Лёгкая степень безумия

Она мерила шагами комнату. Гермиону трясло от страха и невыносимых мыслей, роящихся в голове. Рон ушёл, ни слова не сказав, лишь оставив долгий жадный поцелуй на её губах. Он будто попрощался с ней, и всё её нутро переворачивалось в ожидании неизвестно чего. Но тяжесть притупилась, когда в комнату без стука заглянул Хьюго. Она взглянула на сына, и сердце сжалось до боли. Такой красивый, светлый, добрый ребёнок — её мальчик. За что ему всё это? Она протянула к нему руки, и Хьюго быстро подошёл, обхватывая мать за талию, прижимаясь головой к её плечу. — Почему ты так часто грустишь, мама? — тихо спросил он, и ей захотелось разрыдаться. — Так будет всегда, пока Роза в школе? — Наверное, — преодолевая ком в горле, выдавила Гермиона. — Как мне тебя развеселить? — Хьюго взглянул ей в глаза — близко-близко — и мороз прошёл по её спине. Она — мать сына Драко Малфоя. Хьюго сын Драко... — Я не знаю, милый, — вымученно улыбнулась она. — Хочешь, испечём яблочный пирог? — Хьюго улыбнулся, и эта улыбка окончательно разбила её сердце. Гермиона старалась изо всех сил, но, кажется, они закончились. Она заплакала, крепко обняв сына и уткнувшись лбом в его висок, целуя его гладкую белоснежную щёчку. — Мамочка, — дрожащим голосом позвал Хьюго. — Кто тебя обидел? Я? — Ангел мой... — отчаянно выдохнула она. — Никогда так не думай. Никогда! Ты — моя отрада и счастье. Мы с папой очень тебя любим! Я справлюсь. Всё будет хорошо. Мама просто устала. Очевидно мне нужен умиротворяющий бальзам. — Я знаю где! — всполошился мальчик. — Я принесу. Он умчался, но почему-то на душе будто стало легче. Она никогда никому его не отдаст. Малфои прежде в могилу лягут, чем она отдаст им своего Хьюго.

