Солнечное сплетение

      «Всё переплетено: лев и козерог, с девою телец и скорпион, стрелец или водолей у близнецов…» из песни М. Я. Фёдорова «Переплетено»       — Он что, зубами асфальт грыз?       — Почти. В детстве в квартире не вписался в поворот на велике и врезался в пианино, сейчас в лагере — в ворота на футболе.       — Князев, подойди ближе, тебе же не видно.       — Я уже посмотрел, Анжелика Борисовна.       — Андрей, немедленно сюда и стой рядом со мной.       — Я хочу в туалет.       — Нашёл время.       — Мне очень надо, ещё с автобуса, нет сил терпеть.       — Ладно, иди.       Выбегаю из кабинета, из поликлиники, приземляюсь на скамейку и достаю свёрнутый блокнот. Кроме перепуганных огромных тёмных глаз, я ничего не запомнил. Нашли, куда экскурсию привести. Всей параллели весёлая медсестра рассказывала про строение зуба на макете, а мы за хорошее поведение вознаграждены реальной операцией. Визг бормашины возвращает меня из моих мыслей в больничный сквер. Надеюсь, врач того паренька уже принялся за пломбы или, что они там ему сооружают. Протезы? Капец, вставная челюсть в двенадцать лет. Прячу блокнот, поправляю выданный халат и захожу обратно в корпус. Прости меня, незнакомец, будь моя воля, я бы остался в коридоре. Хотя кто меня сейчас гонит назад? Сажусь на стул возле кабинета и срисовываю все причины и последствия кариеса с наглядных материалов, развешанных по стенам. Особенно меня впечатляет парень со стаканом газировки рядом с автоматом, куда засыпает мешок сахара злобный зелёный дракон. ------------------------------------------       — Пап, ну правда, не сегодня, мама расстроится.       — Кто семью кормит, тот и командует. Мне надо расслабиться после работы. Шур, Шурка, ты это прекращай. Ну потерпи немного, скоро мы переедем в новую квартиру, там станет лучше. Да у тебя, сына, через пяток лет уже наверняка будут свои дети, а ты всё хлюпаешь носом. Вот, смотри, папа закрыл бутылку. А ты, Шурик, вытри лицо, и пойдём домой. Высморкайся там за магазином, чтобы никто не увидел.       Краем глаза подмечаю, как заплаканный темноволосый пацан выходит из-за палатки. Я отступаю за ящики, поскальзываюсь и падаю на спину. Прикусываю губу, чтобы не выдать своё присутствие. Но парень успевает меня заметить и, несмотря на слёзы в глазах, хорошо рассмотреть. Потому что лицо он протирает уже в гневе. Эта рубашка, похоже, пойдёт на тряпки: рукава в клочья. Покурил, называется. Действительно, вредная привычка. Осматриваю штаны и туфли. Да уж, видок у меня тот ещё, мама скажет, что я опять из мусорки вылез. --------------------------------------------- Для славы своего клинка Он резал ближние народы. И беспощадная рука Была венцом его природы. Не знал промашек и потерь, Мятежный пыл неся гарему, Гирей был храбр, как дикий зверь, И этим привлекал Зарему. Отринув веру для любви, Грузинка хану покорилась. Забыв обычаи свои, В чужом порядке растворилась. А он княжну мечтал увлечь. Той — смерть приятней хана грёз. Фонтан же продолжает течь. Из слёз.       Вздрагиваю от незнакомых голосов над ухом. Блин, а про Медузу не дописал. Уже дома досочиняю, глядя на наброски.       — Прямо на помойку?       — Да, Миш. Разломал и выкинул. И сказал, что я больше никогда не буду играть на гитаре.       — Твой отец остынет, Сашка.       — А я, Горшок, подумал, ну их, действительно, эти струны. Давай, я на чём-нибудь ещё буду лабать. На синтезаторе, например.       — Посмотрим, Поручик. Не мешай слушать экскурсовода, очень интересно же.       — Миш, да он к нам ни разу не повернулся лицом…       — Князев, шевели ногами, а то уже почти присоединился к чужой группе.       Я бы с радостью походил по музею с ребятами, болтавшими позади меня, а не скучал под одну и ту же обзорку по Эрмитажу восьмой год подряд. До мумий и саркофагов мы с классом ещё так ни разу и не добрались. Только бегаем по залам, чтобы уложиться в часовую экскурсию и успеть услышать сигнальный выстрел с крепости. --------------------------------------------- Среди сестёр-горгон Я нашёл со смертельным взглядом Ту, что душу способна скрыть На века под каменным адом. Ни движенья, ни вздоха — плен Окончателен. Нет спасенья. И я больше не встану с колен, Но то было моё решенье.       — И на Аврору ещё хочу посмотреть.       — Саша, у нас скоро поезд.       — Ну, пожалуйста, мама. Давай, ещё полчаса погуляем: я хочу монету в Фонтанку бросить, чтобы она красиво булькнула. Ой, извините.       Долговязый мальчуган толкает меня плечом и тянется дальше вдоль парапета.       — Мы и так в следующем году приедем, и у тебя будет миллион попыток. А закончишь школу, поступишь учиться сюда, если захочешь.       