Sea Devil

— Ты есть собираешься? В ответ — тишина. Снова. Сидящая к ней полубоком дочь не думает и пикнуть, да что там –даже взгляда не поднимает, старательно делая вид, что поглощена починкой сетей. Совершенно новых, сплетённых всего несколько дней назад сетей, которые пока ещё не успели пустить в дело. Ануат устало качает головой, бормоча себе под нос, что дети совсем перестали уважать старших, но на грубость Санаи не сердится, понимая, что просто не имеет на это права. Сейчас девочка ошеломлена, сбита с толку и, что самое главное — разгневана, полыхая яростью ко всем, к кому только можно: к ней — за то, что потворствовала чужакам с кровью Демонов в поисках убежища; к предводителям Меткайина — за то, что это самое убежище предоставили. Даже Цирея, ставшая Санаи близкой подругой, пала той в немилость, позволив себе проявить дружелюбие к гостям из леса: когда дочь вождя, следуя своему слову, попыталась поговорить с Санаи, едва закончив помогать семье Торука Макто обустроиться, та просто отмахнулась от неё, сославшись на головную боль. Цирея оказалась достаточно благоразумна, чтобы не настаивать, хотя каждый её жест, каждый взгляд был пронизан беспокойством за подругу. Тогда Ануат заверила девушку, что непременно присмотрит за дочерью, умолчав при этом, что её саму Санаи также упорно игнорирует. — Если не поторопишься, я съем все поджаренные хвосты, а ты потом будешь кусать локти, — в подтверждение своих слов Ануат хрустит хвостом, который по праву считала одной из самых вкусных частей рыбы. — Я не понимаю, — Санаи подаёт голос впервые со вчерашнего дня, и Ануат оборачивается, смотрит на дочь, которая всё ещё избегает смотреть на неё, но не давит, предоставляя той полную свободу действий: решит — продолжит начатое, решит — вновь замолкнет. — Я не понимаю, как ты могла позволить им остаться, после всего, что сотворило и продолжает творить их племя. Больше всего на свете Ануат сейчас хочется подсесть к дочери, притянуть её в объятия и поцеловать в макушку, повторяя тем самым их негласный ритуал, но женщина понимает, что Санаи с большей вероятностью оттолкнёт её, нежели бросится на шею. Нужно быть терпеливой, чтобы ненароком не отпугнуть её, точно шугливую рыбёшку. — Их племя осталось в лесу, отбивать нападения захватчиков, — говорит Ануат, возвращаясь к жареной рыбе. — Лесные кланы пострадали от Небесных людей куда больше рифовых — и именно лесные кланы пятнадцать лет назад одолели Демонов, принеся нам покой. — Покой, как же! — зло усмехается Санаи, и сети под её пальцами едва ли не трещат, с каким рвением она принимается их распутывать. — Поэтому сейчас мы поселились среди Меткайина на правах беженцев! Поэтому мы потеряли всё, что было нам дорого! Демонам оказалось мало разрушить мир вокруг нас, и они решили проникнуть в самое его сердце, и всё это с лёгкой руки Тоновари! — Осторожней, дочка, — Ануат бросает на неё предупреждающий взгляд, который Санаи ожидаемо игнорирует. — Как ты и сказала, мы здесь всего лишь гости, совсем как семья Торука Макто, и любое неосторожное слово может обернуться против нас. Санаи кривит губы, когда сеть всё-таки рвётся, и раздражённо отбрасывает её от себя, с сожалением думая, что вот так просто Жейксалли вместе со всем его потомством вышвырнуть, увы, не может. Пружинящий звук плетённых мостков явственно говорит о приближении посторонних, и Санаи, готовая было разразиться отборнейшей бранью, фыркнув, поворачивается к стене, обняв себя за коленки. Раз уж мама так ратует за обычаи гостеприимства, вот пусть сама гостей и привечает, кого бы там не принесло попутным ветром. — Аонунг! Что привело тебя к нам? Предупреждаю: больше ты у меня рыбных хвостов не вымолишь! Санаи обречённо стонет, спрятав лицо в ладонях. Мысли о чужаках отходят на второй план, и всё, что ей хочется теперь — пробить стену маруи головой, или, что кажется более привлекательным — использовать для этого одну конкретную башку, обладатель которой вряд ли наведался к ним спозаранку, чтобы пожелать доброго утра. — Не волнуйтесь, я сегодня сыт! — Санаи даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что Аонунг пустил в ход одну из своих фирменных улыбочек, сквозящих природным обаянием. — Вообще, я просто зашёл пожелать доброго утра, а заодно спросить, не хочет ли Санаи помочь с обучением наших пятипалых уро… кхм, друзей? — Не хочет! — буркает девушка из своего угла, поражаясь про себя: это сын вождя настолько недалёкий, или ему так понравилось лицезреть вчера её злость, что он захотел повторить сей исключительный опыт? Что же, в таком случае Аонунг почти добился своего и, надо сказать, преуспел прекрасно. Страх перед Демонами в обличии На’ви отступил, стоило Санаи понять, что здесь, в деревне Ава’атлу, самом сердце клана Меткайина, у них, по сути, связаны руки. Разумеется, ждать от них подвоха она не переставала, но вряд ли бы Жейксалли решился провернуть диверсию, зная, что могут пострадать его дети, которыми он, хвалённый герой, очевидно, сильно дорожил. Да, страх стих, как стихает море во время штиля, но то была лишь одна половина необъятного океана. На другой же яростно вздымались и пенились волны, гневно ударяясь о прибрежные скалы, и горе тому судёнышку, что вознамерится нырнуть в эти буйные воды. Аонунг, как Санаи уже успела убедиться, был достаточно отчаян и не обладал базовым инстинктом самосохранения, потому смело лез в шторм, не удосужившись взять маломальский пригодный для подобной авантюры плот. Неужели настолько уверен в собственной удаче? — А, по-моему, это отличная возможность узнать наших гостей поближе, — осторожно говорит Ануат, и вот тут Санаи не выдерживает: резко оборачивается, а в глазах у неё ярким пламенем горит негодование. — Я понимаю, это может дастся тебе непросто, но, в конце концов, тебе придётся общаться с ними, хочешь ты того или нет. — Не утруждайтесь, простыми словами её не переубедить, — ох, не нравится Санаи эта дерзкая ухмылочка! — Тут нужен особый подход. Она и моргнуть не успевает, а этот нахальный кусок рыбьего жира уже оказывается подле неё, самым наглым образом влезая в их дом — и это с молчаливого позволения матери! — и её личное пространство. — Ты что задумал, Нунг? — щурится Санаи, ощущая подвох так же явственно, как ласкающий кожу утренний бриз. — Я? — надбровные дуги юноши сходятся домиком, пока он самым усердным образом изображает оскорблённую невинность, вон даже руку к сердцу прикладывает, бедненький. — Абсолютно ничего! Ну, разве что, — Аонунг оглядывается и, убедившись, что Ануат отвлеклась на рыбу, наклоняется к Санаи, — разве что, я могу рассказать твоей матери, что ты плавала за риф. Бам! — удар прямо по хвосту. Санаи бросает беглый взгляд на Ануат, чтобы удостовериться, что она точно ничего не слышит. — Ты не посмеешь! — шипит Санаи в самодовольно ухмыляющееся лицо, сдерживаясь, чтобы его не расцарапать. — Тогда твои родители тоже узнают, что ты ослушался наказа! — Разве я их ослушался? — сын вождя задумчиво трёт подбородок, а потом растерянно пожимает плечами, пока у самого в глазах пляшут морские демоны. — Не припоминаю такого. Мы с ребятами всегда околачивались на разрешённой территории, спроси кого хочешь из них, и они с уверенностью это подтвердят. А вот тебя мы частенько видели плавающей за пределами границы. От беспомощности Санаи готова взвыть. Конечно, его дружки-подпевалы в любом случае прикроют Аонунга, повесив все грешки компашки на неё. Да даже если Санаи удастся доказать, что подростки Меткайина нарушили запрет, установленный Тоновари, её собственной вины это не отменяет. Мама не ограничивала её свободу, позволяя пропадать вне дома с раннего