***

Это было изумительное место. Чистые ухоженные склепы, аккуратные могилы, пусть увядающие, но торжественные цветы. Плакучие ивы склонились над рекой, с тихим шелестом роняя в воду золотистые тонкие листья. Рональд никогда не бывал здесь прежде. Да и не должен был. Хотя... Послышались шаги. — Решил, что кладбище моих предков предел твоих мечтаний, Малфой? — иронично фыркнул Рон, стоило Драко подойти чуть ближе. — Пруэтты и мои родственники, Уизли, — отозвался прибывший. Они замерли друг напротив друга и просто спокойно смотрели в глаза. Слишком спокойно, учитывая всё произошедшее. Очевидно каждый из них был уверен в своей правоте, и Рона это больше всего смущало, но вида он, конечно, не подавал, стараясь выглядеть уверенно. Драко не казался надменным или испуганным. Разве что немного растерянным. — Я хотел бы услышать приговор, — спокойно произнёс он. — Но сначала — обвинения. Рональд приподнял подбородок, в его голубых глазах сверкнула решимость, а в правой руке медленно повернулась волшебная палочка, опущенная вниз. — Мне нужна истина, — спокойно заговорил он. — Что было между тобой... — Это было трудно — слишком трудно, — но Рон понимал, что должен. Он помолчал и продолжил: — Что было между тобой и Гермионой? — Ничего. — Ответ прозвучал незамедлительно. — Мой сын... — начал было Рон. — Да. — Драко тяжело выдохнул. — Я тоже был потрясён. Неужели ты думаешь, что я знал о существовании Хьюго? Я не знал. И не мог знать. Твоя жена верна тебе. Но ты прав — Хьюго... не твой сын. И не мой. Возмущение воспламенило сердце. — И как только язык поворачивается... — скривившись от отвращения, начал Рон. — Спокойно, — повёл плечом Драко. Но вдруг его лицо тронула печаль. Он опустил глаза, и Рональд напрягся. — Это ложь, — вздохнул Драко. — Мне... невыносимо. Больно и жаль. — Он взглянул Рональду в глаза: измученно, с сочувствием. — Мне правда очень жаль, — тихо произнёс он. — Знаешь, я бы предпочёл быть его отцом, чем узнать правду. — Не томи, Малфой! — повысил голос Рон, теряя терпение. — Мне плевать на твои чувства! Я должен знать! Драко медленно опустил руку в карман своего чёрного сюртука. Рон проследил за ним взглядом, готовясь к бою. Но Малфой вынул из кармана не волшебную палочку, а изящную хрустальную склянку, наполненную серебристой субстанцией. — Это воспоминание, — тихо произнёс он. — Воспоминание... моего отца. Рон ощутил, как к горлу подступила тошнота. Его лицо перекосило от ужаса и отвращения, а Малфой беспощадно продолжал говорить: — Признаюсь, я не видел его воспоминание. Не смог. Не могу. — Он зажмурился, словно от адской боли. — Не могу поверить, что он совершил это злодеяние. Он сам не может поверить... — Ложь! — сквозь зубы процедил Рон, испытывая одно единственное желание — убить. — Он спрятал это воспоминание, — продолжал Драко, — он... страдает и сожалеет. Но уже ничего не исправить. — Отдай мне его! — резко бросил Рон, протягивая к Малфою руку. На удивление, Драко, хоть и помедлив, подошёл ближе. Прохладный хрусталь тронул ладонь, и Рон усомнился в происходящем. — Что ты затеял? — прошипел он. — Что в этот раз запланировала ваша мерзкая семейка? — Он с силой сжал склянку в кулаке, мечтая превратить ненавистных магов в пыль. — Он готов понести наказание, — прошептал Драко, не отвечая на вопрос. — Но подумай... как это скажется на твоей семье, если пресса пронюхает... — Это не твоё дело! — рыкнул Рон. — Твой папаша ответит! — Он был не в себе... — Заткнись! — крикнул Рон, наставляя палочку на Драко и мечтая уничтожить его. — Как ты смеешь его оправдывать?! — Я не оправдываю, — вздохнул Драко, опуская голову и чуть приподнимая руки, показывая свою покорность судьбе и воле соперника. — Она... оскорбила его, после всего. Тогда Визенгамот нас реабилитировал. Она унизила его, заявив, что он никогда не отмоется. Была надменна... — И это животное... — прорычал Рон, — сожалеет?! Да ты в своём уме?! — Он не справился. В те дни у него случались... приступы агрессии. Он хотел напугать её, унизить. Но потом что-то толкнуло его. Отец не помнит. Он извлёк воспоминание, облегчив свои страдания... Рон саркастически рассмеялся, хотя глаза его наполнились слезами гнева и отчаяния. — Страдающий Люциус Малфой! — ядовито протянул он. — Как трогательно! Этот гад сломал нам жизнь! — Да, — кивнул Драко. — Он не знал, что его действия имели последствия. Не знал о Хьюго. — Он стёр ей память! — Волшебная палочка Рональда с силой воткнулась в грудь Драко, но он не противился, отвечая: — Нет. — Он понурился. — Грейнджер потеряла рассудок. Рон, не веря, смотрел недругу в лицо. Его нутро разрывалось от ярости. Драко скривился от боли и осторожно шагнул назад, глядя Рональду Уизли в глаза. — Он не успел стереть ей память. Она... оцепенела. Отключилась. Грейнджер... забыла то, что с ней случилось. Сразу. Сама. — Но это невозможно! — прокричал Рон, не в силах бороться с адской болью в груди. — Она обезумела, — шепнул Драко. — Ничего не изменилось в её жизни, Уизли. Она... просто вырезала... Её память вырезала эту часть жизни и уничтожила. Отец был в ужасе. Он готов понести кару. Но подумай о Хьюго. Он мой брат... — Заткнись... — давясь слезами, прохрипел Рон. — Подумай, надо ли ребёнку, которого она безумно любит, пройти через этот ад. Допросы, проверки, они полезут ей в голову... — Замолчи! — зажмуриваясь, прошипел Рон. — Она не помнит. Этого просто нет в её голове! — повысил голос Драко. — Не причиняй ей боль, слышишь? — Ты... — сквозь зубы цедил Рон, — выгораживаешь свою гадкую семейку! Моя жена пострадала, а вы останетесь в своём тёплом гнезде?! — Делай что хочешь. — Драко опустил глаза. Его лицо словно превратилось в каменную маску. — Отец отдал воспоминание, а значит, готов принять кару. Он не претендует на сына. Я не претендую на брата, но... Можешь не верить, но я люблю его. Уже люблю. — Рон в удивлении уставился на Малфоя. — Мы... виноваты. Делай что хочешь. Я верю, что ты их любишь и не причинишь зла. Раз её память уничтожила эту часть жизни, значит, так надо. Это её сын. Только её. — Хьюго... наш сын, — почти беззвучно выдохнул Рон и исчез. Драко закрыл глаза. Его губы задрожали, а из-под ресниц просочились слёзы. — Прости, Грейнджер... — в никуда шепнул он.

