Дитя Первородного Источника. Том 1. Возрождение наставников-драконов.

– Сверху! – выкрикнул Рёку, хотя в том, чтобы произносить это вслух, не было необходимости. Он сделал это инстинктивно, увлёкшись ожесточённым боем, предпочитая в пылу сражения не размышлять о малозначительных нюансах их симбиоза. Затмивший небо, разросшийся до гигантских размеров дух, величаемый ранее не иначе, как Дитя Первородного Источника, а теперь же именуемый Рёку по-простому – Янши, развернулся медленно, словно гигантский воздушный змей, и устремился к месту, где оставил мальчишку. – И почему все норовят пристукнуть исподтишка моего хилого симбионта вместо того, чтобы с честью биться со мной? – проворчал Янши в сознании Рёку. – Ах да, потому что олицетворение доблести и чести тоже стало оборотнем и кануло в небытие с моей лёгкой руки. – У тебя нет рук, – одёрнул его Рёку. – Это сложности перевода, и вообще, не учи учителя, – осадил мелкого симбионта дух, – Хуанлун погиб из-за того, что первым напал на тебя, когда ты едва соединился со мной. От меня он принял смерть, потому я и говорю так. – Хорош вообще трындеть, этот гад меня размажет сейчас! – снова выкрикнул вслух Рёку, вздымая вверх руку с зажатым в окровавленной ладони фонарём, не перестававшим источать слабый свет даже когда дух находился вне его, продолжая неразрывно сохранять связь через вместилище со своим симбионтом. Этот жест, освоенный им совсем недавно, стал отличным и единственным на данный момент способом защиты для слабого человека во время сражения сильнейших духов. Янши словно притягивало в этот момент к мальчишке, помогая преодолевать в разы быстрее разделявшее их расстояние. В самый первый раз, когда Рёку пришлось биться с Хуанлуном, некогда прекрасным созданием, защищавшим не чистоту души и помыслов, как Янши, а честь и достоинство, отвагу и гордость, способность принимать волевые решения и выстаивать испытания судьбы, ныне же обратившимся порочной гордыней и имеющим вид переливающейся блестящими лентами, яркими фонарями, разноцветными полотнами кучи затхлого мусора, он ещё не знал этой особенности Хайчена и едва сумел остаться в живых. Хуанлун воспользовался неопытностью юнца, нескоординированностью действий его и Янши, непривыкших ещё к новому симбиозу, прорвался сквозь защиту духа, добравшись к телу маленького человека, сжимавшего в тощей окровавленной руке слабо сияющий фонарь, и принялся душить его, обматывая своими эфемерными лентами и полотнами тщедушное тело мальчика. Испугавшись, что лишится за день второго симбионта, Янши выплеснул всю вытянутую из Рёку энергию разом, распылив незадачливого Хуанлуна на атомы, и потому едва сумел залечить раны мальчика, возвращая его к жизни. Пока крупицы мыслей носились в тяжёлой голове, словно взбудораженные тараканы, и прежде, чем свет, слабо озарявший его разум, окончательно покинул рассудок, погрузив Рёку в кромешную тьму от потери сознания, он успел различить, что в том месте, где прежде был бесследно уничтожен Хуанлун разъярившимся Янши, теперь стоял, благодарно сложив вместе ладони и опустив голову в лёгком поклоне невероятной красоты юноша с благородным лицом в великолепном одеянии. Миг спустя он обратился призраком невиданного существа, похожего на ленточного дракона, сияющего золотом, источающего ослепительный свет, напоминавший солнечный, и медленно растаял в воздухе, обдав лицо мальчика теплом, словно осенив ласковым прикосновением. Теперь же Янши всё-таки не успел. Поток ненависти, зависти, алчности, граничащей с одержимостью, обрушился на мальчишку, приняв вид многих тысяч иссушённых глазных яблок всех оттенков цветового спектра, неистово вращавшихся, с сухим шелестом трущихся друг