Бинго, Уильямс!

В кабинете директора на золотой жердочке сидела птица ярко-красного, почти огненного оперения. То был феникс Дамблдора, если не ошибаюсь, его звали Фоукс? Он поглядывал на меня угольно-черным глазом, не моргая. Красивая птичка! Пожароопасная, правда. — Значит, заклятие обмена, — задумчиво пробормотал директор. — Я, признаться, всегда считал это выдумкой, уж больно невероятно звучит. Но вот вы здесь, передо мной… — Выходит, даже вы не знаете, как мне вернуться назад… — Почему же? — удивился Дамблдор. — Я этого не говорил. Напротив, есть у меня кое-какие сведения о ритуале, и, может быть, вам он как раз подойдет. Я аж подскочила на месте, неверяще глядя в голубые глаза, скрытые за стеклянными очками-половинками. — Это возможно, правда? О боже, спасибо! — Но прежде… я бы хотел спросить. Так ли вы хотите вернуться назад, мисс Уильямс? — Простите? — Мне кажется, вам здесь понравилось, не так ли? — спросил вдруг Дамблдор. — У вас поразительные способности, признаться, я был весьма удивлен. — Чему? — не поняла я. — Вы ведь использовали «Редуцио» на Барти Крауче, тогда, стадионе? И это заклятие взорвало его защиту. Кивнула. — Я видел это впервые, — сказал Дамблдор. — Чтобы волшебник на ходу поменял структуру заклинания. Хотя слышал, что такое возможно, если волшебник не привязывается к словам. Как вы до этого додумались? — Эм… Я просто… подумала, что учить все заклинания — лишняя морока, — призналась я. — Прочитала в книжке о том, как создаются заклинания, и пришла к выводу, что главное — это ожидаемый результат, а не слова. — Вот как? — очки-половинки блеснули на свету. — А что за книжка? — А… ну я купила ее в магазине. Теория создания заклинаний называется. Она такая потрепанная, что на ней почти стерлась обложка. — Я заинтересован. Можете ли вы ее показать? Почему бы и нет. Странно, неужели у волшебников нет нормальных обучающих пособий на эту тему?

