Разумовские

Мама спрашивала у Тани, не хочет ли она пойти в школу под другой фамилией. Татьяна Сергеевна понимала всё, что случилось и какое к ней может быть внимание. И всё же решила остаться Разумовской. Хотя мысль представляться иначе, чтобы скрыться, показалась ей занятной, и она подумала о том, что когда-нибудь вернётся к этой идее. Катерине долго не давали увидеться с Сергеем. Разрешили навестить его лишь первого сентября — в день, когда Танечка пошла в первый класс. Жена и дочь Разумовского отправились к нему почти сразу после школьной линейки — Катерина едва уговорила Таню досидеть первый классный час и познакомиться с учительницей. Домой Таня не хотела заходить, поэтому поехала в школьном сарафане с белоснежной блузкой и не сняв бантов с двух нарядных косичек — ей хотелось, чтобы папа увидел её такой взрослой. Катерина, стоя возле открытой палаты, беседовала с доктором Рубинштейном: он рассказывал ей, что успел выяснить о природе состояний Сергея, который сидел на полу в смирительной рубашке. Когда осторожно вошла Танечка, он поднял голову и через силу, но искренне улыбнулся. Новый этап в жизни дочери начинался без него. Он не мог перестать себя винить, и от взгляда на неё ужасно щемило сердце. — Танечка, милая моя Танечка… — дрожащим голосом проговорил он… Прости меня за всё… Рубинштейн коротко посмотрел на них и продолжил вкрадчивую беседу с Разумовской. Сергей сделал глубокий вдох. Он старался не подавать виду, что морально разбит, и продолжал улыбаться. — Как ты выросла… Какая ты красивая и умная… Прости, что не могу быть с тобой… Таня обняла его. Сергей умиротворённо вздохнул. — Папа, тебя плохо здесь? — тихонько спросила Таня. — Со мной всё хорошо, не переживай, солнышко, — ободряюще ответил её папа. Но через несколько секунд тело снова охватила дрожь. Таня, насторожившись, отступила на шаг назад. И её, и его глаза стали жёлтыми. Увидев это, коварная сущность зловеще осклабилась. — Очень хорошо, Танечка… Девочка, нахмурив брови, процедила сквозь зубы: — Не надейся. Отпусти папу. Я хочу с ним поговорить. Он склонил голову набок, и не хватало лишь развести связанными руками: — Разве не видишь? Он в моей власти. — Доктор вылечит его от тебя, — твёрдо сказала Таня. Другой повёл бровью. — Я ему очень интересен, он не станет от меня избавляться так просто… Ты его тоже заинтересуешь… Они почти минуту гипнотизировали друг друга взглядом, пока Таня, выбросив руку вперёд, не запрокинула голову отца назад так, что тот упал без сознания. На мягкий звук упавшего тела обернулись Катерина и Рубинштейн, который произнёс: — Очень интересно… Он приблизился к Тане, взял её за руку, чтобы отодвинуть в сторону, а она, вздрогнув, посмотрела на него теми же золотыми глазами. Доктор добавил: — Ещё интереснее… Катерина сделала шаг и интуитивно заглянула в глаза Тани. Увиденное поразило её, но она сделала над собой усилие и не подала виду. Сердце девочки быстро билось от испуга, и она, с силой оттолкнув от себя Рубинштейна, бросилась к матери и потащила её к выходу. Пока Рубинштейн не пропал у Катерины из виду, она силилась понять что-то по его взгляду, но успела только сказать: — До свидания, доктор. Он ответил со всей вежливостью и учтивостью: — До свидания, Катерина Юрьевна. С острова до Кронштадта они добирались на катере. У Тани всю дорогу стучали зубы, и она сидела, опустив остававшиеся жёлтыми глаза в пол. Катерина присела рядом, приобняла за плечи и произнесла: — Таня, подыши глубже… — Не трогай меня! — огрызнулась Таня и тут же опомнилась, прижавшись к матери, — мам, прости меня, я не хотела… — Просто дыши. Таня успокоилась, и её глазам вернулся прежний цвет. Но как только они с мамой сошли на берег, Таня залилась слезами. — Папе там только хуже… — проговорила она, всхлипывая. — Пока мы ничего не можем сделать. — Давай заберём его… Катя присела на корточки рядом с дочерью и взяла её за руки. — Тань, помнишь, как папа был не в себе и нас с тобой ударил? И тогда он ещё был более-менее стабилен. Таня произнесла, насупившись: — Ненавижу майора Грома. Катерина заметила, как в глазах у девочки промелькнула желтизна, и сказала твёрдо: — Не говори так про Игоря. Он просто делал свою работу. Таня молча согласилась. Она не знала, что, когда Катерина после ареста её папы разговаривала с Громом, то сказала: «Спасибо, что не убил». — Когда я была, как ты, — успокаивающим голосом начала Катерина, — Игорь Гром был моим другом. Он играл со мной, гулял, научил кататься на велосипеде… Разумовская осеклась при мысли, что Таня спросит: «А что случилось потом?». Но Таня лишь сосредоточенно молчала, поэтому мама предложила ей: — Хочешь, пойдём посмотреть корабли? Таня кивнула. Катя облегчённо выдохнула. — Тогда пошли. Через несколько дней позвонил Рубинштейн и стал воодушевлённо повествовать о том, как после общения с Таней у Сергея надолго прекратились приступы, а затем спросил, не может ли Катерина снова привести дочку. Слыша этот разговор, Таня, чуть не плача, замотала головой. Когда Катя, вежливо отказавшись, повесила трубку, Таня объяснила, захлёбываясь слезами: — Он хочет забрать и меня тоже…

***

Катерина была слишком ошеломлена появлением в её доме Олега, чтобы с порога высказать ему всё, что она о нём думает. Она ещё не знала, что это он стоит за петербургскими терактами и смертью Фёдора Ивановича Прокопенко. Сперва Олег обнялся с ней, а потом увидел, как в гостиную вбежала Таня — в школьном сарафане и с косичками. Олег восторженно развёл руками и почтительно произнёс: — Татьяна Сергеевна, как вы выросли! Какая вы красавица… Таня сердилась — её глаза залились золотом. Её мать это заметила и предусмотрительно сделала шаг назад. Татьяна Разумовская подбежала к Олегу и оттолкнула его так, что он пошатнулся, прокричав: — Если бы ты не бросил моего папу ради своих идиотских войн, этого всего бы не было! Катерина непринуждённо пожала плечами и заключила: — Ещё и умница! Всё поняла. Олег ошарашенно выдал, глядя то на Таню, то на Катю: — Это чё такое? — Это? Это сюрприз от Серёжи, чтобы она могла в хулиганов сразу двумя стульями бросаться. Таня, остыв, всё же подошла обнять Олега, которого помнила, хоть и не видела с двухлетнего возраста. Волков, присев на корточки, мягко прижал её к себе и едва слышно сказал Кате сквозь ухмылку: — Я жду, как она будет отжигать в подростковые годы. На это Катя закатила глаза и произнесла одними губами: — Ты охреневший ублюдок, Волков.