о друга, грозящих погрести Рёку под этим копошащимся одеялом чьих-то основательно подпортившихся очей. Янши взревел на высоких нотах, преодолев в считанные секунды оставшееся расстояние, и словно цунами обрушился в центр мерзкой воронки ничего уже не способных узреть бывших органов чувств. Окутав тело мальчика, дух выпустил из себя два потока энергии, похожих на неистово метавшиеся от напора воды пожарные рукава, схватил нечто, больше всего напоминавшее трухлявое дерево, застенчиво притаившееся в сторонке и предпочитавшее атаковать издалека своими тухлыми «яблочками», когда-то же являвшее собой образец благочестия, тяги к познанию, символ просвещения, великого духа-дракона Цинлуна. Янши обхватил его своими импровизированными руками, со всей силы дёрнул на себя, выставив вперёд сияющий, аки светоч, озаряющий одних и карающий других, ошеломляющих размеров рог, и насадил на него противника, заставив не только его тело, но и нескончаемый поток трупных комплектующих, рассыпаться мелким серым прахом, который мгновенно развеял ветер, разметав тончайшим слоем по земле во все четыре стороны, будто радуясь новой игрушке. Рёку, всё ещё находясь внутри духа, тяжело осел на землю, силясь отдышаться. – Лечи давай, – потребовал он беспардонно. Янши хмыкнул. Неужто это всё тот же оборванец, вытащивший его несколько недель назад буквально с того света? Тот хилый, грязный, затюканный малец, что и помыслить тогда не мог о лучшей жизни для себя и сестры? Но то было раньше, а теперь Рёку уже мало походит на прежнего голодранца, каким некогда явился взору священного духа. Перед нами предстаёт довольно примечательная картина: парнишка, на вид лет одиннадцати, весьма миловидной внешности, с волевым лицом и уже не в потрёпанной одежде, а вполне добротных и со вкусом подобранных вещах. Нежная бархатная кожа выглядит тонкой, словно розовые лепестки, под ней видны тончайшие голубые нити сосудов, предающие его лицу аристократическую бледность. Белокурые локоны обрамляют по-детски ещё округлое лицо, делая его похожим на девочку. Однако если взглянуть на его сестру, Шиэр, похожую на Рёку как две капельки воды, то сразу становится понятно – она и есть олицетворение женственности. Совсем крошка, которой и не суждено никогда стать высокой (спасибо генетике и голодному детству), она столь нежна и хрупка, как утончённые, изящные статуэтки, что мелькают иногда в витринах очень дорогих бутиков. И всё-таки Рёку бессовестно хорош собой. В голове не укладывается, что у некоторых индивидуумов рука поднималась избивать такую квинтэссенцию красоты и очарования. В его руках потёртый кованный фонарь. Когда-то очень давно с такими ходили по городу в тёмное время суток. В нём нет стёкол, и внутри мы видим светящуюся рыбу. Строго говоря, конечно же, это не рыба. И всякому, кто так его назовёт, Янши непременно устроит взбучку. Что до запёкшейся на кольце крови… Каждый раз для того, чтобы пробудить симбионта и влить в него духовную энергию, Рёку приходится делать глубокий разрез на ладони. Кровь попадает на кольцо, на котором висит фонарь, капли стекают по кованным лепесткам, проникают внутрь, пропитывают энергетическое поле, заменяющее стёкла, наконец наполняют духа силой, и Янши пробуждается. Красивая история, правда? Не обращайте внимания на то, что я говорю о себе в третьем лице. Просто я склонен к мании величия и комплексу бога. Но это не особо интересно. Поведаю лучше, как же так произошло, что моим источником заработка стала работёнка в Чистилище. В один из дней, до зубного скрежета похожий на все остальные, я вновь стоял на торговой площади и играл на флейте. Она была, по сути, единственной вещью, которой я владел, и только