Душа

70-й провел день в страшных муках. Его состояние превращало реальность в мусор, что приходилось глотать горстями до полного опьянения. Именно таким предложением он и мог описать болезненные ощущения, происходящие в механизме. Мотор едва ли работал, грозясь отключить систему, бензин полз по трубам неохотно, с большим усилием... Прежняя жара не оставляла шансов выжить. Она давила, пылала страшным огнем, поедала организм живых существ... Автобус, будучи сплавленным из металла в подобном зное погибал, как деревенская скотина от неизведанного недуга. Ему часто хотелось нарушить действующие правила и сотворить побег в любую из холодных теней. Но, увы, этих самых холодных теней можно было сосчитать по пальцам, а рабочий график наперед с расписанием не позволяли 70-му вырваться из плена. Лишь один раз ему повезло. Водитель, довольно сильно изголодавшись по вкусным пирожкам и бурекам, порешил отправить тело на обеденный перерыв. Вернее, то являлось, скорее, полдником, так как время близилось к шести. Так вот, управленец ушел в пекарню, оставив машину в угасающей тени. Автобус едва ли мог перевести дух, стоя под ультрамариновым пятном, уходящего куда-то вправо с движением небесного светила. Он, будучи как жареный рак, постепенно расслаблял механизм. Несмотря на такую горячку, ему постепенно становилось легче по мере бега времени. Болящий мотор снижал интенсивность ощущений и превращался в более спокойное устройство. Таким образом пролетели минуты, и 70-й, по мере их удаления, уплывал в забытие. Оно затягивало его, как водоворот, как быстротечная речка. Ее потоки ласкали корпус, будто милые детские ручки. Они нежно трогали металл, остужая его своими прикосновениями. Но что-то в этом благоговении было не так... Автобус разомкнул фары с целью проверить свои подозрения. И первое, что он смог почувствовать, так это то, что салон его был полон людских тел... Даже не так! Он был полон детьми... ребятней, бушевавшей, как маленький шторм. Они с веселым писком о чем-то переговаривались, смеялись друг над другом и ожидали... Чего ожидали?... 70-й нервно хмыкнул, понимая, что на данный период времени ничем не может помочь юным пассажирам. Вероятнее всего, им необходимо было попасть домой из учебного заведения. Школ здесь много, и все может быть! Автобус немного поразмыслил и вдруг решил открыться им. Он доверял детям, как самому себе. А уж тем более если с детьми не было сопровождающих, сделать это становилось гораздо проще. — Детишки, — начал он, осекаясь. — Я... В общем, я... Шульбус сегодня сломан. Он не сможет довезти вас до дома, простите! Вам нужно найти другой автобус. Однако дети, так внезапно забравшиеся в его салон, не желали покидать насиженное место. Более того, создавалось чувство, словно они и не услышали слов 70-го. Ребятня продолжала что-то активно обсуждать и дисциплинированно держаться на отведенных сиденьях. Даже открытая дверь не внушала им осознания происходящего. Автобус не мог понять, куда можно пересадить маленьких, настырных деток. Конечно, он не прочь был бы позаботиться о них самолично, однако на его отказ была куча истинных причин. Но ему явилась надежда, завидев он двух знакомых простачков. 66-й и 54-й, как он мог определить по цветовой гамме, направлялись прямиком к нему. Что самое странное, так это то, как они свободно шли по встречной полосе, невзирая на законы ПДД. Подозрительное передвижение несколько смутило 70-го, но не сильнее, чем глупость происходящего в дальнейшем. И вот улыбчивая парочка подобралась вплотную. Измученный автобус бесстрашно смотрел в смехотворные фары, показывая всю серьезность дела. — Парни, — начал он, — понимаете ли... Мне нужно отвезти детей домой, но такая незадача... Мотор барахлит, черт бы его проглотил! Поможете? — О... — зловеще усмехнулся 54-й. — Так ты действительно очень жалок! 70-й тут же впал в оцепенение. Он не совсем понял такого оборота, потому тупым взглядом уставился в морду безобразника. — Что за... — хотел было поругаться автобус, но тут же был одернут его собеседником. — Молчи! — сказал улыбающийся гад. — Твои слова сейчас ни что иное, как щит, которым ты обороняешься от истины! Но теперь защита бесполезна, ведь мы знаем твою слабость — твое настоящее лицо! 70-й в миг рассвирепел, даже несмотря на плохое самочувствие. Взглядом он попросил поддержки у 66-го, но тот таким же лицом говорил о том же. Он улыбался... всеми своими окнами... Автобусу не понравился тон и поведение собеседников, потому он с явной угрозой поинтересовался: — Не идиоты ли вы? Будете мне тут разукрашиваться?! Не выйдет! — Замолкни, пустышка! — неестественно грубо захихикал 54-й. — Кто ты такой, чтобы поднимать на нас свой глас? Ты не поспеешь и пикнуть, как мы разорвем твои динамики в дыры! — Он помешкал, выбирая слова. — Скажи, 70-й, каково это быть лишней буквой в алфавите? Каково находиться на дне, прячась, как преступник? — Каково быть таким ничтожеством в сплоченном мире? — подхватил 66-й, все это время красиво молчавший. — Расскажи нам, как весело тебе скрывать свои истинные чувства! Как весело тебе жить с пустошью внутри? Выражение фар желтого автобуса приняло нотки неожиданности с помесью некоторого страха. Он почувствовал, что конкретно идет не так. Он понял... Он все понял! 