утра до позднего вечера, и проявляла чудеса выдержки, когда дочь по многу часов отсутствовала подле неё. Санаи ещё не представляла, каких моральных терзаний стоило Ануат отпускать её всякий раз повеселиться с друзьями и не бросаться на поиски дочери, если она не появлялась на пороге к назначенному времени. Часть души Ануат отчаянно желала привязать Санаи к себе, подпитываясь животным страхом потерять её, как она потеряла дом и близких. Однако другая часть, более трезвая и рассудительная, настойчиво утверждала, что подобным поведением она лишь оттолкнёт девочку от себя, задушив её опекой и неусыпным контролем. К ней Ануат, в большинстве своём, и прислушивалась, ограничив Санаи только в одном — времяпрепровождении за пределами рифа. В своём порыве Ануат не была единолична — подобный запрет для молодёжи Ава’атлу существовал задолго до того, как они с Санаи попросили утуру — и всё же женщина посчитала своим долгом лично рассказать дочери обо всех опасностях, что таит в себе открытый океан. Не потому, что сомневалась в здравомыслии Санаи, а по той лишь причине, чтобы успокоить саму себя; Ануат хотела внушить себе, что после этих страшилок Санаи уж точно не сунется на запретную территорию. Аонунг знает, куда надавить. Знает, что как только Ануат станет известно о похождениях дочери, та посадит её под замок в маруи, но куда хуже для Санаи было лишиться не свободы, а доверия, этой хрупкой нити, что всегда незримо их связывала. Утратить доверие — значит, до конца жизни пробить брешь в их отношения. Ужасная участь, как ни посмотри. — Однажды ты обязательно за это заплатишь, — замогильным голосом обещает Санаи, и Аонунг, хоть и весь лучится уверенностью, невольно сглатывает взявшийся откуда-то в горле комок: своё слово девушка держит неизменно, и сын оло’эйктана не может и помыслить, какое же жестокое возмездие она для него придумает. Впрочем, отступать Аонунг не привык, и даже на перспективу понести вполне заслуженную кару смотрит сквозь пальцы: уж он-то обязательно сумеет выкрутиться, когда придёт срок платить по счетам. — Восприму твой ответ, как согласие, — Аонунг ободряюще тормошит Санаи за плечо, но та резко дёргает им, сбрасывая руку, и едва ли не рычит от злости. — Понял, трогать тебя сейчас не стоит. В таком случае, прошу на выход — я и так уже опоздал к обещанному Цирее времени. «Уж лучше бы ты вместо этого утопился!» — мрачно думает Санаи, с сожалением отмечая, что подобный поворот событий как раз-таки невозможен, не просто же так Аонунг слывёт одним из лучших пловцов среди подростков Меткайина, не уступая в мастерстве даже некоторым взрослым. И вот так Эйва поворачивается к ней хвостом уже второй раз за последние дни. *** — Ты представляешь, они продержались под водой жалкие десять секунд, если не меньше! — распинается Аонунг, явно получая удовольствие от того, что рассказывает Санаи о неудачах детей Жейксалли. — Да у нас младенцы плавают лучше, чем эти лесные фрики! В любой другой день она, может быть, и снизошла бы до того, чтобы послушать пустую болтовню друга, и, возможно, даже посмеялась бы вместе с ним над жалкими потугами чужаков приспособиться к рифовой жизни, но Санаи по-прежнему злится на него и ныряет сразу же, как только набирает в грудь достаточно воздуха. Нырнувший следом Аонунг пытается было показать что-то жестами, но Санаи глубоко наплевать: рассекая воду мощным хвостом и едва не задев им парня, что так непредусмотрительно возник прямо перед ней, Санаи угрём скользит вперёд, и рыбки, попадающиеся ей на пути, пугливо расплываются в стороны. Они обходятся без илу, потому как Аонунг заверил её, что плыть всего ничего, они даже выдохнуться не успеют. Правда, в свете последних событий не то, чтобы Санаи ему особо доверяла — скорее ей было жизненно необходимо покинуть маруи, потому как обида на