ей я по-настоящему дорожил. Флейта заменила нам с Шиэр мать, принося хоть какие-то жалкие крохи, на эти деньги мы и жили. В тот день местная шпана в очередной раз не оценила моей смелости – стоять на их территории, олухи не вдохновились моей божественной игрой и отметелили меня до полуобморочного состояния, сломав помимо рёбер ещё и драгоценную флейту и забрав все заработанные деньги напоследок. Я привалился спиной к стене в узком переулке, в который меня до этого затащили, и в отчаянии смотрел на ярко-голубую полоску неба, такого чистого, жизнеутверждающего, что тошно становилось. Опустив голову, я краем глаза увидел нечто интересное. Такие вещи неизменно привлекали моё внимание. Конечно, ведь их можно было отнести в ломбард. Протянув руку, я поднял идеальной формы круглый камешек, на котором заметил любопытные узоры, похожие на кучевые облака, плывущие и взвихряющиеся в молочном тумане. Это была яшмовая бусина голубого цвета, сияющая и прекрасная даже несмотря на покрывающую её дорожную пыль. Почувствовав головокружение, мне пришлось привалиться к стене вновь, рефлекторно зажав находку в содранной в кровь ладони. Отдохнув немного, сплюнув кровь, я хотел уже ковылять в сторону дома, но внезапно уловил диковинный аромат пряностей, который никогда в жизни не встречал. Откровенно говоря, запахи были моей слабостью. Я коллекционировал их в памяти (ну а что ещё коллекционировать нищему?), безошибочно определяя ноты и никогда не путаясь. Почуяв аромат единожды, я узнал бы его в любой какофонии запахов. Этот новый запах был непохож ни на один из тех, что были мне известны. Как заворожённый я двинулся к его источнику, обнаружив вход в подвальное помещение неподалёку. Поколебавшись, оценивая, насколько позволяют мне двигаться треснувшие рёбра, я махнул на них рукой, не впервой ведь, и поддался-таки соблазну следовать за чарующим ароматом. Чернильная непроглядная тьма охватывала лестницу начиная с десятой ступени. Я держался рукой за шершавую холодную поверхность стены, осторожно нашаривая ногой каждый следующий выступ, погружаясь в сгущающийся вокруг меня вязкий сумрак, и считал шаги. К двадцатой ступени темнота облепила меня, словно сажа, и мне казалось, что я не по лестнице спускаюсь, а ползу сквозь узкую печную трубу. Насчитав тридцать три шага, я испытал то мерзопакостное ощущение, которое бывает во сне, когда ты падаешь мучительно долго, как в замедленной съёмке, грудь будто распирает холодной резиновой пеной, затылок сжимает волосатая ручища, а земля приближается к твоему лицу со скоростью пьяного бомжа, угадавшего в твоём кармане звон мелкой монеты. Не успел я как следует испугаться, а гаденькое чувство уже схлынуло, и я зашагал дальше, считая ступени заново. Лишь сделав семь шагов, я с внезапной вспышкой озарения понял, что иду теперь не вниз, а вверх. Поверхность ступеней тоже изменилась, здесь она была уже не гладкой, а шершавой, словно высеченной из камня. На стене, которой я всё ещё касался рукой, появились капельки влаги, словно это было сырое подземелье. Я запаниковал и ускорил шаг. Тьма медленно рассеялась, и пройдя тридцать третью ступень, выбравшись из жуткого подвала наверх, я попал в такой же переулок, из какого спустился совсем недавно. Один в один, на первый взгляд, место, но не совсем. Дорога оказалась вымощена гладкими белыми камнями, в сплошных рядах стен не было окон, а солнце заходило с другой стороны. Я оторопел, хотело было кинуться назад, в подвал, но ощутил в руке, которой по-прежнему сжимал бусину, странное чувство. Жжение, покалывание, шевеление, но самое главное – исчезла боль. Я с опаской разжал руку и воззрился изумлённо на нечто, покоившееся в грязной ладони, раны