Все любили Лили Эванс

Шла вторая неделя учебного года. Безмятежность, царившая доселе, смердящим соком сползала с лиц многих учеников. Ощущалось их волнение, их тревога. Их страх. Даже Большой Зал, всегда наполненный гомоном возбужденных голосов и сияющими улыбками скучавших по Хогвартсу волшебников, где алмазная россыпь звёзд утопала в Волшебном Потолке, а магические свечи плавно витали в воздухе, смешиваясь с ароматами тыквы, имбиря и пирога с патокой, сегодня казался мрачным и пасмурным. Учителя украдкой шептались и бросали друг на друга осторожные взгляды, а голос директора звенел от напряжения. Волан-де-Морт снова нанёс удар по магическому сообществу. Волан-де-Морт близко. И он убьёт нас всех.  Казалось, что все это происходит лишь в голове Лили. До Хогвартса никогда прежде не слышавшая так много о темной магии и боли, которую она приносит, гриффиндорка ощущала ее особо остро. Может, ей кажется? Может, обеспокоенный взгляд МакГонаггал всего лишь следствие начала года и очередной напасти в виде нашкодивших учеников? Вот за соседним столом сидит Пандора, смущенно улыбаясь кому-то и уплетая шоколадные лягушки; Марлин охотно флиртует с каким-то когтевранцем, чьё имя Лили не смогла запомнить; малышка Мэри, которая, конечно же, уже не малышка, ведь четырнадцать это больше не тринадцать, уткнулась в очередную книгу по заклинаниям; а Артур и Молли уютно воркуют, не обращая внимания на остальных. Словно мир вокруг Лили обретал краски, а она сама выцветала, становилась тусклой, маленькой и пугливой ланью. Нет, нет. Именно этого и добивается темная магия. Подчинения через страх. Ощущения холода, пустоты и одиночества.  — Лил! — раздалось над ухом, и рыжеволосая девушка вздрогнула. Мир вернулся на круги своя, а Хогвартс снова стал недосягаемым спасительным островком счастья и волшебства. — Лили витающая в облаках Эванс, ты сделала домашнее задание по Зельям?  — Что? Да... Да, ещё вчера закончила два свитка об использовании Ложечницы. Блондинка, возвышавшаяся над Лили, усмехнулась.  — Счастье Блэка, что Слизнорт ограничился только сочинением. А то одно простое заклинание, и заметно полысевший Сириус нравился бы половине Хогвартса меньше обычного. С радостью приклею котёл с водорослями к его чугунной голове, — процедила Доркас. Их отношения с Сириусом не заладились с того момента, как Блэк на втором курсе взорвал зелье когтевранки, оставив ей на память подгоревшие брови и волосы, оранжевый цвет лица и пожатие плечами вместо извинений. С тех пор Медоуз не упускает шанса уничтожить Блэка в словесном поединке или заколдовать перо забираться к Сириусу в уши и другие места, вызывая смех всех вокруг и бешенство самого Блэка. — Перестань, — укорила Эванс подругу, не сдержав улыбки, — Сириус не так плох. Просто у него проблемы по части... воспитания. Обычно он очень вежливый и галантный... — Вежливый?! — перебила волшебница, — да Блэк хорошие манеры видел только во сне или книгах. Если вообще умеет читать. — Вам обоим доставляет удовольствие измываться друг над другом, — заключила Лил, поднимаясь из-за общего стола, — а потому я умываю руки. И даже не проси штрафовать его на баллы! Я староста, а не инквизитор, Дори. Но Медоуз лишь кисло улыбнулась. — В другой раз, Эванс. Никаких подлых приемов, Блэк будет сражен в чистом магическом состязании. А вот это, — когтевранка протянула туго скрученный пергамент, — просили отдать тебе. — Мне? — удивлению Лили не было предела. Все письма приносят совы, а секретные послания… Не было тех, кто бы мог писать ей их. — Кто просил? — Снейп, — Доркас словно выплюнула это имя, сморщив нос. Лили пробежала глазами по знакомому изящному почерку и поторопилась, совершенно не обратив внимания на язвительный тон волшебницы. Уж ей-то было известно, что Северус незаслуженно получил