На глубину с тобой

Пульс пуль, танец огня. Знай – ты или тебя! «Агата Кристи» - «Боже, я должен убить» Бьется в теле каждая клетка. В стёкла, стёкла, стёкла, стёкла. «Агата Кристи» - «Детка-конфетка» От первых снарядов Настя укрылась за построенной стенкой. И вовремя. У девушки было подозрение, что снежки летели именно туда, куда их посылала рука брюнетки, а именно в сторону молодой учительницы. И хоть чувства к Тане были у Насти полностью взаимны, отвечать подобной низостью она не собиралась и просто бросала «снежные ядра» в сторону противника, так, чтобы ненароком никому не принести вреда и не оставить себя без обороны. Вадик поддерживал своего боевого товарища, как мог: снежки дождем летали от одной стороны к другой. Но долго так продолжаться не могло. Боевые запасы подходили к концу и нужно было их восполнять, поэтому Вадим и Настя решили, что один из них будет лепить снежки, а другой – отстреливаться. По очереди, разумеется, чтобы игра не успела наскучить. Первой на «склад боеприпасов» отправилась молодая женщина. Чтобы противник ее не заметил и не подбил, а также не догадался, что есть некоторый дефицит в снежках, девушка чуть ли не ползком стала продвигаться к сугробу. Зачерпнув там большое ведро снега, она вернулась к Самойлову и стала быстро лепить снежки, складывая их рядом с музыкантом, чтобы тот не терял времени на лишние телодвижения. Боевая подруга была так сильно поглощена работой, что не обращала особого внимания на своих противников, но если бы ее взор хоть на секунду устремился в сторону врага, то заметил бы кое-что интересное. Дело в том, что с другой стороны особой атаки не было заметно. В основном битва происходила между Таней и Вадиком, но если здесь Настя лепила боеприпасы, то на стороне врага этим никто не занимался. Глеб не особо старался поразить противников. Скорее даже старался этого не делать. - Ты не устал? – спросила девушка музыканта, не прекращая своей работы. - Не особо, - ответил Вадим. - Отстреливаюсь я только от Тани. Глеб откровенно ленится. Да и нашей противнице, я так думаю, интереснее другая мишень. - Нет, ну кто так играет! – возмутилась молодая женщина. – Что это за битва такая? Половина отстреливается, а половина отдыхает. - Ты тоже работаешь. Без тебя было бы сложно, - заметил мужчина, в очередной раз пуская снаряд к противнику. - Было бы сложно, если бы на тебя нападали двое, а против одной Тани столько снежков не нужно. Необходимо что-то поменять! - Что ты предлагаешь? - А вот что! – воскликнула девушка, а после вылезла из укрытия и что есть силы крикнула: – Нам нужны переговоры! Я буду парламентером. Кто с вашей стороны? - Я! - отозвался Глеб с обаятельной улыбкой, отринув в сторону мнимую апатичность. - Прошу перейти на нейтральную сторону… Настя вышла на место, где ее уже поджидал музыкант. - Хотите заключить перемирие? Подписать капитуляцию? – с лукавой улыбкой спросил Самойлов. - Хотим попросить, чтобы ваша сторона не халтурила! Ты почему в полную силу не играешь? – возмутилась девушка. - Так нечестно на одного Вадима вдвоем нападать. Кто его прикроет, пока ты в окопах прохлаждаешься? - с весельем в глазах объяснился Глеб. Насте очень не понравилось слово «вдвоем» сказанное так, что не оставалось никакого сомнения: Глеб и Таня представляли собой единое целое. Молодая женщина в очередной раз почувствовала жгучее прикосновение ревности, но вида подавать не собиралась. - Что?! – ахнула парламентер. – Намекаешь, что я струсила? - Никаких намеков, - продолжал дразнить музыкант с нарочито серьезным видом. - Я вполне допускаю, что Вадим просто боится за тебя, прикрывает своей спиной. Ведь он так тебя любит! Или же ты просто хочешь, чтобы другие так думали… Глеб, как и предполагал, увидел в глазах Насти искорки гнева, и на долю секунды его взгляд потеплел, только девушка, разозленная его словами, этого не заметила. - Хорошо, Глеб Рудольфович, я тебя поняла, - проговорила