с которой исчезли бесследно. Задохнувшись от шока, я прижался спиной к холодной стене и запоздало осознал, что и рёбра меня больше не беспокоят. Словно кто-то могущественный отмотал время вспять, исцелив тем самым мои раны, оставив на память об избиении лишь грязь и новые дыры на одежде. Мой взгляд вновь устремился на ладонь, где возлежал некий, с позволения сказать, субъект, дожидаясь моего внимания к его персоне. Я не мог идентифицировать его, сложно было описать что-то прозрачное, но материальное, сияющее, но не отдающее ни света, ни тепла, похожее одновременно на живое существо и диковинное сокровище. Он отдалённо напоминал нарвала или дельфина, но не был ни тем, ни другим. Прозрачная кожа сияла, источая мягкий и холодный голубой свет. Казалось, что она неосязаема, как водная гладь, но сквозь неё ничего не просвечивало, и на ощупь она была очень прочной. В центре лба переливался рог, словно выточенный из горного хрусталя, абсолютно прозрачный, и от него исходил тёплый свет, ярче того, что источала кожа. Глаза, похожие на синие сапфиры, словно видели весь мир насквозь, ничто не могло от них укрыться. «Рыба», – решил я в итоге. Что было неудивительно с моими скудными познаниями в любой области. Существо выразило недовольство, хоть я и не понял, как угадал его эмоции, и незамедлительно заставило меня пожалеть о скоропалительных выводах. В голове, будто на подкорке, внутри сознания, или же подсознания (я до сих пор не разобрался), вспыхнули, будто выжженные клеймом, пылающие ледяным ярко-голубым пламенем непонятные символы, похожие то ли на червей, то ли на арабскую вязь. Несколько минут я тупо перился внутрь себя, замерев с протянутой рукой и непонятным созданием на ней, являя собой, вероятно, весьма примечательное зрелище для зевак. Их, к счастью, по близости не оказалось. Чем больше я смотрел на символы, тем яснее понимал, что они означают: «Я не рыба. Постарайся это запомнить. В твоём мире не существует таких, как я, поэтому не удивительно, что ты обо мне не слышал. Здесь меня называют (从水的原始来源诞生) cóng shuǐ de yuánshǐ láiyuán dànshēng, что на твоём языке будет… Как бы тебе объяснить. Дитя первородного источника. Сойдёмся на Янши, дабы не забивать лишней информацией твою пустую голову. Я весьма признателен тебе за то, что вернул меня сюда. И вдвойне благодарен за то, что стал моим симбионтом. Не найди ты меня, не окажись на твоей ладони раны, не пройди ты через (無面門) Wú miàn mén, Безликие врата, я бы погиб, как того и желали бездари, бросившие меня в твой мир на верную смерть. Я многим успел намозолить глаза здесь, потому что боролся со сложившимися устоями, защищал слабых и не приносил никакой выгоды. Моего прежнего симбионта убили, вместилище, именуемое (海珍珠貝殼) Hǎi zhēnzhū bèiké, для тебя просто Хайчен, уничтожили, а меня, заточив в камень, вышвырнули из Чистилища, словно нашкодившего кота на мусорку. Можно сказать, что мне очень повезло с тобой. Вот только проку от тебя, кажется, будет мало. Неуч, мелкий, слабый, сумеешь ли ты исполнить мою волю?» В моей голове медленно ворочались мысли. Я и правда не отличался сообразительностью, но стоило нащупать нить, я хватался за неё, как клещ. Идеи в черепной коробке начинали щёлкать, словно счёты у рыночного торговца в удачный базарный день. «Постой-ка», – воззвал я мысленно к духу, простив ему все нелицеприятные высказывания в мой адрес, – «ты же не думаешь, что я стану исполнять твою волю за просто так? У меня есть младшая сестра, я обязан о ней заботиться. Коли я стану тебе прислуживать, кто заработает денег, чтобы её накормить? Кто защитит Шиэр, пока я тут с тобой развлекаюсь?» Сознание озарилось новой ослепительной вспышкой: – «Об этом не волнуйся. Начнём с того, что ты, очевидно, не понимаешь смысла слова «симбионты». В моём мире наш союз означает (靈魂的融合，努力團結精神能量) Línghún de rónghé, nǔlì tuánjié jīngshén néngliàng, слияние душ в стремлении объединить духовную энергию, но и в твоём подразумевает взаимовыгодное сотрудничество. А значит, если ты помогаешь мне – я помогаю тебе в равной степени. Как ты уже успел заметить, полагаю, я исцелил твои раны, взамен напитавшись твоей духовной энергией. Теперь я снова могу делать то, ради чего пришёл в этот мир вскоре после его образования, а ты можешь на этом подзаработать. Местные готовы щедро платить за свою безопасность. На этом условии мы и сосуществовали с моими предыдущими симбионтами. Можешь не беспокоиться, я не стал бы обманывать тебя. Если я говорю, что ты не будешь нуждаться в деньгах, значит, так оно и есть» «Что это за место? Почему Чистилище?» – задумчиво спросил я, всё ещё спешно пытаясь сообразить, как следует себя вести. «(煉獄) Liànyù, можешь называть Лианьюй – так его нарекли по одной простой причине. Здесь души проходят очищение перед перерождением в следующем мире. Это словно переходный этап, очередная ступень. Можно сказать, распределительный центр. Нет, такого ты, пожалуй, ещё не знаешь. В общем, поступки здесь определяют готовность душ к перерождению. Многие застревают тут надолго, но вместо того, чтобы искать пути к совершенствованию, наоборот лишь больше погрязают в пороках, стараясь обустроить себе здесь житие покомфортнее». Я невольно хмыкнул: – «Кто же из людей не стремится к этому?» Дух проигнорировал эти мои мысли, продолжая о сути: – «Такие, как я, были созданы для того, чтобы сопровождать души на их пути, помогать и направлять. Но, поддавшись людским порокам, многие из нас утратили прежнюю цель, а с ней и облик, обратившись оружием в руках нечестивых. Говоря об оружии, я подразумеваю не буквально их форму, имей это в виду. Я занимаюсь тем, что выдаю этим отщепенцам пенделя. Не я один, разумеется, но в этом регионе больше никого не осталось. Хитростью, коварством, изворотливостью врагу удалось избавиться от моих собратьев тем же способом, каким почти уничтожили меня. Теперь тебе предстоит принять решение, готов ли ты потрудиться ради сытой жизни, найдёшь ли в себе силы взвалить на свои тощие плечи сей тяжкий груз. Если да, то девочка из твоих воспоминаний, Шиэр, не будет ни в чём нуждаться. И та сломанная палка, которая мелькает слишком часто в твоих мыслях. Ты сможешь раздобыть новую. Мне захотелось услышать звуки, которые она издаёт». «Ты никогда не слышал флейты?» – изумился я. «В Лианьюй есть музыкальные инструменты, но они сильно отличаются от тех, что я вижу в твоих воспоминаниях. Это связано с тем, полагаю, что в Чистилище обитают души не только из твоего мира. Может быть, где-то здесь и можно встретить эту флейту. Но ты без проблем отыщешь её в своём мире. Продашь драгоценности, которыми здесь оплачивается всякий тяжкий труд, и купишь всё, что пожелает твоя душа» – заверил меня Янши. Мои глаза вспыхнули дьявольскими огнями. «Вот оно! Мой шанс! Другого такого может и не быть! Уж лучше дубасить в компании духа-рыбы непонятных сущностей, чем огребать на рыночной площади от вполне очевидных гопников». «Я НЕ РЫБА!» – разразился снопом ослепляющих искр Янши, прожигая в моём сознании ментальную дыру своей яростью. «Прости! Ты великое Дитя Первородного Источника, я понял!» – врубил я заднюю, опасаясь, как бы мятежный дух не стёр мой разум к чёртовой бабушке. «Отлично», – успокоился наконец Янши, – «Теперь организационные вопросы. Ты не можешь таскать меня всё время в руке. Мне нужен Хайчен. Вместилище, где я буду находиться всё время в обоих