66-й истерически посмеялся, предчувствуя нехороший расклад. — Все мы раньше опасались твоей наглой морды! — воскликнул он в нетерпении. — Однако теперь меня в частности берет в смех, завидь я такую жалость. Поверь мне, о, дорогой мой, твой дружок нам все рассказал. Теперь и я знаю, как к тебе следует обращаться! 70-й по-прежнему пребывал в шоковом состоянии и никоим образом не мешал высказывать чертям свое мнение. Они сумели догадаться упомянуть его насущную проблему. Какие молодцы! Выражение их лиц приняло смешливые черты, подобные страшным клоунам из дешевого цирка. Они улыбнулись еще шире, стараясь выглядеть... никак угрожающе? Улыбка становилась все шире и шире по мере понимания ситуации негодяем. С каждой секундой больше и больше... Казалось, что сталь вот-вот треснет от такого напряжения. — Ты о чем-то просил нас, так? — припомнил 54-й, распахивая дверь. 66-й, видно, согласился с его вопросом, потому как также отворил входную дверь. Наглые дружки приготовились забрать маленьких пассажиров. Из их уст прозвучало лишь громкое и тяжелое: — Отдай! На этом месте автобус наконец-то всполошился. Он окончательно догадался, кому собирается передать детишек, и оттого стало ему страшно до жути. Эмоция банального испуга сменилась на ярость, и 70-й, с силой хлопнув дверью, вскричал: — А ну пошли все к чертовой матери! Вон отсюда, бесовщина! И эта самая бесовщина расхохоталась во все свои динамики. Они смеялись так громко, что, казалось, все стекла в салоне треснут, как весенний лед. И смеялись они напористо, понимая, что пойманы с поличным. Хохот вскоре превратился в нечто совершенно непохожее, а затем и вовсе растворился в черной густоте. Так растворились и собеседники; расплылись, как машинное масло. Оно полилось вниз, сползая по истекающим чернотой корпусам. И таким образом образовалась огромная лужа, состоящая лишь из неизвестной науке темной субстанции. Небо над крышей также почернело, превратившись в беззвездную пустошь. Раздался прежний гул, преследовавший 70-го день за днем в худших кошмарах. И затем вдруг... — Du hast dich sehr verändert... — раздался до боли знакомый голос откуда-то позади. — Прошло столько лет, und du bist so geworden, wie du sein solltest. Не желаешь ли теперь поблагодарить меня за tolles Ergebnis? Автобус ничего не решался предпринять, так как был ошарашен до неприятных покалываний. Его собеседник словно бы вышел из преисподни, откуда-то издалека, которое должно быть забыто. Но это самое далекое вновь пришло напомнить о себе в образе того, кто давно мертв. Нельзя его подпускать! Нельзя соглашаться! — Я ужасен! И ты не лучше! — выдал 70-й, не глядя в зеркала заднего вида. — Более не скажу тебе ни слова! — Принято! — не своим, басистым гласом рявкнул монстр позади. Он рывком пихнул автобус вперед, прямиком в противную жидкость неизвестной породы. Колеса измазались в субстанции, а брызги той прыгнули вслед на корпус. Жижа была противна как и на вид, так и на осязательные чувства. Она сушила, сжимала, разъедала... 70-й машинально взглянул в зеркала, посмотреть в лицо тому, кто так безобразно с ним обошелся. Но позади не было ни души, словно бы стоящий испарился в тот же миг. А тем временем гул нарастал, исходя со всех возможных сторон. Автобус, снова начиная чувствовать, как динамики попискивают от нарастающего звука, приготовился к худшему. И худшее произошло в сию минуту. Из лужи медленно, с некоторым усилием стала выползать склизкая, черная человеческая рука. Поднялась она тяжело, с трудом вытащив предплечье из субстанции. А затем ее кисть нависла над крышей и, вытянув указательный палец, произнесла: — Пора! 70-й нервно усмехнулся, испуганно глядя на демоническое держало. Он едва ли не начал молиться, хоть и не верил в существование Бога или Ангела хранителя... В любом случае ему требовалось хоть какое-то спасение. И внезапно кисть руки резко упала ему на крышу, продавив металл с огромной силой. Боль настигла в сей момент. 70-й, претерпевая страшнейшие муки, закричал. Кричал он громко, судорожно подергиваясь от остроты ощущений. Ладонь, в свою очередь, продолжила свое издевательство и приступила к превращению крыши в месиво. Кажется, та наконец треснула и смялась под давлением огромных пальцев. Покончив с ней, она приступила к искореженной морде. Автобус начал задыхаться и почувствовал, что потихоньку начинает погибать. Но под конец ему вдруг пришло осознание... Дети! Они остались в салоне! — Не убивай малышей, чертов посланник! — из последних сил вскричал 70-й, попытавшись защитить бедных ребят. В ответ раздался грубый смех, после коего был совершен очередной удар. И тут... Автобус распахнул заслезившиеся фары. Он тут же судорожно огляделся, понимая, что никакой руки, жидкости и умершего идиота нет и в помине. Все по прежнему: тот же майский воздух, солнечный вечер и тяжелый грохот автомобильных моторов. Духота. Ощущение боли медленно, но верно, отошло на задний план. — Черт возьми! — громко выругался 70-й. — Что б его... Черт! Черт! Нет! Еще не пора! — Он припомнил выражение наводящей ужас руки. — Не пора, ох, как не пора! Иди домой, что б тебя!... Автобус промямлил что-то еще, а затем постарался возвратиться в реальность. Конечно, полного спокойствия сложно было добиться, учитывая всю тягость случившегося. Но попытаться в любом случае стоило. Он снова бегло осмотрелся. Дорога; 7-ка, бегущая по ней, какая-то неизвестная газель, догоняющая белый корпус... Все как обычно. И ни единого упоминания смерти...