***

— Вообще-то есть протокол, ты знаешь, — вздохнул Гарри Поттер, потрепав друга по плечу. — Омут Памяти вещь непростая. Ты пользовался хоть раз? Рональд отрицательно качнул головой. — Уверен, что это необходимо? Рон кивнул. Гарри помолчал немного, вздохнул, снял очки, протёр их платком, водрузил обратно. — Хочешь поговорить? — тихо спросил он. — В последнее время вы напряжены, не пойму... Что-то случилось? Гермиона сама не своя. — Это наши проблемы. Серьёзно. Мы разберёмся. — Рон казался уверенным, и Гарри, пожав плечами, оставил его одного в мрачной комнате используемых артефактов. Он буравил взглядом ненавистный пузырёк. Все эти годы он был почти уверен, что Гермиона — его единственная в жизни женщина — обманщица. Это было невыносимо больно, но всё же не так страшно. Сейчас он хотел бы, чтобы она и правда была искусной актрисой, все эти девять лет водившей его за нос. Пусть бы это был её с Малфоем план. Пусть бы они в самом деле когда-то были любовниками... Что, если это воспоминание ложь? Холод пробрался в душу. Что, если это воспоминание подправлено, как это было с воспоминанием о Томе Реддле, о котором рассказывал Гарри? Или... Гермиона и правда стала жертвой мерзавца, съехавшего с катушек? Мучительные сомнения и предположения разрывали душу. Он должен знать. Должен знать правду, чтобы никогда больше не сомневаться. Никогда не обвинять. Никогда не причинять боль. Дрожащей рукой он откупорил сияющий в полумраке пузырёк, медленно наклонил его над тёмной гладью чаши Омута Памяти, и серебристая нить растворилась, маня и отталкивая одновременно. Рон склонился над неизбежным. — Прости, Гермиона, — шепнул он. — Но я должен. Его лицо погрузилось во мрак.