мирах, наполненное твоей духовной силой. В твоём мире я буду впадать в состояние, близкое к анабиозу, но без твоей энергии мне долго не протянуть. Так что ищи вместилище». «В смысле?» – оторопел я. – «Откуда мне знать, что такое этот Хайчен? На что это хоть похоже вообще?» Янши, как мне показалось, лёжа на моей ладони, состроил осуждающую мину: – «Найди любой предмет, в который сможешь поместить меня, окружив духовной силой. Не ведро! И не дырявый башмак! Это должно быть что-то, что ты сможешь всегда носить с собой. Днём и ночью! Я не понимаю, ты действительно считаешь, что в лукошке размером с бочку мне будет комфортно? И как ты его таскать собрался повсюду? Всё, остановись, я сам. Подними ладонь, не видно же. Не доставало только рыться на помойке в тот же день, когда меня самого едва не выбросили, как ненужный хлам в дикий мир холуёв и невежд. Вон там, слева. Кованый фонарь с кольцом. Выглядит неплохо. Аканты, украшающие его грани, можно использовать, как холодное оружие». Я подобрал валявшийся недалеко от входа в подвал фонарь, ловко выправил одну из погнувшихся граней, обтёр его от пыли относительно чистым краем своей латанной-перелатанной майки и вопросительно посмотрел на Янши: – «Но тут нет стёкол». Дух воззрился на меня осуждающе, видимо, никак не мог привыкнуть к тому, что я, с его слов, невежда, олух, неуч и обалдуй. «Стёкла не нужны», – терпеливо объяснил он, – «ты создашь подобие кокона из своей духовной энергии, в него и поместишь меня. Всё». «Но я не умею!» – запротестовал я. Дух прикрыл глаза и, кажется, вздохнул с сожалением: – «Ничего не бойся. Я всё сделаю сам. Но есть важное уточнение: каждый раз, проходя через Безликие врата, тебе придётся делать надрез на своей ладони. После он заживёт, не стоит об этом переживать. Кровь должна окропить Хайчен, иначе я не сумею насытиться твоей духовной силой и пробудиться от анабиоза. Сейчас тебе тоже необходимо сделать это, чтобы создать кокон из энергии. Используй акант, он достаточно острый». Я смирился с незавидной участью самобичевателя, осторожно поместил Янши на дно фонаря и хлёстко ударил раскрытой ладонью острый край кованого листа. Кровь хлынула незамедлительно, я быстро перехватил кольцо фонаря раненой рукой, зашипев от боли, и наблюдал, как рубиново-алые ручейки стекают по бронзовым граням будущего вместилища, собираясь, вопреки известным мне законам физики, внутри, на его дне, окружив духа плотным кольцом. «Смотри на меня, не отрывай взгляд и не двигайся», – потребовал Янши. Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. В голове защекотало, в сознании в который уже раз вспыхнули пылающие ледяным пламенем символы, но теперь они были другими, мощными, давящими, заставляющими веки сомкнуться, колени подломиться, дыхание прерываться, а сердце пропускать удары. С превеликим трудом я выстоял, справившись с давлением древней магии, и в тот же миг всё закончилось. Теперь дух не лежал на дне разбитого фонаря, подобно дохлой селёдке. Он витал в центре прозрачного кокона, который можно было заметить лишь по едва различимой ряби, пробегающей периодически по неосязаемой сфере энергии. Свечение от его кожи многократно усилилось. Теперь эта конструкция действительно походила на фонарь, как ни иронично это звучало. – Ага, осветим сердца людей, – проворчал в моём сознании Янши. Теперь мне не приходилось читать диковинные вспыхивающие символы, выжигаемые им на границе моего сознания. Я слышал его мелодичный голос в своей голове. И хотя речь был похожа скорее на журчание горного источника по истёртым водами камням, я прекрасно его понимал. – И что теперь? – обратился я к нему всё также мысленно. – Поработаем! – прозвучал ответ.