столь пренебрежительное отношение к себе. Наверное, только одна Лили знала его. Его настоящего. — До встречи на Трансфигурации и спасибо, — бросила Эванс, покидая Большой Зал. Наконец-то спустя почти две недели непрерывных занятий они с Северусом смогут повидаться. Ей столько всего нужно рассказать ему, столько всего спросить и столько объяснить. Непонимание съедало Лили изнутри. Темные слухи, бродившие среди шепчущихся  волшебников, долетали и до нее. Злые шутки, издевательства, насмешки, а порой и заклинания, после которых ученики других факультетов оказывались у мадам Помфри… На это нельзя было закрывать глаза. Гриффиндорка ни сколько не сомневалась, что Северус поймет и поверит, откажется якшаться с людьми бесчестными, бессердечными и жестокими. Она была уверена. Привыкшая быть в окружении подруг и сокурсниц, Лили в одиночестве непринужденно перескакивала со ступеньки на ступеньку, спеша на восьмой этаж. Ее рыжие волосы, всегда пахнущие васильками, были заплетены в две свободные косы, перевязанные красными лентами в тон галстуку. — Обещал он Пивзу драку, Обдурил, подставил сраку! — Пивз, закрой рот! ЗАКРОЙ РОТ! Громкие возгласы, сопровождаемые шумом, повизгиваниями, хихиканьями и другими неприятными звуками, какие в приличном обществе не издают, выдернули Эванс из омута мыслей. Она застыла на мгновение, ловко спрыгнув на пол с лестницы, торопившейся хаотично изменить свое направление. Кто так кричит? Кому-то нужна помощь? Коридор на третьем этаже, облепленный густой серебристой паутиной и обставленный тускло горящими огарками свечей, был самым непопулярным среди студентов. Говаривали, здесь происходили страшные вещи, здесь была открыта Тайная комната, здесь многие теряли память и здравый рассудок. Лили, конечно же, не верила в глупые россказни, но все же осторожно, стараясь не шуметь, но и не пытаясь подавить собственное любопытство, поспешила вперед, к приоткрытой двери заброшенного класса. Оттуда сквозь толщу пыли в воздухе пробивался разреженный свет. Однако то, что открылось ее взору, было вовсе неожиданно. Настолько неожиданно, что даже профессор Макгонаггал, сердечно признающаяся в любви к Филчу, выглядела бы более непринужденно. Застигнутый врасплох Джеймс Поттер, задиристый студент и одна из причин головной боли декана Гриффиндора, угрожающе размахивал волшебной палочкой и просил полтергейста Пивза — головную боль всего Хогвартса — замолчать. Пивз, в свою очередь, распевал скверные стишки собственного сочинения о вранье Поттера и о разгромленной в пух и прах гостиной, силясь разлить на голову гриффиндорца содержимое котла, по запаху напоминающее тухлый суп. Существовал ли в Хогвартсе хоть один ученик, который искренне любил Пивза? Сложно сказать. Иногда он бывает необычайно полезен, когда с грохотом носится по классам, опрокидывая столы и срывая уроки, хоть такое и недопустимо. Когда разбивает вдребезги банки с мозгами в подземельях Слизнорта, вызывая недовольство добродушного профессора. Когда прячет горшки с саженцами в теплицах, а после подбрасывает плачущие бутончики в постели учеников. По крайней мере, компашка Поттера считала подобные выходки забавными, а потому довольно сносно сотрудничала с Пивзом. И к огорчению профессоров, за этим сотрудничеством их никак не могли поймать. До сегодняшнего дня. — Утю-тю, Поттер, — полтергейст продолжал злобно хихикать, — боишься вылететь из школы за помощь в установлении господства хаоса над разумом? — Помощь? — в ужасе выдохнула Лили, распахнув дверь. Изумрудно-зеленые глаза метали искры.  — О чем он говорит, Джеймс Поттер? Какую помощь ты оказывал Пивзу? Лили не слышала всего разговора, но она была уверена, что здесь обсуждалось  не мирное чаепитие в Большом Зале. А взъерошенный и шокированный вид Джеймса лишь усиливал подозрение. И эти слова про гостиную… Эванс сузила глаза, буравя гриффиндорца взглядом. Уже открыла рот, чтобы прочесть лекцию, но ловкое пикирование Пивза заставило ее отшатнуться, дабы не быть укутанной в кокон воняющей массы. — Да так, помог стащить пару ржавых котлов, — в голосе Поттера слышались нервозные нотки, — как видишь, помощь обернулась против меня. Иди-ка ты лучше, Эванс, куда шла, а то ненароком задену, когда буду затыкать этого блаженного полтергейста. С этими словами гриффиндорец прицелился и метнул в Пивза заклинанием. Тот ловко увернулся и скорчил рожицу. — Поттер Эванс заколдует, утю-тю! — Орал полтергейст, хаотично поливая из котелка и носясь под потолком. — А потом поцелует! Поттер Эванс поцелует! — Пивз! — Вспыхнула Лили, нацеливая палочку на летающий комок хаоса, — Кантис! Витиеватый взмах волшебной палочки, из конца которой вырвался золотистый свет, и Пивз начал задыхаться, прикрывая маленькими ручками рот. — Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, научи нас хоть чему-нибудь, — напевал полтергейст, отчаянно отплевываясь и тараща глаза. Лили тихонько засмеялась. Будет знать, как издеваться. — АААА! Молодых и старых, лысых и космаааатых! С криками он вылетел из старого класса, продолжая под действием заклинания декларировать гимн школы. — Экскуро, — прошептала гриффиндорка, и странная масса, растекшаяся по полу, тотчас исчезла. Ах, если бы можно было так же разобраться с Джеймсом, к которому Лили испытывала весьма неоднозначные чувства. Чаще всего она старалась не замечать его выходки, раздражающую привычку взъерошивать себе волосы, хвастовство со снитчем. Но иногда, за завтраком украдкой смеялась над его и Сириуса шутками. Когда Поттер не пытался задеть кого-нибудь заклятьем, он мог быть вполне сносным, но проблема заключалась в том, что его сносность длилась от пяти до десяти минут, а после… После он становился невыносимым. А когда его выходки переходили границы разумного, Лили чувствовала в груди такое раздражение, такую неприязнь к нему, что долго не могла это подавить. Сев постоянно твердил ей о том, что Поттер задирист, глуп и заносчив. Сев его ненавидел и презирал. Иногда Эванс даже хотела с ним согласиться, но не могла. Она была уверена, что шероховатую поверхность Джеймса можно отшлифовать, можно повлиять на него и вразумить. Лили считала, что вразумить можно каждого, главное — найти правильные слова. Но в данный момент этим она заниматься не собиралась. — Джеймс, — голос девушки был холоден как глыба льда, — если ты полагаешь, что связываться с Пивзом смешно, то ты дурак. Если ты полагаешь, что врать мне еще смешнее, то ты еще больший дурак. И я не вижу ни одной причины, чтобы не объяснить профессорам то, о чем ты решил совершенно неблагоразумно умолчать. Скрестив руки на груди, рыжеволосая волшебница уставилась на одного из главных проказников школы, надеясь, что Поттер и в самом деле ее не заколдует, как предрекал где-то орущий Пивз. — Знаешь, Эванс, самотрю на тебя и не могу понять, почему же ты такая правильная. — На какое-то Поттер замолчал, поджал губы и убрал палочку в карман мантии. — Ты вообще когда-нибудь веселилась? Хотя постой, не отвечай, если это снова будет тирада нравоучений. По этой части ты сможешь составить конкуренцию профессору Макгонагалл. Наверное, вдвоем вы смогли бы довести меня до безумия, — на этих словах Джеймс демонстративно закатил глаза, и Лили очень хотелось ударить его чем-нибудь по затылку, чтобы эти самые глаза так и остались закатанными. Эванс нельзя было назвать занудой: она сидела за книгами не больше положенного, легко усваивая школьную программу, веселилась с подругами в Хогсмиде, соревнуясь, кто больше выпьет сливочного пива, иногда в спальне девочек особо любопытной Марлин наглядно показывала, что такое «шпагат» и «планка», прежде