филолог, пытаясь сдержать негодование. - Если ты хочешь войны – ты ее получишь. Надеюсь, твоя жена сможет, если что, прикрыть себя своей грудью. Ведь она тоже так тебя любит! Гордо развернувшись, молодая женщина стала возвращаться в свое укрытие. Мужчина, улыбаясь, нежностью выстелил ее уходящий шаг, а потом последовал примеру возлюбленной. Теперь он, по крайней мере, будет ее видеть и не станет теряться в догадках о том, как она и ее брат проводят время, отгородившись от всех стенами из снега. - Все, больше я отсиживаться не намерена: твой братец посмел сказать, что я прячусь за твоей спиной и ничего не делаю! – пожаловалась молодая женщина, возвращаясь в свой стан. - Настя, - рассмеялся Вадим, - неужели ты не понимаешь, что он специально тебя спровоцировал? Готов поспорить, если бы на моем месте был Глеб, то он ни за что не позволил бы тебе встать под огонь, пусть даже и из снега. - Отлично! Хорошо, что ты не Глеб, потому что я не собираюсь больше лепить снежки… Если ему нравится меня провоцировать, пусть понравятся и последствия этих провокаций! - Что-то мне подсказывает, что ему-то как раз все и понравится… - покачал головой музыкант и стал помогать девушке доканчивать работу. У сторон был перерыв в десять минут, и ни Вадик, ни Настя не собирались терять времени даром. На улице уже начинало темнеть, когда в их сторону снова полетели первые снаряды, но снежки Глеба почти всегда либо перелетали свою цель, либо попадали мимо нее. Исходя из таких результатов обстрела, реальную угрозу представляла только Таня, которая, увидев молодую учительницу, казалось, лишь удвоила свои старания. Вадик неоднократно предупреждал свою соратницу быть осторожнее и пару раз даже помогал избегать ранения. Настя, которая до этого была разозлена «переговорами», совсем забыла об осмотрительности и не стеснялась отвечать своим противникам такой же яростной атакой. От зимнего морозца и физической активности ее лицо раскраснелось, а прядки непослушных волос выбивались из шапки. Глеб, лениво разбрасываясь снарядами, не уставал любоваться девушкой. Вот достаточно большой снежок, пущенный ее рукой, попал ему в плечо, и музыкант видит на ее лице ликующую улыбку. От лицезрения этой красоты в душе мужчины тоже поднималась радость и хотелось смеяться. Он собрал остатки снега со своего плеча и подмигнул лукаво сопернице. Добавив немного снега от себя, он легонько прикоснулся губами к получившемуся снежку и пустил его в свободный полет, рассчитывая, что по траектории он ни в коем случае не зацепит возлюбленную. Но вышло иначе. Занятый чувством обожания, Глеб почти перестал обращать внимание на деятельность своей жены, которая к этому моменту достигла апогея. Музыкант, видя, что Таня питает нездоровый интерес к филологу, в процессе игры несколько раз одергивал женщину от чрезмерного усердия или расстраивал ее планы, нарочно мешая бросить снаряд туда, куда он и направлялся. В этот же раз Самойлов не успел взять ситуацию под контроль. Разозленная брюнетка бросила приличный по размерам снежок в сторону Насти. Он летел точно в цель, но за пару мгновений до попадания Вадик оттолкнул молодую женщину в сторону, где последняя попала под снаряд, но пущенный уже рукой Самойлова младшего. Громко ахнув, Настя закрыла лицо ладонями и скрылась за стенкой из снежных кирпичей. Таня, довольная сложившейся ситуацией, рассмеялась. Ее муж страшно побледнел и в несколько секунд преодолел расстояние от своего лагеря до вражеского. Заглянув за крепость, он увидел, как молодая женщина сидела прямо на снегу, поджав к себе колени и спрятав в них лицо. Масштаб причиненной травмы нельзя было оценить, потому что Настя не поддавалась на уговоры Вадима и отказывалась поднять голову. - Настюша, - с нежностью позвал девушку Глеб, вставая рядом с ней на колени. - Радость моя, покажи, пожалуйста, лицо! Нужно посмотреть, что у тебя там… - Нет! – возразил глухой голос. - Никто из нас не будет