мать смешалась с грузом вины за обман, превратившись в нечто совершенно невыносимое, нечто, что подгоняло Санаи хотя бы ненадолго убраться от дома подальше, а как и каким образом, дело третьестепенное. Впрочем, когда издали Санаи замечает сине-бирюзовые спины, прежний пыл как-то угасает. Вокруг — «сбегай-не хочу» открытое море, огороженное разве что, тем самым злополучным рифом, и Санаи кажется, что эта громадина, возведённая самой Эйвой тысячелетия назад, взирает на неё с молчаливым упрёком. А рядом, точно преследующая жертву акула, плывёт Аонунг, внимательно следящий за тем, чтобы она не надумала смыться в последний момент. Как будто она может себе это позволить после его слов. — Народ, у вас пополнение! — привлекает всеобщее внимание сын вождя, прямо-таки лучась каким-то странным довольством, словно это и не он пять минут назад откровенно насмехался над промахами тех, в сторону кого посылает столь яркие улыбки. Тем не менее, ответного дружелюбия Аонунг не получает, во всяком случае от лесных На’ви точно. Лицо одного из братьев, того, что с волосами над глазами, кривится, как если бы он сунул в рот засоленную морскую сливу, второй же приветствует Аонунга сдержанным кивком, но его взгляд заметно смягчается, стоит юноше заметить подле сына Тоновари Санаи. Верно, хочет произвести приятное впечатление — в конце концов, с ней-то чужаки и парой слов не перебросились, — да только оно уже безвозмездно испорчено пятью пальцами, к которым взгляд Санаи невольно прикипает. У этого индивида, например, их всего четыре — всё, как и должно быть, — чего не скажешь о его брате и сестре. Девушка вообще выглядит излишне утомлённо, словно эти уроки нужны ей ровно настолько, насколько тулкуну крылья, и Санаи понимает, что в своих мыслях не одинока. Пожалуй, она даже самая разумная из всей семейки, раз принимает факт того, что делать им на рифах нечего. — Аонунг, Санаи! — Цирея приветственно машет им рукой, и по радостному настрою цакарем совсем не скажешь, что их насильно прикопали к такой неблагодарной, а, возможно, и опасной работе, как обучение детей с кровью Демонов. — Я не знала, что ты к нам присоединишься. — Представляешь, я тоже, — бурчит Санаи и любезно (а как иначе назвать то, что она не откусывает протянутую руку) отказывается от помощи лесного полукровки, пока забирается на камень. Мимоходом отмечает, что Ротто тоже здесь, и думает, подкупил ли его Аонунг или, как и в случае с ней, опустился до шантажа. — Обойдусь! — Как я и предполагал, Санаи отлично впишется в вашу «группу отстающих», — Аонунг насмешливо склоняет голову набок, и Санаи диву даётся, как она окончательно не отваливается под напором взглядов, среди которых есть и осуждающие, и просто тяжёлые, и откровенно ненавидящие. Понять, кому какой принадлежит, совсем не сложно. — Ладно, развлекайтесь, а меня ждут дела! Пока, ученички! Санаи уже довелось убедиться на собственной шкуре, что беспардонность сына оло’эйктана не знает границ, но сейчас от подобной наглости она на несколько секунд решается дара речи, застыв с раскрытым ртом и хлопая глазами, точно пучеглазая рыба. — Постой-ка, — медленно закипая, выдавливает из себя Санаи, когда к ней возвращается способность говорить. — Ты что, не собираешься оставаться? — А зачем? — простодушно пожимает Аонунг плечами. — У лесных уже три отличных наставника, не думаю, что смогу научить их чему-то большему. Нет он не может… Он не посмеет… — Ты сволочь, Аонунг! — вопит Санаи во всё горло, когда парень, подмигнув ей на прощание, скрывается под водой, только поминай, как звали. Её взгляд судорожно мечется в поисках того, что можно швырнуть в этого попутавшего берега угря, и желательно, чтобы это «что-то» было как можно тяжелее. — Этот мерзкий слизняк! Рыбья башка! Икра налютсы! Протухший моллюск, чтоб его акула сношала! Как