Если бы одного желания было достаточно, чтобы учиться, где хочешь. Я встаю со ступенек, прикасаюсь к одному сфинксу и оставляю рядом с другим свои карандаши. Из кармана мне под ноги выпадает ручка, которой я только что писал, я поднимаю её и зашвыриваю подальше в Неву. ------------------------------------------------       Я слышу звон за спиной, оборачиваюсь и вижу, что ко мне подкрадывается парень в очках. Уворачиваюсь от его руки в сторону и вприпрыжку скрываюсь в подворотне.       — Стой, поганец! Ни с места, говорят тебе! Вот шустрый гадёныш. Пор, ты же у нас секционный атлет, почему не догнал? И куда он делся?       — Хрен знает, Шура. Может, рванул в подвал. Но я туда не полезу. Меня блохи искусали прошлый раз, когда я спускался за солёными огурцами.       — Сколько лет ты нам с Горшком будешь вспоминать ту неудачную закуску? Ладно, фиг с этой шпаной. Все облажались сейчас. Вон, сам Миша пиво разбил, хотя мы на него скидыв… Миш, ты чего?       Я стою буквально в метре от говорящих, закрыв глаза, слившись со стенкой и не дыша. Если они повернутся сюда, мне кранты: их двое и третий чуть дальше. Сердце барабанит в ушах и трясущихся руках. Шаги звучат набатом в моей голове, но они удаляются. Неужели уходят? Я так просто спасся? Опять остановились. Может, я слишком шумно выдохнул?       — Живу я, как мышь летучая, Вниз головой вися. И ультразвуком озвучена Мне диспозиция вся. Я кровью питаться приговорён, Чтобы снова парить, И мир мой в жестокости растворён. В банальном желании быть Просто частью этих небес, Простёртых сквозь плоть мою, Сделал на шее твоей порез. Где тост? За здоровье я пью.       Пока они увлечены моей поэзией, я передвигаюсь, вытирая спиной стену, за пределы зоны их видимости. Стягиваю шапку, бандану с лица, мастерку, кидаю их в пакет. Блин, баллончик там уронил. Достаю мелкое зеркальце, приглаживаю волосы, поправляю галстук. Похож на ботаника, для этого района прокатит. Замираю, прислушиваясь к разговору.       — Что за цифры, Горшок, как думаешь? Вес, номер квартиры, часть телефона?       — Он, может, из Купчино?       — Вряд ли, слишком далеко забрался от дома.       — Миша редко ошибается.       — Тогда херово, Пор, своего им района мало? Вот мелкая зараза.       — С тебя ростом.       — Будто ты трёхметровый.       — Шурки, не грызитесь. Зачем, Старый, ты решил его поймать? Он из-за тебя не дописал свой псевдоним.       Всё я дописал. Я собирался изобразить главного героя. Прохожу мимо троицы, они замолкают. Я иду в быстром темпе, уставившись себе под ноги. И, конечно, врезаюсь локтём в столб. Подавляю желание растереть место ушиба. Синячище будет, и ведь только плечо зажило после падения с гаража. А в детстве ничего не предвещало, что моё творчество превратится в… Не будем о грустном. Компания перестаёт сверлить взглядами мне спину и заговаривает снова.       — Он и так порядочно испортил стену.       — Это искусство, для него нет обычных рамок. Просто людей пытаются зажать в тиски правил, не давать им самим руководить своей жизнью. Или ты, Шур, считаешь, что самоуправление — это…       — Успокойся, Гаврила. Я готов согласиться с любой твоей позицией, только не закипай.       — Я не понял, Горшок, ты же собирался бороться с такими граффитистами.       — Пор, наша внешняя политика поменялась.       — А, теперь мы сами, эти, как их, протестанты? Нет, что-то не то. Протстету…       — Угу, проститутки. С вами построишь общество мечты.       Надеюсь, они не услышали, как я засмеялся. Но даже если и долетело до них, всё равно у меня редкий удачный день с набегом без последствий. Только краску жалко, опять у отца просить деньги. ---------------------------------------       — Яша, ты хоть сам поел или снова им отдал всю свою колбасу?       Прячу баллончик за спину. Как я опять не заметил вышедшего жильца? Будто рисую в трансе, чтобы не мешали сомнения и угрызения совести. А, он малой, хорошо. Покормит бездомышей, и я продолжу.       — Мам, я чуть-чуть. Они же совсем крохотные.       — И очень прожорливые. Вернёшься, хоть картошкой перекуси.       — Я не голодный.       — Яша, всем хватит, не переживай.       Добрая душа. Значит, и меня не выдаст, если вдруг состыкует улики.       — Ты на окуня похож.       Я закашливаюсь от удивления и от того, что со мной так внезапно заговорили.       — Это почему?       — Серый в чёрную полоску, а вставки на рукавах красные.       Ловко подметил. Наверное, любит посидеть с удочкой.       — А ты тогда цыган.       — Типа бедный?       — Нет, Яшка из «Неуловимых мстителей».       — Я не умею играть на гитаре.       — Я тоже. Но у тебя есть время, чтобы научиться.       Да, ему ещё лет тринадцать от силы, а мне… А я просто никакой, скоро и полоски выцветут. Не буду котов дорисовывать, не смогу. Отворачиваюсь, чтобы смыться, пока Яша не опомнился.       — Почему Черныш с ощеренными клыками?       Я думал, что разговор окончен.       — Прости, что ты сказал?       — Черныш — самый добрый из всех котят, а у тебя — монстр.       — Ты никогда точно не знаешь, что у других внутри. Ни у людей, ни у зверей.       Яша возвращается в парадную, а я ухожу из их двора. Оглядываюсь и вижу, как чёрный котёнок ловит на лету и затем с хрустом сгрызает майских жуков. ------------------------------       Я долго наблюдаю сквозь сон, как моя юная соседка, сидящая напротив, рисует на окне. Сначала она наклоняет голову, осторожно перекладывает из руки в руку ценный груз, дышит на стекло, а потом изображает ангелочков. Снова перемещает свой багаж и добавляет своим персонажам хвосты и рога. Футляр ей явно мешает в её занятии, но она не допускает и мысли о том, чтобы положить его рядом или поставить между ног на пол.       — У тебя там мини-копия Венеры Милосской?       — Скрипка вообще-то.       Девочка стирает свои рисунки, хмурит брови и выскакивает на следующей остановке. Да, сам я пьяный в дрова. Но она могла бы и посмотреть мультик про капитана Врунгеля. Ту часть, где белок спасают. ----------------------------------------------------       — Ещё скажи, что теперь мясо жрать не будешь никогда, и у животных всё сходно с человеком. Такое же сердце, такие же лёгкие…       — Отвали, Лось.       Я опираюсь на угол здания, и меня опять скручивает в узел. Горло горит, а наружу выйти уже нечему. Вот какого рожна я согласился на ветеринарный? Мой одногруппник продолжает глумиться. Или констатировать очевидное.       — Ладно бы стошнило девчонку… Но ты же вроде говорил про село, или это подпольная кличка петушиного района?       Я прямо из согнутого положения просто на звук голоса со всей дури бью ему по рёбрам.       — Ох…, Князь?       Саша на несколько секунд сгибается, держась за бок, временно затыкается и ждёт, пока я сам выпрямлюсь, чтобы продолжить унизительный диалог.       — Так если ты деревенский, то почему…       — Я из Ленинграда. В Голубково для бабули вроде дачи.       — И что, курице ни разу не рубил голову?       — Мы их ради яиц держали.       — Ну у тебя явно своих нет.       С этими словами Лось отходит от меня на пару шагов, но я и не пытаюсь с ним подраться.       — Сдался, Андрюха?       — Против правды не попрёшь.       Да, я слабак. В каждом из медучилищ протянул всего по два месяца, а здесь просто песец с первой недели. При том, что я в группе самый старый: остальные на год-два, а то и на три, как Леонтьев, младше. Если бы ещё он не застукал, то я притворился бы, что отравление, а теперь… Лось не из тех, кто молчит и выбирает тактичные выражения. Явно растреплет всем, и тогда и отсюда надо валить. А там армия. Да пох.., я уже лучше пойду служить. Может, хоть во время службы мне дадут порисовать спокойно.       — Ну а забитую свинью разделывал?       — Нет, мы у себя не заводили.       — Но ведь должен же был видеть у соседей. Да вон, и на рынке тоже лежат свиные головы, языки, кишки для колбасы. Почти та же пси…       А нет, что-то ещё из внутренностей осталось. Наслаждайся зрелищем, натуралист. Саша продолжает стоять сбоку, наблюдая за моими новыми рвотными позывами. Ну зачем первый курс решили сводить именно на расчленение собаки? Она же вылитый мой Чинк и по размеру и по окрасу, но только мёртвая. А я просто сейчас сдохну от блевотины сам. Достаю тетрадь, в которой мы фиксировали процесс вскрытия, выдираю заполненные листы и использую их вместо салфеток для лица и брызг на штанах. Грязную бумагу кидаю в гору окурков возле стены.       — Б…., Князь, да как тебя сюда занесло с твоей впечатлительностью?       — В школе нам только пару раз показывали на уроке сушёную распятую лягушку. А после рыбалки я чистил пойманную рыбу без вопрос…       Просто опускаюсь на корточки, стараясь глубже дышать. Сейчас не лучшее время вспоминать о том, что аромат болотной тины чем-то походит на запах крови.       — А у тебя дома животные были когда-нибудь?       Вот такое же есть, как сегодня разложили по частям. Спасибо, что напомнил. Видимо, у меня внутри уже всё разъело от желчи, поэтому, отрыгавшись в очередной раз, я, поднимаясь, хриплю.              — Я и у собаки принимал роды, и растил брошенных цыплят, и лечил рахитных утят. Но эти процессы меня радовали, они про триумф жизни.       — А если всё-таки твои подопечные подыхали, то что ты делал?       — Плакал. И хоронил. Ну там могилка, крестик, всё, как полагается.       Леонтьев улыбается, как будто я пошутил. Потом видит моё серьёзное лицо, сам мрачнеет и продолжает менее издевательским тоном.       — Тот, кто тебя сюда направил, или садист, или идиот.       — Это, мать её, централизованная программа профориентации. Экспериментальная школа светлого будущего с профильными классами.       — Звучит красиво.       — И на бумаги всё складно. Но я, как видишь, уникальный провалившийся опыт. Тесты заполнил от балды, нарисовал несуществующее животное, описал музыку. И попал, короче, на биологию.       — По результатам собеседования?       — По дурости. У меня спросили после третьего класса, что мне нравится делать. Ну я и пошутил, что мучить, но не до смерти. В четвёртом классе перебивался с двойки на двойку. И охладел к занятиям окончательно.       — А дальше появился интерес?       — Социальный педагог сменился. И у него было два подхода: либо ученик старается на «отлично», либо нужно ему е…. мозги, пока он не сдастся и не начнёт зубрить.       — А ты не думал, что заниматься надо для себя, для того…       — Как Ленин завещал. Учиться, учиться…       — Изначально эти слова принадлежат Руссо.       — Охотно верю. Но наша историчка была милосерднее тебя и разрешила мне забить хотя бы на её предмет. Поэтому у меня, б.…, серебряная медаль.       — То есть не особо воспользовался.       — Это чисто за красивые глаза.       — Ну-да, конечно.       — Не веришь, спроси любую дату любого события. Блин, я тупой. Я же их и не знаю.       Когда уже Лось свалит? Времени в обрез, а он продолжает меня пытать. В приятели набивается? Обломается, я, отродясь, ни с кем не вожусь.       — Всё равно есть много других направлений. Как возникла мысль о конкретно ветеринарии?       — На самом деле это уже четвёртая попытка получить образование, и я немного сменил генеральный курс, ведь медик из меня вышел ещё хуже. Сначала я два раза падал в обморок на вскрытии, после чего шёл обратно в школу доучиваться. А третий раз я с отчисления до конца календарного года в пивнухе ящики разгружал. Там уже мой папа взбеленился, что я не просыхаю. И снова — привет, репетиторы. На что натаскали, туда и поступил. Я же не думал, что здесь хуже, чем фильмы про маньяков. Хотя я и их не люблю. Слишком грязная картинка.       — Ты про третью причину не рассказал.       — Да по дурости кинул ранец, пока переодевался, на каталку, а потом опирался туда, надевая сменку. А там в пакете после неудачного перебегания перед скорым поездом… Ну в общем результат типа сегодняшнего.       — И никого ничего не смутило?       — Ну а что должно было? Завучей только за успеваемость дрючили. Все считали, что придурь: перерасту, перебешусь. Ты вон и сам думаешь, что мужик, если нормальный…       — Что, Князь, и девушки жаловались? По всем параметрам профнепригоден?       — Нет. В этом плане всё хорошо. Я бы, если мог, даже из училища и не уходил. В общаге зависать после пар до отбоя было весело. А потом через окно обратно залазить, в женском туалете прятаться от комендантши или просто в комнате вместо подруги на кровати шифроваться, если проверка. Ну а так и до учёбы быстрее идти, и девчонки многие со своими ночевали. Я не один там такой тусовался.       — Ого.       — Что огокаешь? Я уже призывного возраста. Или до свадьбы должен был ждать? Анатомию, если что, я тянул неплохо. Если бы не е..чая латынь.       — А здесь тебе не нравится запах крови или неприятно смотреть на мёртвых зверей?       — Второе. И первое. И как режут особенно. Сейчас вот осознал. Короче, я больше не пойду на практику.       — Ну а сам бы выбирал, кем бы стал?       — Я бы занимался растениями. Но тест показал, что я должен взаимодействовать с живыми существами. Будто растения не живые.       — Нет, прямо совсем без профориентации.       — Ху…лиганом. Бил бы морды мерзавцам, которые обижают слабых.       Леонтьев поправляет очки. Не верит в моё робингудство. А я точно знаю, что хочу рисовать, но не смог поступить в художественное училище. А на медика, б.…, получилось. У Лося, кстати, выразительное лицо. Может, и удастся.       — Хочешь, тебя по-быструхе набросаю? Схематично.       Саша смотрит на меня со снисхождением и отрицательно мотает головой.       — Да я уже видел, что и черчением ты не увлекаешься.       — Поэтому меня и не отправили на слесаря.       Отец расстроился, он надеялся на более полезную в хозяйстве профессию.       — С х.. ли? Там же просто по чужим схемам работать надо.       — А вот типа нереалистично копирую. Зато здесь всё реалистично. Я уже три года хреново сплю.       — Ну у меня с детства бессонница.       — А здесь нравится?       — Нормально. Пока вроде даже интересно.       — Повезло. Я бы, честно, уже чем угодно другим занялся. Сигареты есть?       Саша вытягивает папиросу, а на траву выпадает мелкая картонка. Рекламная листовка. «Химера», «Автоматические удовлетворители»…       — Что за история?       — Концерт сегодня вечером в новом клубе на Ваське. Говорят, ничего.       — Ты пойдёшь?       — Если компанию найду. Даже не предлагай свою.       — Большой выбор?       — Вся остальная группа.       