотрела на них, они затихали и мило улыбались. Он отодвинул стул, и, прежде чем сесть, поцеловал мальчишек в щёку. — Мам, — протянул Кён, сложив руки на столе, — а можно капелюшечку сгущённого молока в кашу. Хватит совсем капельки. У Итачи чуть сердце не разорвалось от умиления и жалости, когда сын протянул предложение. Изуми же даже бровью не повела, продолжая кушать. — Да, мамочка, нам хватит совсем капельки, как вот эта вот ягодка, — решил поддержать брата Кентаро, тыкая ложкой в чернику. Итачи уже готов был отдать банку сгущёнки, лишь бы не видеть их жалобные лица. — Разве каша не сладкая? — прищурилась Изуми, не собираясь сдаваться. — Она как бы сладкая и как бы нет, — сказал Кён, начиная дёргаться на стуле. — И, по-вашему, капелька сгущённого молока может всё исправить? — Можно и две капельки, — смущённо протянул Кентаро, и его щёки залились румянцем, — и даже три, — добавил, спрятав глаза под пушистыми ресницами. — Я считаю, что каша достаточно сладкая и капелька, — она повысила чуть голос, — и даже три капельки будут лишними. — Но ты одна так считаешь, а нас двое. Значит, мы правы, — возразил Кён, надувая щёки. — Вот как, — ухмыльнулась, — ну, сегодня у нас есть независимый эксперт. Как мы знаем, папа у нас хорошо разбирается в сладком. Он нам точно скажет, сладкая каша или нет, — закончила Изуми, настойчиво смотря на него. Итачи нервно сглотнул, шесть пар глаз смерили его, ожидая решения. Сладкая каша застряла в горле, по лбу потёк пот. Жизнь ещё никогда не ставила его перед столь страшным и жестоким выбором. На одной чаше детская радость, на второй одобрение Изуми. — Каша достаточно сладкая и сгущёнка будет лишней, — сказал он, Изуми довольно кивнула. — Фи, — протянул Кён, — ты совсем не знаток. — Это что за «фи»? Чтобы я больше такого не слышала, — возмутилась Изуми, — если через пять минут ваши тарелки не будут блестеть, то в приставку вы сегодня не поиграете. — Приставка? — удивился Итачи, дети давно просили её, но они с Изуми решили пока им не покупать — Ты всё же купила? — Нет, — сказали мальчики, — это мамин босс подарил, — засмеялись дети и облизнули ложки. — Босс? — он удивлённо вскинул бровь, — Ты устроилась на работу? Или что? — Это твой дядя — Мадара, подарил им приставку, — потерев висок, ответила Изуми. — А почему босс? — Я тебе не говорила, — она коснулась его руки, — прости, совсем забыла. Мадара сказал, что его банк даст нам кредит на развитие бизнеса, и он нанял меня, оформить его сад. Я не успевала заехать к Микото и оставить детей, поэтому поехала к нему, показывать несколько решений. Мальчишки ни разу у него не были. А ты знаешь, какой у него дом, — она взмахнула рукой, — они носились по нему, как угорелые и, увидев приставку, вцепились. Вот он и подарил, взяв с них обещание хорошо себя вести. В машине я пожурила детей, сказав, что он теперь не просто их дядя, но и мой босс, поэтому вести себя нужно прилично. — У него есть бассейн, — вставили с набитыми ртами мальчишки, разводя руками — и дом огромный. — Разве ваш дом не огромный? — спросил Итачи, взъерошив их волосы. — Нет, — кочнули они головой. — Мы раньше думали, что наш дом большой, но когда увидели его, то поняли, что наш дом маленький. А твоя квартира, папа… так вообще крошечная, — сказал Кентаро, посмотрев на него. — Кажется, посещение дома дяди, травмирует психику детей, — прошептал он, наклонившись к Изуми. Она рассмеялась, и он тоже. Мальчики недоверчиво на них посмотрели. Показав чистые тарелки, дети сорвались с места и побежали в зал. Он допил кофе, и Изуми, посмотрев по сторонам, положила перед ним вазочку с печеньем и конфетами. — Спасибо, что поддержал с кашей. Врач сказал, ограничить сладкое, и я стараюсь хоть как-то придерживаться диеты. — Как ты держишься? — Честно, — посмотрев на него, она тут же закатила глаза, — из последних сил. Когда они сказали про капелюшечку, я готова была разреветься. Но потом понимаю, что если уступлю, они потом будут мучиться, — она надкусила шоколадную конфету и налила кофе в чашку, — будешь ещё? — Да, можно, — взяв его бокал, она слила кофе. — Всё же дарить такие подарки, мне кажется, лишнем. — Я ему сказала, что бы больше так не делал. Он сказал, что это пустяк для него. Мадара позвал нас на открытие нового филиала. — Зачем? — непонимающе спросил он. — Не знаю, — пожала она плечами, — я отказалась, сказав, что такие мероприятия не для нас с мальчиками. — Км, — прочистил он горло, — то есть он позвал тебя и мальчиков. — Ну…да. Не нас же с тобой, — улыбнулась Изуми. — Это странно. — Я тоже так подумала. Но он сказал, что это больше для детей, чем для взрослых. Их банк выделил, что-то типа грантов на развитие детского спорта. — Он больше никуда не звал? — приподняв бровь, он почесал подбородок. Поведение дяди, его настораживало. — Нет. Ты что думаешь…— Изуми звонко засмеялась, — Нет…что…боже… — она бросила в него кухонное полотенце, схватившись за живот. — А с чего вдруг такой внезапный интерес? Он явно на тебя запал… — Не смеши меня больше, — подавляя смех и вытирая слёзы сказала она, — я уж точно не его типаж. — А какой по-твоему у него типаж? — Ну, — она взглянула наверх, прислонив указательный палец к губам, — красивые, властные… — Ты красивая, — сказал он, и она смущённо покраснела, — и властная, когда дело касается чистки зубов или каши. — Итачи, боюсь, домохозяйка с двумя детьми, никому не нужна. — Мне нужна, — ответил он и, подойдя к ней, поцеловал в лоб. От неожиданности Изуми захлопала глазами, не зная, что ответить, — к тому же, будущая бизнес-леди. — Я поеду тогда в супермаркет за продуктами, ты присмотри за мальчишками. Если я возьму их с собой, то придётся скупить половину магазина. Вернусь примерно через час, — она улыбнулась, пряча вазочки в шкафу. Изуми ушла, оставив после себя сладкий шлейф духов. Дети играли в зале, периодически вскрикивая. Он прошёлся по дому в поисках дел и не найдя для себя занятие, достал фотоальбом. Не успел он открыть его, как раздался треск стекла. Мгновенно сбежав вниз, увидел напуганных детей, они стояли на кухне вокруг осколков разбитого окна. Убедившись, что они не ранены, он отнёс их в зал, усадив на диван. Подняв обмотанный камень, Итачи распутал нити и достал клочок бумаги. «Я приду за тобой ночью… Ты моя» Почерк был корявый, неразборчивый. Это был не птичник, это был кто-то другой.