назло, ничего подходящего под рукой не оказывается, и глядя на то, как вдалеке всплывает знакомая чёрная макушка, Санаи готова повырывать собственные волосы. Глаза щиплет от жгучей досады и обиды. Аонунг не просто угрожал ей; он буквально спихнул на неё обязанности, возложенные вождём, а сам без зазрения совести умотал веселиться. Сейчас, поди, расскажет дружкам, как здорово надурил одну На’ви, и самое отвратное, что изменить что-то не в её силах. Разве что после «уроков» она непременно отыщет его, и тогда Аонунг пожалеет, что не утонул. В конце концов, не худшая смерть — захлебнуться водой, особенно с учётом того, какую участь для этого предателя запланировала она. У Аонунга обязан быть грешок, к которому она, Санаи, не имеет никакого отношения, и вот, когда он станет ей известен, тогда… Хотя, погодите, минуточку! А ведь он имеется, да ещё какой! Ничуть не слабее её проступка перед матерью, и стоит только Ронал узнать об этом… Мысли о сладкой мести немного остужают пыл, погружая Санаи в то мечтательное состояние, когда она уже состоявшаяся победительница, взирающая сверху вниз на ползающего в ногах Аонунга, судорожного вымаливающего прощение. Которого ему, разумеется, не видать. Но, чтобы начать воплощать сей прекрасный замысел в жизнь, сначала нужно избавиться от балласта в лице троих отпрысков Жейксалли, и чем быстрее, тем лучше. Именно поэтому Санаи, пересиливая себя, нехотя усаживается между Циреей и лесной девчонкой, именно поэтому безропотно терпит на себе заинтересованные и, в некоторой степени, настороженные взгляды. Ничего, она ответит им тем же. — Должен сказать, что сегодняшний урок в любом случае будет плодотворным, — первым говорит один из синекожих братьев, что устроился по левую руку от Реи и, очевидно, чрезвычайно рад подобному расположению, хотя и делает вид, будто бы ему всё равно, где сидеть, хоть у илу на хвосте. — Я столько ругательств подчерпнул, не терпится использовать. — Не смей лезть на рожон, — в голосе второго брата струится явственное предупреждение, и Санаи ловит себя на мысли, что тон у него выработанный, командный, хорошо натренированный. Видать, он среди всей этой компашки и главный. — Помнишь, нам неприятности не нужны. — Тогда, быть может, вам и в воду лезть не стоит? — скучающе предлагает Санаи, уперевшись локтем в колено и устроившись на ладони подбородком. — Тут бывают сильные подводные течения, того и гляди, унесут, как Ротто… — Мне было два года! — возмущается Ротто, немедленно заливаясь краской. — И вообще, это был единичный случай! Кири, вон, столько времени провела на глубине, и с ней ничего не стряслось, так что не заговаривай тут никому зубы! — Кири, значит, — тянет Санаи, косясь на дочку Торука Макто. И снова проклятые пять пальцев! — Ой, вы ведь ещё не знакомы! — спохватывается Цирея и рвётся исправить эту, кажущуюся ей величайшей оплошностью во вселенной, ошибку. Санаи на самом деле плевать, как зовут этих Демонов-полукровок, но она покорно выслушивает подругу, с воодушевлением перечисляющую новые имена: Нетейам, Ло’ак и Кири. Нетейам, как выясняется — старший из братьев, на чьи плечи, судя по всему, возложена неблагодарная задача присматривать за младшими, а Ло’ак — тот самый несчастный паренёк, которого наповал сразила красота Циреи. Узнаёт Санаи и о том, что самую младшую дочь семейства зовут Тук, но сегодня она не присутствует, поскольку с непривычки от местной пищи у «бедной крошки» разболелся живот. — Жаль, конечно, что её нет, но я уверена, что быстро всему научится, — говорит под конец Цирея. «Как хорошо, что её нет! — думает про себя Санаи. — А то к трём недоразвитым взрослым лбам прибавилась бы ещё и малявка!» Впрочем, она быстро чувствует укол совести от подобных мыслей: всё-таки Тук ещё ребёнок, и радоваться тому, что ей плохо, как-то совсем