***

Выручай-комнатушка порадовала меня пушистыми пуфиками и огромным диваном, в который я обычно сразу же плюхалась. Пока Уизли не было, в свое пространство я попадала моментально. Здесь, на столе, между с расписанными листками и стопкой талмудов лежала потрёпанная брошюрка. — Основы создания заклинаний, — прочитал Дамблдор. — Так ведь она называется? — Э… Ну да. — Ага, — неоднозначно хмыкнул профессор и пролистал брошюрку. Потом вернул ее мне. — Полагаю, эта книжка досталась вам по наследству, мисс Уильямс. — Я же сказала: я купила ее в магазине… — Она могла быть в магазине, — легко согласился Дамблдор. — Но вот в чем суть: я не вижу здесь того, что видите вы. «Основы приготовления картошки: 100 способов», автор — Картофельный Пропагандист. Полагаю, мы имеем дело с родовой магией, когда прочитать настоящий текст может только наследник колдуна. Я присвистнула. — Но… Почему же эта книжка была в магазине? — Возможно, ее продали в какой-то момент времени, — пожал плечами директор. — Правда лишь в том, что никто, кроме вас, не видит настоящего текста. Правда лишь в том, что звучало это, как какая-то шутка. Нет, серьезно. Прочитать могу только я, ха. Ха-ха. Я — Избранная, ну да. Кто же, если не я?! — В древних магических родах подобное — не редкость, — сказал Дамблдор. — Даже в моей семье есть некоторые вещи, которые использовать мог только я или же Аберфорт. Я скорее удивлен, что в вашем роду, мисс Уильямс, передавались подобные знания. Прикольно, че. Заклинания магических близнецов, изменение магии… Да, звучит объемненько. Я бы скорее поверила, если бы это передавалось в какой-нибудь семье Малфоев. — Моргана Ле Фэй, — прочитала я, впервые обратив внимание на имя автора. — Вы знаете, кто это, профессор? Дамблдор посмотрел на меня сквозь очки-половинки, словно бы о чем-то задумавшись. — Вы, в своем мире, может быть слышали о Мерлине или короле Артуре? — дождавшись моего кивка, он продолжил: — Моргана Ле Фэй была сестрой короля Артура, великой темной волшебницей. Вероятно, ваша далёкая предшественница. Это вполне объясняет ту лёгкость, с которой вы меняете структуры заклинаний. — Наследницей была бы Барбара, а я просто ее замена, — тихо поправила я. — Кто знает, кто знает… Это вас выбрал Кубок, это вы меняете заклинания. Я помотала головой. Какое это, в конце концов имеет дело? Моргана, не Моргана… Пусть хоть Зубная Фея! Верните меня домой! Какое мне в конце концов, кто тут родственник Барбаре, а кто нет? — Вы говорили, что можете мне помочь с ритуалом возвращения. — Это правда. Я могу помочь. Когда-то в молодости я читал про подобный ритуал, он несложный. Вам нужно сварить подлунное зелье, выпить его и заснуть. Магический сон создаст вам условия для возвращения в свой мир. Единственная проблема в том, что это сон. Я приподняла брови. — Не поняла? — Сон — это чертоги разума, мисс Уильямс, а разум человека до сих пор не известен никому из волшебников. В лабиринтах мыслей можно потеряться, навсегда став бессознательным существом. Можно открыть потаённые двери, а можно, наоборот, потерять память. Хотя, если я правильно понимаю, вашу душу должно что-то связывать с настоящим телом, некая нить или дорога, по которой можно вернуться назад. В этом деле, увы, все зависит от вас и только от вас. Дамблдор смотрел на меня. Я в ответ — на него. Думает, что я отступлюсь или передумаю? Это он не про меня. — Я помогу вам, Инга, — наконец произнес директор. — Но, если вы вдруг решите остаться, помните — этот мир уже стал вашим. — С чего вы это взяли, профессор? — я потерла виски. — Мне просто… так кажется. Неужели вас здесь совсем ничего не держит? — Вы ошиблись, профессор. У меня нет в этом мире ничего важного. Больше всего на свете я хочу вернуться назад, в свое родное тело, к своим родителям. Сказав это, я вдруг почувствовала, что сомневаюсь. То есть, увидеть родных я точно хотела, но… Мне понравилось колдовать. Мне понравилось проводить вечера в компании Уизли. Да и магия была такой штукой, которую не возможно не любить. Варить зелья… Развиваться, учить английский… Будем честны, что-то мне все-таки нравилось. Но разве все это стоит моей настоящей жизни? Разве можно вообще сравнивать подобное? Даже эмигранты выбирают, где им жить. За меня же выбрали все без моего участия. Меня вырвали из родного мира, просто так, как какую-то игрушку, и сказали: «живи теперь здесь». Здесь, где нет никого, кого я знала раньше. Где нет ничего, что у меня было. И никогда не будет. Пусть хоть сто раз магия, но разве это может заменить родных мне людей? Никто такую жизнь не выберет. Вдруг раздался шум. Я отчетливо услышала приближающиеся голоса близнецов Уизли. Они явно куда-то торопились. — Эй, Уильямс! У нас для тебя подарок в честь окончания Турнира! Ириски «уткоголовы»! Тебе понравится! — в приоткрытую дверь заглянули Фред и Джордж: в руках у одного из них был красный подарочный пакетик. — Ой… Профессор, и вы тут? — Я поражен, мистер и мистер Уизли… Вы сами сделали эти конфеты? — мягко полюбопытствовал Дамблдор. — Позволите мне попробовать? — Я не думаю, что вам понравится, — хотели было отмахнуться Уизли, но директор уже достал кислотно-розовую конфетку и бросил себе в рот. Фред побледнел. Голубая шапочка директора поднялась: на макушке у него вдруг выросла зеленого цвета утка. Она нахохлилась, оценивая количество людей, и громко крякнула. Уизли замерли. Я хихикнула: уж больно забавные были у них лица в этот момент. — Профессор, это всего лишь шутка… — осторожно начал тот, что справа. Я ставлю на то, что это был Джордж, хотя я их вообще не различала. — Эх… Молодость. Помнится, давным-давно мой друг подарил мне турецкие сладости, лукум, называется, — задумчиво пробормотал Дамблдор, пощупав утку у себя на затылке. — Я забыл про них, и как-то раз в мой дом забрались воры. Они увидели коробку с лукумом, и не удержались, попробовали. Представьте мое удивление, когда, придя домой, я обнаружил двух испуганных куриц. — И что вы с ними сделали? — Отпустил, конечно. Все-таки они так ничего и не украли…

