Переменная облачность

Быстрый сбор вещей и душ, выселение из отеля, покупка билета, регистрация на рейс — всё это для Марии проходит почти незаметно. Она окончательно просыпается уже в самолёте, когда ей приносят кофе, кислый и горький, ну и гадость. Ладно, дома заварить себе вкусный, не просто так же себе хорошую капсульную кофеварку брала. Сейчас быстренько долетит, до Юли доедет, Диму заберёт, и поедут домой. В уютную, тёплую квартиру, где умный дом умеет вообще всё, что можно, всё подготовлено к приезду парня, и они будут только вдвоём. Ну просто рай. А пока что она летит на боинге, что крыльями разрывает облака, и пьёт горький кофе, что сушит связки. А пока что Дима сидит на диване в чужой квартире, трясётся и что-то невнятно бормочет. Извиняется, что заперся и с Игорем почти подрался, когда дверь таки оказалась взломана. Ему до сих пор страшно, невыносимо страшно. Так, будто над головой вот-вот перережут нитку, удерживающую лезвие гильотины. И на этом его никчёмная жизнь закончится, единственный успокаивающий факт. Однако гильотины нет, и страх с глухой болью под рёбрами продолжит давить на него, будто намеревался сломать. Даже не будто, а точно. Мокрая и холодная от пота футболка Игоря неприятно липнет к коже, заставляя Лейтенанта ещё и от холода ёжиться. Одно только спасает — руки женские на плечах. Юлины. Родные, тёплые, поглаживающие. Да слова нежности её же. Она говорит что-то о том, что Маша совсем скоро приедет, что Дима сильный и со всем справится, что надо только немного потерпеть, что всё обязательно будет хорошо, что он самый лучший друг и самый лучший сотрудник Полиции, что Игорь сейчас чай ромашковый принесёт и тоже его обнимет. И не врёт. Игорь правда обнимает, а через два часа всё ещё продолжающихся паники и треммора приезжает Маша. Его родная, любимая, такая хорошая, Машенька. Волосы не уложены, а собраны в тугой низкий хвост, деловой костюм чуть помятый, а руки такие тёплые… Так хорошо его за щеки держат, что он кажется вот-вот или уснёт, или умрёт от счастья. — Дим… Димочка.? Ты меня слышишь? Родной голос выдерживает из среды мыслей-комплиментов и заставляет чуть встрепенутся, прежде чем неуверенно ответить — Да… да, конечно… что ты говорила? — Как ты, говорю? Лучше? — Да, получше, уже не трясёт, и не так страшно… — Поедем домой? — и только сейчас замечает пару царапин на руках и содраные ногти. — Юль, — взглядом девушке на это указывает, — а это, прости, что? — Ну, он… бритву взял. — Блять, ну я же говорила такое спрятать… и врач наверняка повторил. Пчёлкина, ты же журналист. У тебя память должна быть коллоссальных объёмов, а ты элементарного запомнить не можешь? Ну какого хуя? — Маша впервые матерится при хоть ком-то из стаи. Она не выспалась, проработала в выходной большую часть дня, перенервничала за Диму и разочаровалась в ответственности его лучшей подруги. — Извините… я думала, он туда не залезет… Дубин в объятьях Генерал-Лейтенанта аж дрожать начинает от строго тона и мата, услышанного от Маши… это слишком контрастирует с привычным ему образом. — Чшш, котёночек, — она это, конечно, замечает и переключается с негодяйки-Юли на своего котёночка-Диму. — Сейчас поедем домой, хорошо, да? — Поехали… Дальше довольно быстрые сборы, у Димы из вещей то… куртка своя да кроссовки, остальное — Игоря. Вот свое сверху и накидывает да уже шагает по лестнице вниз под руку с возлюбленной. Оба как-то единогласно проигнорировали лифт. Вот и идут сейчас по тёмному подъезду, едва освещаемому лунными лучами, пробившимися через узкие высокие окна. Дубину ужасно стыдно что подорвал всех в такую рань… что истерил, что зачем-то кожу бритвой покорябал, в попытке хоть как-то остановить панику и мысли, идущие не туда. Он глядит на медленно просыпающийся Санкт-Петербург, когда они садятся в машину, и молчит. Минут десять в пути не роняет ни слова, только теребит ремень безопасности. А когда вновь накатывает волна самокопания, всё же начинает говорить. — Маруся… ты извини меня, пожалуйста, я не должен был так себя вести… постараюсь больше так не делать. — А теперь слушай внимательно, — Мария все ещё чуть раздражительная после того диалога с Юлей, но с Димой говорить пытается как можно спокойней, — я прекрасно понимаю, что тебе сейчас нелегко, тебе не нужно извиняться за свое состояние, оно делает плохо в первую очередь тебе, так что не надо переживать. — Извини… — За извинения? Дим, ну ты… — Архипова хихикает, не отрывая глаз от дороги. Её белый мерседес плавно катится по ещё пустым улочкам Петербурга, а на соседнем сиденье медленно засыпает возлюбленный. Он забавно потирает глаза да зевает. Иногда по чуть-чуть опускает сиденье, но в итоге сдаётся и засыпает, негромко посапывая. Умилительное зрелище. Но уже через пятнадцать минут его приходится будить. Приехали. А Маша его до квартиры, уж извините, не дотащит. — Дим… Солнце, — она аккуратно тормошит плечо парня, а после взьерошивает волосы, — пойдём домой, на кровати спать. Дубин медленно глаза открывает да сиденье в нормальное положение возвращает, потом медленно отстегивается и смотрит на женщину за водительским сиденьем. Глаза, после часовой истерики, двух часов тревоги и двух минут сна слипаются, и он моргает как лягушка, от чего Маша посмеивается. — Мой ты лягушонок… пойдем отдыхать домой. И через пару минут она помогает Диме переодеться, параллельно общаясь с голосовым помощником умного дома. — Алиса, включи кондиционер в моей спальни на 25, — понимает, что Дима после резкого сброса веса и утери тонуса мышц мёрзнет, вот и подаёт ему пижаму плюшевую, розовую, — извини, другого цвета не нашлось. — Да ничего, — парень быстро умывается и уже лежит на кровати девушки. — Спать будем? — Да, засыпай, я скоро приду. Люблю тебя. Всё хорошо у нас скоро будет, ты большой молодец. Маша пытается как-то подбодрить младшего Лейтенанта, прежде чем уйти из комнаты ради душа, смены одежды и ещё пары нюансов. Возвращается она, когда Дима, весь замотанный в одеяло и обнявшись подушку, тихо сопит носом. — Котёныш… — Архипова обнимает его со спины, лёжа поверх одеяла, и тоже засыпает. Все тяжёлые мысли потом. Сейчас есть только она, Дима и тёплая мягкая кровать.