уж низко, пускай в её жилах и течёт всё та же демоническая кровь, что однажды заставит её уподобиться своим старшим отвратительным сородичам. — Ладно, раз со знакомством покончено, можем мы перейти непосредственно к тренировкам? — Санаи устало потирает глаза — они ещё толком ничего не начали, а она уже успела утомиться. — Чем вы сейчас занимаетесь? — Учимся правильно дышать, — буднично сообщает Кири. Санаи в непонятках смотрит сначала на неё, потом поочерёдно обводит взглядом каждого в этом примитивном кружке по интересам. Цирея на её молчаливое недоумение лишь улыбается и пожимает плечами, мол, ничего не поделаешь, смирись с тем, что этих недомерков придётся обучать даже таким азам. Теперь Санаи понимает Аонунга и вместе с тем с большим усердием продумывает план расплаты: тратить своё время впустую всегда обидно, тратить его на лесных чужаков — обидно вдвойне, а тратить его на лесных чужаков, которые хуже малых детей — величайшее наказание, какую могла придумать Великая Мать. — Эйва всемогущая, за что мне это! — причитает Санаи, возведя глаза к небу, но ответа, конечно, не получает. Сбоку от неё раздаётся недовольное цыканье — верно, дочке Жейксалли её стенания не пришлись по душе, но она-то вольна уйти в любой момент, будучи не связанной по рукам и ногам дурацким шантажом. Если эта Кири так хороша, как сказал Ротто, то учить её и вправду нечего — зачем только притащилась, вот в чём вопрос? Увязалась вслед за братьями или вознамерилась выбесить наставников? — Всё не так плохо! — Рея, как обычно, стоит её только учуять неприятный запашок назревающего конфликта, возлагает на свои плечи миротворческую миссию. — Если усердно тренироваться, то техникой правильного дыхания можно овладеть в кратчайшие сроки. А теперь повторяйте за мной. Девушка глубоко вдыхает, уложив одну ладонь на грудь, а другую — на живот, и столь же неторопливо выдыхает, позволяя воздуху пройти сквозь всё тело, задержаться в трепещущих лёгких и только после этого выйти наружу. Нетейам и Кири внимательно следят за каждым действием Циреи, но кажется, что и не в половину так тщательно, как Ло’ак. Взгляд полукровки прикован к грудной клетке Реи, и вроде бы ничего странного в этом нет — не сможет же он правильно повторить упражнение, если не увидит его воочию, однако же все потаённые желания читаются на лице парня столь отчётливо, что Санаи едва не кривится от отвращения. Проклятые Демоны! — Эй, Ротто! — она зовёт друга, но оборачиваются абсолютно все. Санаи фыркает. Любопытства детям Торука Макто не занимать. — Что ты тут забыл? Если они и задерживать дыхание правильно не умеют, то языком жестов не овладели и подавно. — В каком смысле? — недоумевает Ротто. — Оло’эйктан наказал своим детям заняться обучением лесных, но о тебе не было и слова. Что за выгода тебе тратить своё время впустую? — Это не пустая трата времени! — вдруг вмешивается Цирея, и пускай уста её сомкнуты, уголки их сердито опущены вниз. – Они только учатся и делают большие успехи! Ты говоришь совсем как Аонунг. — Поблагодари своего братца за то, что сейчас я торчу здесь! Разве Ротто тоже не навязали эти лживую благодетель? — Вовсе нет! — яростно возражает друг. — Я пришёл по собственному желанию… — Ребят, вы не забыли, что, вообще-то, не одни? Как же, забудешь о них, а о недовольной синей роже Ло’ака — особенно! Посмотрите-ка, задели крошку, вон как обиженно смотрит! Санаи о подобной несправедливости остаётся только мечтать. — Простите, пожалуйста! — Цирея прикладывает ладони к груди, а в голосе её сквозит такое искреннее раскаяние, словно она только что самым жесточайшим образом растоптала чувства лесных. — Мы обязательно научим вас общаться жестами, но немного позже. Сначала следует уяснить этот урок. «Только дальнейшее обучение будет проходить без меня», — мысленно добавляет