***

Когда дверь тихо отворилась, её сердце будто разбилось на осколки. Он не смог бы скрыть, как ни старался, покрасневших от слёз глаз. Она поняла — он плакал долго, а на его рыжей, немного растрёпанной шевелюре, от макушки до виска протянулась серебристая седая прядь. Она было поднялась с пуфа, чтобы шагнуть к нему, но колени задрожали, и она, словно подкошенная, рухнула обратно. — Всё хорошо... — вымученно улыбнулся он, обессиленно махнув рукой. — Не волнуйся. — На тебе лица нет, — шепнула она. — Ты... — Гермиона с трудом сглотнула пересохшим горлом. — Ты узнал, верно? Ты... Говорил с Драко Малфоем? Хьюго... — Слёзы потоком полились по её щекам, Гермиона всхлипнула и выдавила: — Хьюго — мой Хьюго... его сын? Она замотала головой, не желая принять это. Осознать. Допустить. Гермиона хотела умереть прямо сейчас, только бы не принять эту страшную правду. Рон бросился к ней, опускаясь на колени, обнимая её со всей нежностью и любовью, все эти годы исцелявшей его разбитое сердце. Он прижал дрожащую в рыданиях жену к своей груди и уверенно прошептал: — Хьюго — мой сын, слышишь? Мой! Больше ничей! Это наш малыш! Никто, никогда его не отнимет. — Рон... — рыдая, всхлипнула она, — я не понимаю... Я не помню! Крик отчаяния воскресил в его памяти её погасший, утративший осмысленность взгляд. Безжизненное тело жены, потерявшее чувствительность, дрожащие чужие руки, поправлявшие на ней строгий пиджак. Ненавистный, ставший перепуганным голос: — Я... Я не хотел. Я... Мисс Грейнджер... И её безумная растерянная, будто приклеенная, улыбка: — Всего хорошего, мистер Малфой. — Не помни, родная... — тихо заплакал Рон. — Не помни, моя единственная. Тебе не нужно это помнить. Хьюго — мой сынок. Твой и мой. В ту ночь Люциус Малфой скончался от сердечного приступа. Трудно сказать, что именно — укоры совести или страх за будущее — заставило его сердце остановиться. Воспоминание лорда Малфоя было уничтожено. Гермиона так и не вспомнила. Она тяжело переживала известие о том, кто на самом деле являлся отцом Хьюго — она болела несколько недель. Получив письмо с извинениями от Драко Малфоя, Гермиона долго плакала и винила себя за жестокость, ведь бывший сокурсник пострадал безвинно, и она сделала всё, чтобы Астория Малфой как можно скорее получила свой эликсир. Время шло. Хьюго взрослел и понимал всё больше. Он видел, что совсем не похож на родителей, лишь чуть-чуть на маму, и за полгода до первой поездки в Хогвартс узнал, что наследник известного рода — лорд Драко Люциус Малфой — его брат.

***

Хьюго Рональд Грейнджер-Уизли. Староста факультета Слизерин. За эти годы он ни разу ни с кем не конфликтовал. Гордый, но рассудительный, справедливый и честный юноша часто вызывал недоумение сокурсников. Почему он оказался на этом факультете? Может быть, внешне он и походил на гордого аристократа, но по нему явно плакал Когтевран. Такой не похожий на своих родителей, он с достоинством носил их имена. Грейнджер-Уизли на Слизерине — невероятно… На первом курсе он познакомился со своим племянником — Скорпиусом Малфоем. Это было сложно, но поначалу мальчики сделали вид, что у них нет вопросов друг к другу, и общение быстро наладилось, ведь Хьюго был доброжелательным и великодушным человеком, как и Скорпиус. От него Хьюго узнал о том, что мама — Гермиона Грейнджер-Уизли — помогла Драко Малфою завершить работу над целебным эликсиром, благодаря которому мама Скорпиуса всё ещё жива. Однако знакомиться со своими новыми родственниками Хьюго не торопился. Особенно с Нарциссой Малфой, которая после смерти мужа покинула поместье, передав бразды правления сыну, и уединилась во владениях Блэков, оставшись последней наследницей своего рода. Однажды, учась на заключительном курсе, Скорпиус осторожно спросил Хьюго, почему он не хочет принять фамилию настоящего отца, ведь эта душераздирающая история давно перестала быть тайной в их семьях. На что Хьюго с достоинством ответил: — У меня один настоящий отец — Рональд Билиус Уизли.