Леонтьев забирает у меня адрес, но я уже хорошо его запомнил. Поднимаю сумку и собираюсь направиться в сторону киоска. Надо залить спиртом мерзкий привкус во рту. Нет, нужно успеть, пока остальные курильщики не повылазили. Без эскиза, конечно, не то, но другого варианта нет. Набрасываю немецкую овчарку в очках и со скальпелем во рту. Ставлю метку KN73Z. Чёрт, закончился, немного на шерсть не хватило. Новый начинать не буду. Достаю чёрный фломастер. Ну вот и всё. Поднимаю вымазанные листы, заворачиваю пустой баллончик, потом дохожу до ларька, выбрасываю его в урну поблизости и покупаю первое попавшееся пойло. Вливаю в себя газированный суррогат и иду добывать повинность на галёрке.       — Мой ошейник с годами всё уже, И за поводок тянут резче. Этот мир наживой контужен, В нём живые все — чьи-то вещи. Продают нас за деньги на рынке, Убивают лишние рты. Хоть не стоят ваши ботинки Самой малой животной мечты. Вы стоите ступенью выше, Дрессируя нас до испуга. И зовётесь «хозяева», слышал. Но разве может быть главный у друга? Вот хрень. Князь, ты не видел, кто это на стене накалякал?       Специально для тебя, Лось.       — Понятия не имею. Или после моего фиаско ты все проё.. мне будешь приписывать?       — Ладно, не обижайся. Со всеми случ…       Лектор прямо с микрофоном прочёсывает через всю аудиторию и зависает над заваленной шмотками партой, выхватив оттуда мятый листок.       — Чья балалайка здесь прохлаждается? Ну и Цой, естественно.       Прикольно, а Саша тоже не такой и дерзкий. Что это мы замолчали и побледнели? А мне терять нечего, поднимаюсь на ноги.       — Моя гитара. И тексты я переписал, у меня память не очень.       — А что, профессия кумира тебя не привлекла?       Он вообще о чём? Анатолий Альфонсович видит моё зависание и указывает рукой на инструмент.       — Ясно, Князев. Ну, давай, порадуй нас хоть чем-то, раз уж с практики сбежал.       Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Хуже ситуации не придумать. Просто пасьянс сошёлся. И он на это обратил внимание. Просто скажу, что пошутил. Леонтьев умоляюще смотрит на меня. Саня, блин! Я сейчас гитару даже возьму неправильно. До Лося доходит вся моя тупость, и он под партой показывает, какая рука должна быть на струнах. Выхожу в проход и забираю инструмент, может, Альфонсович меня сразу выгонит. Сажусь на парту и дёргаюсь от его похлопывания по лопаткам.       — Куда же вы, звезда? Ваше место на сцене. Проследуйте за кафедру, я вам и микрофон положу.       Мне конец, хорошо, что я слегка бухой. Мини-концерт на три группы. Леонтьев, будешь должен мне за песни всю жизнь. Поворачиваюсь к преподавателю спиной.       — Стоять, Князев. Бутылку на стол.       — У меня нет с собой спиртного.       — Ложь — худшее проявление человеческой природы. Ты просто позор группы.       Я просто по жизни позор. Прямо удивили новостью.       — Я не вру. Почему вы меня обвиняете?       — Что у тебя торчит за поясом?       П...... Лучше бы водка. Альфонсович — заядлый курильщик. И от него шмонит так, что я сейчас закашляюсь. Значит, он видел не меньше, чем Лось.       — Там не алкоголь.       — Тогда покажи мне и всем остальным.       — Это вам совсем не понравится.       — Что может быть хуже выпивки?       — За увиденное вы меня сразу отчислите.       — Князев, я тебе клянусь, если ты сейчас не соврал, то я публично принесу тебе извинения.       Конечно. Так оно и будет. Школа меня уже достаточно подготовила, чтобы знать, чего стоят любые посулы. Достаю баллончик и ставлю на ближайшую парту. Преподаватель подносит его к глазам и, щурясь, пытается прочитать надписи.       — Что это, Князев?       — Чёрная краска.       Леонтьев присвистывает. Анатолий Альфонсович теперь что-то высматривает на моём лице.       — Ты её нюхаешь?       — Только в процессе нанесения.       Альфонсович ставит баллончик на стол, я засовываю его обратно за пояс.       — Ладно, иди пой.       — Нет, Анатолий Альфонсович. Вы нарушили клятву. А это хуже любого обмана.       Девчонки ахают. Я продолжаю стоять спиной к доске около задних парт. Лектор опускает микрофон и молча возвращается на своё место, я плюхаюсь рядом с Леонтьевым.       — Это твоя мазня на здании, получается?       — Да.       — Князев, ты в своём уме? Если Альфонсович декану скажет, тебя вышвырнут.       — А я, Саня, на самом деле и не против.       Звонок, мы хватаем куртки, я тащу злосчастную гитару. Надо сохранить легенду. На выходе нас тормозит преподаватель.       — Князев, отдайте мне вашу тетрадь.       — Я не конспектировал.       — Вы понимаете, о чём я говорю.       — А…       — Я помню, что обещал.       Но не делаете. Хрен с ним, так у них будет ещё один зритель. Вытягиваю свой альбом. Прощайте, наброски. Препод продолжает выжидающе смотреть. Опять достаю баллончик.       — Я вам всё верну.       Сразу после извинений. Я понял. Покидаю аудиторию и протягиваю инструмент владельцу.       — Держи, Лось.       Леонтьев смотрит на меня с интересом и не спешит забрать гитару.       — А как бы ты выкручивался, Князь?       — Спел бы «Следи за собой».       — Нет, с игрой?       — Никак. Дрынькал, как сумасшедший.       В доказательство несколько раз резко провожу большим пальцем вниз по струнам. Прокашливаюсь и кривляюсь манерным голосом.       — «Он способен дотянуться до звёзд»…       — Князев, отправляйтесь виртуозить в другое место, здесь вы мешаете.       Альфонсович выходит с моими вещами. Ну всё, теперь я официально ещё и музыкант. Осталось выпустить книгу «Сто способов выставить себя дураком. Издание переработанное и дополненное». Саша наконец перевешивает гитару на себя.       — Я тебя научу в понедельник паре хитростей.       — Почему не сегодня?       — Мы с тобой идём на концерт, забыл?       Я припоминаю, Лось, в твоей реплике час назад что-то нейтральное о нашей группе, но сильно нелестное для меня. Ладно, всё равно рисовать нечем. Можно и отвлечься. --------------------------------       Зачем я стал прямо под колонкой? Теперь слышу звуки, как через подушку. Тинни… да, б....., опять забыл слово. Ну и по фигу. Типа я буду умничать перед пациентами. Оглушило меня, короче, как карася динамитом. Лось дёргает меня за руку к очередной новой компании, а я не помню даже, как зовут его брата, с которым мы пришли.       — Андрюха, иди сюда. Это Князь, мой однокашник. Очень жалостливый человек и настенный стихослагатель. Доблестный мушкетёр в теле… Мцыри после битвы с барсом.       — А это Лось. Признанный мастер эталонной дружеской похвалы. Я пойду отлить.       — Уже поздно, нам пора уходить.       — Ты мелкий, Саня. А я могу гулять хоть всю ночь. Сами доберётесь?       Лось уже опять переключился на беседу. Я машу рукой и отправляюсь, куда собирался. -----------------------------------------       Я прекрасно понимаю, что предлагает этот урод. Но я уже решил, что буду работать с людьми. На хрен ветеринарию: животных жальче. Тогда я должен всё попробовать. Лось с братом уже ушуровал на свою хату, а завтра суббота. Ещё бы эта странная троица не сверлила меня глазами, и всё было бы вообще зашибись. На секунду оборачиваюсь к ним, и в этот момент игла входит в вену. Морщусь, но произношу слова вслух.       — Вам нельзя, мне чисто для дела.       Судя по выражению их лиц, они не особо согласны, что и мне можно. Ох, б..... Сегодня явно не мой день. Перед глазами резко темнеет, и ноги подкашиваются.       Я прихожу в себя, встаю на четвереньки и меня снова предсказуемо рвёт. Самый высокий из компании практически трясёт дилера и что-то гневно ему втирает. Тот пытается оправдываться и подойти ближе ко мне, его оттесняют уже втроём. У высокого такая же хрень с зубами, что у того пацана, которого лечили под общим наркозом, когда нас в двенадцать на ознакомление гоняли по всем медицинским специальностям. Тогда я понял, что не рождён стоматологом. Какая с… решила, что я стану врачом? Видимо, та, что задурила маме голову тем, что рисование — это не профессия и она переоценивает мои детские эксперименты. Вот той скотине я бы, вопреки своим убеждениям, честно и без колебаний свернул шею. Когда ж меня тошнить-то перестанет?       — Да второй раз зайдёт лучше, гарантирую. Или вы сами попробуйте. Он просто неудачник. Может, я оставлю?       — Себе на поминки оставь.       — Поручик, не лезь, я разберусь. Грабли от Саши убрал. И от него тоже. Уё..... отсюда. Шур, что ты меня тянешь?       — Надо валить, Миша. Грядёт грандиозный шухер.       — Откуда знаешь? Он ещё не в состоянии.       — Ж…., б…., чую. В левом виске у меня стреляет. Я так после дурки всегда определяю надвигающуюся опогоненную сущность.       — Да, из их общаги никто не ходил на перекур. Это к рейду.       — Вот, и Пор подтверждает. Затянем птицей-тройкой и этого зелёного полужмурика на Миллионную. Вроде не толще тебя.       — А когда вы таскали меня?       — Ну тебя нет, но чисто теоретически мы с Пором смогли бы. А он явно полегче сломанного борта грузовика, который ты на прошлой работе держал один. Т… м…, поздно, быстро все встречать хлебом-солью дорогих гостей.       — Шур, ты можешь говорить нормально, а не выделываться?       — Могу пока. Если тоже хочешь продолжать, все на подоконник у входа и вежливо здороваемся. Что вылупились? Делайте, как я говорю.       Последний раз я столько милиции видел, когда… Да вживую и никогда, наверное. Тот, кого зовут Шурой, толкает меня прямо им навстречу.       — Тебе жить надоело?       Парень чуть старше Леонтьева по виду отпихивает меня вбок. Такая тряска не лучшим образом сказывается на и так херовом состоянии.       — Ну, п....., у него ещё и кровь пошла.       Я вытираю нос тыльной стороной правой ладони и удивлённо рассматриваю багровые разводы, которые проступают после моих манипуляций. А красиво. Особенно рядом с психоделически разукрашенной белыми узорами стеной. Провожу по ней пальцем.       — На, лучше положи на переносицу и не дёргайся.       Шура протягивает мне ключи и тут же прячет связку обратно. К нам подходит кто-то из милицейского начальства.       — Местные?       — Ржевские.       Я пытаюсь прохрипеть название своей улицы. Поручик, что ли, дёргает меня за воротник, и я опять отвлекаюсь на свои руки.       — Тогда е….те-ка вы домой сопли лечить. И заберите своего глухонемого дурачка.       — Всенепременнейше. Огромное человеческое «благодарю».       Я бы решил, что Шура нарывается, но командир показывает нам рукой на выход. За шкирку меня наконец вытягивают к свежему воздуху. Надо присесть.       — К автобусу шуруй.       Доезжаем мы с третьей попытки. Укачивает меня моментально. А в этой пустой халупе начинает ещё и колотить от холода. Шура швыряет в меня огромной мешковиной.       — Накройся, страдалец.       У меня нет сил даже его поблагодарить, и я заворачиваюсь в ткань с головой вместе со стулом.       — Архангел Гавриил, напомни нам, почему мы с этим дуриком возимся? Никто знать его не знает. Его попутчик, который с тобой болтал, слился.       — Если б тот не болтал, он бы вместе с ним раньше ушёл, и ему бы не прилетело.       — Не хрен было пробовать герыч. Коню ясно, что бесплатной может быть только подстава.       — Тогда бы, Пор, попробовал я. Нужно было понять эффект.       — А сейчас не будешь?       — Г.…, Старый, мне в жизни мало? Такая фигня точно не поможет в музыке.       А мне, видимо, недостаточно. Мне опять нехорошо. Шура медленно ведёт по мне взглядом, потом дёргает бровями и отворачивается.       — Убирать за ним сам будешь.       — Ты домой?       — Здесь будем ночевать. Хоть порепаем нормально.       — Уже с утра или если только совсем тихо с одними гитарами.       — Ни разу здесь наши многотерпеливые соседи не возбухнули.       Высокий продолжает с тревогой смотреть на меня, не обращая внимания на Шуру. Тот просто кривится от непонятной злости.       — Ты его боишься побеспокоить, да, Миш? Теперь всегда и от всего будешь своего Князя защищать? Узнал, что он поэт, и готов его на руках таскать? Что ты перед ним стелешься? Чем он это заслужил? У несчастного Андрюшеньки раскалывается пустая черепушка? Я всех спас, а ты мне даже «спасибо» не сказал. И всегда так делаешь. Может, мне вообще уйти из группы?       А они бы с Леонтьевым славно сошлись, издеваясь надо мной. Ещё и память, как у прокурора. Меня колотит так, что скоро вылетят все пломбы. Но я умудряюсь опять влезть, куда меня не просили.       — Всё началось, как в бреду, И тянется, тянется, тянется. Но если и я уйду, То кто же тогда останется?       Какой же у меня сейчас отвратительный голос. Но почему я вспомнил отрывок из своего первого детского больничного стишка? Третий из тройки отдаёт мне свою кофту, а сам надевает куртку. Тот, которого Шура назвал Мишей, у них, видимо, в роли вожака стаи. Потому что он кивает третьему, а потом очень долго молча смотрит на Шуру, пока тот не съеживается и не отводит взгляд.       — Буду, Шур, когда пона… Всегда. А ты уходи, если хочешь. Но знай, что обратно я тебя больше не приму. ----------------------------------------------------       — Доброе утро, торчок! Жрать будешь?       Я с трудом выгребаюсь из-под груды тряпок. Шура насмешливо смотрит на мои неуклюжие попытки подняться с матраса, но не делает даже поползновения помочь. Затем он по очереди прикладывает ладонь к себе, Мише и третьему товарищу.       — Шура, Миша, Поручик. Старый, Горшок, ну и ты понял. Вставай, остатки пюре с сосисками на столе. Скоро Рябчик придёт, начнётся работа. Мы пойдём настраиваться.       Раздаётся грохот, который иглой ввинчивается в голову. Я прислоняю висок к стене.       — Стоп, Шура, Пор. Пока перерыв.       — Мы даже не начали.       — Закончили, Шура.       Шура опять психует и уходит в другую комнату. Я наконец поднимаюсь. Поручик уже поделил еду на две части. Миша забирает одну из тарелок. Поручик, не меняясь в лице, делит остаток и протягивает половину мне.       — Спасибо, но я, наверное, лучше пойду. Не хочу вас ссорить.       — Ешь и не обращай внимания. Старый привыкнет, он просто ненавидит перемены. Я тоже иногда буяню. Горшок всем жару задаёт. -----------------------------------       Миша садится на стул рядом со мной.       — Я вчера думал, что ты кони двинешь.       — Я тоже так думал. И ради этой дряни люди свои дома обносят? Я никогда не пойму.       — Так и мы не врубились, зачем ты полез?       — Я слышал, что ты сам собирался приобщиться к наркомании.       — У меня другая тема.       — А какая у меня?       Горшок подвисает, а потом с умным видом заявляет.       — Ну ты вроде всяких котов обучаешься оставлять без потомства.       — А ты что, всё назад пришиваешь?       Он ржёт и показывает на гитару.       — Научить и тебя? -------------------------------------       — Князев, я прошу у вас прощения. Похоже, что вы не отпетый лжец. Вы пытались бороться с системой, но, видимо, всё Купчино обречено обучаться реставрации. Хотя я взял на себя смелость этому слегка поспособствовать. Вашу краску вернуть не могу, вандализм я не поддерживаю.       Анатолий Альфонсович посреди занятия протягивает мне документы о моём переводе в другое учебное заведение. Мне всё это снится? Надеюсь, это не запоздалая реакция на употребление. Лектор возобновляет диктовку, а я изучаю приказ.       — Ай, Лось, какого лешего?       — Ну ты же до сих пор молчишь и не веришь?       — Но пять раз меня щипать за всё подряд было не обязательно. ---------------------------------------       — Вот тебе, Миша, намёк от злого рока. Теперь восстановишься?       Шура никак не может успокоиться после моего появления рядом с их компанией. А я просто сегодня вернулся к ним в сквот вместе с Лосём и проставой. За спасение, ну и отметить своё поступление, вроде как. Больше особо и не с кем.       — И тебе не мешало бы в свою шарагу вернуться. Пор с Рябчиком и не думали бросать учёбу.       — Я уже начал процесс.       — Вот и славно. У меня тоже приказ на руках. Значит, тройное студенчество сегодня отпразднуем.       Шура трясёт Мишину ладонь, а потом протягивает правую руку мне с таким выражением… Б...., Старый, что за преступление я совершил перед тобой, что ты готов меня за него судить целую вечность? -----------------------------------       — Нет, ну заморочились они, конечно, капитально. Ещё и выступлений пока с гулькин нос, а готовятся, как настоящие группы. И, ты заметил, Миша меня похвалил и сказал, что я тоже могу с ними играть, круто ведь?       Вообще-то это я ему тебя предложил. Но Лось, радостно скачущий при своём росте, это отдельная история. Его бы снимать на видеокамеру.       — Князь, да не волнуйся ты, в твоём теперешнем ПТУ никого резать не будут. Как тебе учёба теперь?       — Не скучно.       — А что тогда не рассказываешь?       — Сань, я за неделю свою биографию пересказал уже раз двадцать. И ещё с десяток меня Миха выручал. Каждому преподу интересно и на каждом занятии. Мне, как тебя провожу, ещё на Миллионную обратно тянуться, можно я пять минут помолчу? --------------------------------------       — Красками удобней?       Я отрываюсь от раскрашивания пижамной куртки. Миша говорил, что приведёт ещё одного гитариста вместо Рябчика.       — В плане удобней?       Парень улыбается и показывает встряхивание баллончика. Я его где-то встречал.       — Привет! Подожди… Я сейчас вспомню, кто…       — Цыган.       Точно, добрая душа.       — Яшка? Как поживают твои подопечные?       — Всех раздал по знакомым. Черныш нам кресло дерёт.       — Не разочаровался в нём?       — Он шкодливый, и это единственный его недостаток. Можно глянуть, что получилось?       — Насовсем забирай, на тебя налезет. А у меня вторая такая же рубашка в комнате лежит. ----------------------------------       — Князь, что за мелкая мышь сидит в коридоре?        — Да вы прямо рыцари здесь, но Яша меня предупредил.       — А-а-а! Она говорящая!       — Лось, успокойся. Машка те повторы будет играть, которые вы со Старым…       — Обещали на х.. вертеть.       — Мда, тебе тоже до прекрасной дамы ещё расти и расти.       Маша кидает в Лося своим мелким брелочком с рюкзака. Брелок отскакивает мне под ноги, Маша хватает его и вешает обратно. Это пластиковая фигурка бумажного кораблика с разваливающимся названием «Победа». -------------------------------------       — У нас детский сад, а не группа. Половину на свои же концерты в клубы не должны были пускать. А теперь вы вообще ребёнка привели.       — Мих, Маша только записывается с нами, мы пока её таскать с собой не будем. Ну или на нормальные площадки.       — Да ты понимаешь,Андрюха, что она, б...лин, в смысле, ну. Короче, даже и не матюкнуться при ней.       — А у нас имидж такой. Ну или хочешь, Мишка, выгоняй её, а мы с Пором отправимся в армию, и всё будет по-взрослому.       Миха подрывается с места и начинает бегать по нашему служебному жилью. Полгода на альтернативке, а до сих пор прокатывает.       — Князь, ещё раз заикнёшься про контракт... Чего мы сидим, когда сегодня на дежурство?       — Как всегда. Остался вечерний обход. Подождём, пока народ из ягод вернётся или пусть под дверью кукуют?       — Мужики, б...., валите уже отсюда, мне завтра к четырём на делянку. О, сгоняйте заодно в деревню к Шуре в гараж за сижками и передайте, что я завтра на репетиции в двенадцать буду никакущий.       Когда мы выходим на порог, открывается форточка в окне.       — Лесник, голову забери.       Поручик швыряет в меня фуражкой. А вдалеке уже раздаются восторженные вопли Лося, нашедшего очередную поганку.