Санаи, а перед глазами уже маячит рожа одного рыбного ублюдка, которому ничего не стоит снова припахать её к работе с полукровками, памятуя о её многократных вылазках за риф. Нужно как можно скорее ответить ему тем же, пока Аонунг не ощутил манящее чувство вседозволенности и безнаказанности ещё сильнее, чем уже успел вкусить. — Санаи, всё в порядке? — спрашивает Нетейам, и это первый раз, когда он обращается к ней по имени. Девушка переводит на старшего сына Жейксалли раздражённый взгляд, молча взывая оставить её в покое, но тот или поразительно глуп, или намеренно игнорирует её недовольство. В любом случае, бесит это неимоверно. — А тебя что-то не устраивает? — Санаи с вызовом подаётся вперёд, и, хотя их разделяет по меньшей мере метр, Нетейам невольно дёргается — того гляди и рухнет в воду. Теперь подобное поведение её даже забавляет: помнится, вчера он так же отшатнулся от неё, словно увидел перед собой призрака, но Санаи приятно думать, что нервозность юноши вызвана отнюдь не суевериями, а ею, пышущей злобой и яростью, которую наверняка можно было бы учуять за версту. — Вовсе нет, — вопреки вспышке испуга (или же ей только показалось?) голос Нетейама спокоен, подобно морю в штиль, а в глазах плещется столь противное ей участие, что у Санаи появляется нестерпимое желание сплюнуть — посмотрите-ка, какой заботливый выискался! — Просто мне показалось, что ты неважно себя чувствуешь. — И что же навело тебя на подобные мысли? — язвительно интересуется Санаи. — Да у тебя на лице всё написано! — влезает Ло’ак, вызывая у Санаи не предвещающий ничего хорошего прищур, а вместе с тем и новое желание: перекинуться со старшего брата на младшего, столкнув его в море. — Кривишься, хмуришься и смотришь так, словно мы тебе как кость поперёк горло. Какое удивительно точное сравнение! — Помолчал бы, — осаживает его Кири. — У самого физиономия не лучше. — Что ты имеешь в виду? — Если не понимаешь — взгляни на своё отражение, — Санаи кивает на водную гладь. — Более глупое влюблённое выражение придумать трудно. По правде говоря, на сей раз паренёк не выглядит совсем уж по-идиотски, как вчера, вон, даже слюни не пускает, но его горящий взор, устремлённый на дочь Тоновари, говорит громче любых слов. Над этим грех не посмеяться, что Кири и делает, громко прыснув в кулак. Ротто и Нетейам обходятся красноречивыми хмыками и понятливыми улыбками, перебросившись взглядами. Ло’ак давится возмущением, и его хвост взметается за спиной, выдавая настрой владельца. Настрой, надо сказать, отнюдь не спокойный. — Всё не так! Не так, ясно? Куда уж яснее! Цирея, смущённая её выпадом не меньше, но держащая себя в руках гораздо лучше, снова берёт ситуацию под свой контроль. — Постарайтесь сфокусироваться, — Ло’ак должно быть, готов умереть от счастья, когда руки Реи плавно скользят к нему на грудную клетку, а после одна ладошка спускается на живот, желая проверить, насколько правильно он дышит. — Ло’ак, ты не сосредоточен. — Д-да, прости, я сейчас… И смотрит прямо на её губы. Всё, надоело! Грубый толчок — и младший сын Жейксалли, не успев среагировать, летит в воду, забавно перевернувшись в процессе и размахивая руками, точно ощипанная, синяя и очень уродливая птица. Да, пожалуй это — самое точное сравнение. Санаи не испытывает угрызений совести, когда на поверхности появляется чёрная макушка Ло’ака, отплевывающегося от воды и продирающего глаза, и не понятно, ошарашен ли он больше или зол. — Какого хуя ты творишь?! Она в душе не ведает, кто этот «Хуй» такой, но если Демоны поклоняются ему как Эйве, то можно с уверенностью сказать, что божество из него так себе. Санаи улыбается, расслабленно скрестив руки на груди, пока остальные парни помогают недо-любовничку забраться обратно на камень. Первый урок явно проходит не так плохо, как она ожидала.