смеяться, - пообещал Самойлов. - И я прошу прощения за этот снежок. Я никак не думал, что попаду в тебя! - Ты не виноват, - ответила девушка, еще сильнее закрываясь. - Виноват, - сказал мужчина. - Но я не смогу загладить свою вину и помочь тебе, если ты не покажешь лицо. Прошу тебя… - он ласково прикоснулся к ее руке, намереваясь отодвинуть ее в сторону, и она поддалась, но лишь затем, чтобы залепить снежком уже в лицо музыканта. - Настя! – ошалев от такого предательства, воскликнул Глеб. Девушка согнулась пополам от смеха. Она была рада, что ей получилось отомстить заносчивому музыканту. - Вадик, ты тоже в этом вероломстве участвовал? – спросил Самойлов, оттирая от лица снег. - Нет, - искренне покачал головой старший брат, посмеиваясь. - Но готов признать, что вышло не без изящества. - По-вашему, это смешно? – возмутился Глеб, скорее изображая негодование, нежели чувствуя его. Он был готов согласиться с Вадиком: получилось остроумно. - Очень! - продолжала хохотать молодая женщина. - Раз так, - спокойно проговорил младший Самойлов, - то ты не откажешь мне в праве тоже посмеяться! Подойди-ка сюда… - Ну уж нет! - серьезно покачала головой Настя. - Нашел дурочку! Вадик, спасай! – воскликнула она, подтолкнув старшего брата к младшему, а после пускаясь в бега. Глеб нисколько не удивился такому развитию событий и быстро помчался вслед за девушкой. Погоня завела их в соседний двор. Мужчина застиг неудачливую бегунью достаточно быстро и повалил ее в большой сугроб, навалившись сверху во избежание очередного побега. - Попалась, любовь моя, - констатировал музыкант, аккуратно убирая с разгоряченных щек возлюбленной влажные прядки волос. - Что же? – с вызовом спросила Настя. – Наказывать будешь? Насколько я помню, в таких случаях вид наказания остается на усмотрение потерпевшей стороны. - Зачем же наказывать? Я бы для начала оправдательную речь послушал. Зачем ты в меня снежком запустила, Настенька? - Враг пришел в наш лагерь, я его атаковала. Все по законам военного времени. Белого флага при тебе не было, и в плен ты не сдавался, - просто объяснила девушка. Глеб улыбнулся, снова прикасаясь пальцами к горячей щеке: - А если серьезно? Зачем? - А ты дразнил зачем? – с улыбкой спросила Настя, на последних остатках сознания сопротивляясь желанию повернуть голову навстречу ласке. - Хотел увидеть любовь всей жизни, - чистосердечно признался музыкант. - Безумно тебя не хватало на этой страшной войне. - Любовь всей жизни? Разве не она стояла рядом с тобой и яростно отстреливалась? – показательно удивилась молодая женщина. - Нет, - возразил Самойлов. - Моя любовь была на другой стороне, рядом с моим братом, который, помимо всего прочего, ужасно в нее влюблен. - Хочешь усидеть на двух стульях? – грустно спросила Настя. – И жена, и любовница… - Она знает, что я люблю тебя. Я сказал сегодня, дал Тане понять, что если она захочет развод, то я не буду противиться. Ты запретила быть инициатором развода, но ты ничего не сказала против убеждения. - Таня ведь все равно отказала тебе, - не спросила, но утвердила девушка. - Пока что, - возразил Самойлов, - но сдаваться я не собираюсь. Ни в том, чтобы убедить свою жену в деле развода, ни в том, чтобы догонять тебя каждый раз, когда ты пытаешься от меня убежать. Девочка-яд, девочка-смерть… - Сердце мое, рана моя… - отозвалась Настя и, не имея возможности больше сдерживаться, сама прильнула к Глебу с поцелуем. Боже, она почти забыла, что это такое – сходить с ума! Руки, как в последний раз, обняли за шею. Разжать их или ослабить объятья было равносильно преступлению. Воздуха в легких не хватало, однако Настя предпочла бы задохнуться, нежели оторваться от губ. Самойлов в беспамятстве разгребал сугроб, чтобы иметь возможность обхватить девушку руками. Любовники не ведали страха разоблачения: их надежно укрывала темнота. Молодая женщина могла лишь догадываться о мыслях музыканта, но чувствовала, что тот