прочно заколдовав каркас кроватей, чтобы они выдержали ее вес, обращала перья в крошечных ящериц, заставляя их бегать наперегонки. Лили умела шутить и радоваться жизни, а главной ее страстью были Трансфигурация и Зелья, таланты к которым профессора МакГонаггал и Слизнорт подметили еще на начальных курсах. Лили была старостой факультета, старалась поддерживать порядок, грозя пальцем особо шумным студентам. Но правильной… Правильной Эванс еще никто не называл. Поттеру легко было судить со своей слишком высокой башни Астрономии. Его цель в жизни — заколдовать как можно больше студентов, как можно больше напакостничать, как можно сильнее разозлить профессоров, издеваться на Северусом и Филчем, и если первый еще мог за себя постоять, то завхоз лишь страдал от применения магии на нем. Нет, Лили не питала к нему теплых чувств: Филч был мерзким старикашкой, который то и дело обличал волшебников в том, что они волшебники. Но заставить его давиться шерстью миссис Норрис было крайне жестоко. И вот даже сейчас, нагло ухмыляясь, гриффиндорец не раскаивался. — Я правильная, Поттер, потому что смыслом моего пребывания в Хогвартсе не является метание заклятий в каждого первого слизеринца. Я не оскорбляю людей просто потому, что они родились не такими, — на этих словах Лили скривилась, вспоминая лучшего друга, — не пытаюсь привлечь внимание, прыгая по ступенькам как бабуин с волшебной палочкой! — Это я-то бабуин?! — Возмутился Поттер. — Ты на своего дружка глянь, Эванс! Там не одно поколение приматов старалось! В груди нарастал неприятный комок гнева и злости, сердце стучало быстрее обычного, а на белоснежной коже под веснушками выступил румянец. — До сих пор не понимаю, как тебя не выгнали отсюда пинками. Но это легко исправить. Эванс, обычно спокойная, переминалась с ноги на ногу. От внезапно вспыхнувшей ярости и резких движений одна из ленточек слетела, плавной волной опустившись на чистый пол. Мерлинова борода, надо уже успокоиться. Как бы поступила Доркас, будь она на ее месте? Смелая, уверенная, дерзкая Дори, не отличаясь особым дружелюбием, уже давно пару раз приложила Поттера к близ стоящей парте, заявив, что «азбуку Морзе он понимает лучше». Дори не стала бы жалеть самодовольного болвана, коим гриффиндорец и являлся. Нацелив палочку точно в грудь Джеймса, Лили нахмурилась. Она сама не верила, что может так запросто поступиться своими принципами. Вихрь эмоций кружил внутри, не давая сосредоточиться. Ей казалось, что миновали часы, но на самом деле время как будто застыло под натиском напряжения, цепкими паучьими лапками заполняя позабытый класс. Она видела, что гриффиндорец очень внимательно следил за кончиком ее волшебной палочки, и едва заметно нахмуренные брови выдавали в нем напряженность. — У тебя есть два варианта, Поттер, — снова скривившись — на этот раз специально, чтобы всеми выразительными и невыразительными способами дать гриффиндорцу понять, что он ей противен — Лили показала два пальца. — Первый вариант: тебе придется заклеить мне рот каким-нибудь заклятьем из твоего арсенала, потому что прямо сейчас я пойду к профессору МакГонаггал и расскажу все, что услышала. Ты же любитель обижать слабых, так что давай, действуй. Но есть второй вариант, — Лил закусила губу, совершенно не осознавая, как такой невинный жест действует на Джеймса, — уже долгое время меня интересует вопрос, куда вы вчетвером пропадаете по ночам. Я хочу не только знать, но и увидеть своими глазами. Если ты дашь мне слово, что отведешь туда, я забуду об этой выходке и ни слова не скажу МакГонаггал. Выбирай. Ощущая собственное превосходство, Лили позволила себе улыбнуться. Впервые в жизни она решилась шантажировать кого-то, и не просто кого-то, а ненавистного Поттера, который так и застыл с ошалевшим выражением лица.