хочет Настю не меньше, чем она его. Ее тело прижималось к нему, не хотело признавать наличие одежды и здравого смысла. В голове стучала лишь мысль взять, подчинить себе, ничего не оставить той, что осталась на детской площадке. На последних остатках разумности Глеб поднялся и помог встать уже почти не соображающей девушке. Ведя ее за руку, он подошел к одному из подъездов дома, похожего на тот, где жила Ирина Владимировна, и стал бездумно нажимать на все кнопки домофона, рассчитывая, что кто-нибудь да откроет дверь. По счастью, долго ждать не пришлось. Какая-то девушка вышла, тем самым дав возможность любовникам протиснуться внутрь. Пробормотав слова благодарности, Самойлов за руку подвел молодую женщину в закуток под лестницу и прижал к стене, в ту же секунду впившись в губы со страстным поцелуем, который сразу же был принят и разделен с нечеловеческим энтузиазмом. Чувство стыдливости отсутствовало у обоих. Глеб, не теряя времени на прелюдии, опустил руки ниже талии, судорожно расстёгивая пуговицу и ширинку на женских джинсах. Настины руки попытались сделать нечто подобное и с предметом одежды музыканта, но были с нежной настойчивостью остановлены. - Не сейчас, моя любимая. Не сейчас, - пробормотал запальчиво Самойлов и тут же накрыл рот поцелуем. Очень предусмотрительно. Опытные пальцы в эту же секунду успели нажать нужную клавишу. Звук, который она извлекла, удалось приглушить. Глеб безумно хотел девушку, но еще больше он хотел доставить ей удовольствие, доказать, убедить, что никто, кроме нее, не владеет ни телом его, ни мыслями, ни душой. Мужчина понимал, что не сможет сдержаться, не успеет довести дело до конца, если даст себе волю. Терпение вознаградит его сильнее, чем эгоистичное безрассудство. Он чувствовал нарастающую пульсацию под своей рукой, слышал сдавленные стоны, ощущал силу женских пальцев, судорожно сжимающих зимнюю куртку, прижимающих к себе. Уже скоро. Еще более рьяно, чем до этого, музыкант углубил поцелуй и ускорил движения. Еще совсем чуть-чуть осталось… Еще несколько секунд до падения… Кончено. Она обмякла. Она дрожит от пережитого оргазма, и только рука мужчины, поддерживающая ее за талию, не дает девушке сползти на пол. Глеб мог бы и дальше продолжать отсчитывать несущийся вскачь пульс, с неистовством целовать желанные губы, но на лестнице, под которой они прятались, послышались шаги. В последний раз поцеловав Настю, Самойлов развернулся и практический полностью прикрыл ее тело собой, оберегая от докучливого взора. Очень скоро перед влюбленными возникла фигура пожилой женщины, которая не только не высказала сильного изумления от присутствия посторонних в ее подъезде, но и вежливо поздоровалась с музыкантом. - Здравствуй, Глеб! Ее ожидала тебя здесь увидеть. Что ты здесь делаешь? - Здравствуйте, Зинаида Георгиевна! Мы затеяли игру в снежки. Прячемся с напарницей от противников в лице Вадима и моей жены, - бесхитростно поведал мужчина, как будто речь шла о таких обыденных вещах, как покупка хлеба в магазине. Собеседница рассмеялась, похоже, нисколько не подвергая сомнению только что услышанный рассказ. - Как всегда, балагурите, - покачала она головой. – Как ваша мама? Чувствует себя хорошо? Все хочу забежать, да дела не отпускают. - Да, у нее все хорошо. Она у нас молодец! Я передам ей от вас привет, если желаете, - предложил Глеб, не забыв улыбнуться. - Хорошо, - согласилась Зинаида Георгиевна, проходя к выходу. – Желаю вам удачной игры! - Спасибо! Не выдавайте нас, пожалуйста, если брата встретите, - весело попросил напоследок Самойлов. - Нет-нет, - рассмеялась женщина, - об этом можете и не переживать! Дверь за общительной старушкой захлопнулась, и мужчина сразу выбросил ее из головы, повернувшись к своей возлюбленной. - Возьми, - Настя, успевшая уже прийти в себя и привести в порядок свою одежду, протянула Глебу носовой платок. - Пора возвращаться обратно. Нас, наверное, действительно ищут.