***

Магия магических близнецов делилась на три типа: — магия разделенного сознания — или, иными словами, магия подглядывания. Обладающий магией близнец мог заглянуть в жизнь другого без его на то ведома. Это именно то, как настоящая Барбара узнала про меня. — магия обмена — обмен душ. Именовалась как сложнейший ритуал, который необходимо было проводить на седьмой день седьмого месяца с кучей предварительной работы, как например купание в кровавом озере (я даже знать не хочу, как Барбара это делала). — магия отмены — «обратный» обмен душ. По сути, это была самая легкая магия из всех, так как связь между душами уже была настроена. Чтобы отменить «Обмен», нужно было… чтобы обе души желали вернуть все как было. Или, как минимум, не сопротивлялись. Тогда единожды попав в астральное подпространство, душу потянет туда, откуда она родом. И если вторая душа не сопротивляется, то ее также затянет в свое родное «место». И вот тут была загвоздка, так как, по-моему, Барбара вообще не хотела возвращаться. Мне требовалось подлунное зелье. С этим помог Дамблдор — уж не знаю как, но он достал его. Зелье провоцировало глубокий сон. На подобном уровне сна «сознание не сдерживается физическими оковами и может добраться до магического близнеца» — так сказал мне директор. Ну что ж, попытка не пытка. Точнее, Дамблдор говорил о том, что в сознании можно заплутать и пропасть, но я твердо знала, что точно попробую. Все или ничего. В сон я упала моментально. Игры подсознания, к счастью, миновали: почти сразу я оказалась в черноте. В кромешной темноте, в которой не было видно буквально ничего, прорезалась ярко-красная сияющая лента. Она скользила кольцами куда-то вдаль и исчезала в черноте. Я двинулась вдоль нее. Себя я никак не ощущала и не видела, единственное, за что я держалась, была эта самая красная лента. Внезапно лента закончилась, оборвавшись кривым концом. Я огляделась по сторонам — казалось: ее кто-то надрезал, чтобы сбить мне путь. К счастью, вдалеке я увидела едва заметное красное сияние: то оказался второй конец ленты. Я взяла в руку (не спрашивайте «как»: своего тела я все еще не видела) первый конец и двинулась туда, где виднелся второй. Дойдя до туда, концы ленты рванули друг к другу, моментально соединяясь в единое целое. Не знаю, сколько я так шла. Секунду, а может и целую вечность. Время во сне летит незаметно. По мере моего движения, я соединила еще несколько подобных отрезков. Темнота постепенно становилась светлее, пока вдруг не стала голубой, точно ясное небо. Вдруг ощущение полета пропало, и я с удивлением провалилась вниз, стремительно падая с гигантской высоты. Страха не было, наоборот, только удивление и любопытство: что же дальше. Я раскинула руки в стороны, представляя себя птицей, и наслаждалась каждым мгновением, прежде чем оказалась внизу, на одной из улиц моего родного городочка. Я бы узнала его из тысячи — да и кто бы не узнал? Те места, которые мы видели в детстве, там где мы росли — это навсегда останется в нашей памяти, как бы далеко и надолго мы не уехали. Серые бетонные дома, темно-зеленые кустарники раскинувшейся черемухи под окнами родного дома, скрип качелей, шум машин… не очень чистый, но такой родной воздух. Мелковые рисунки на потрёпанном жизнью асфальте, две-три коляски, и, конечно, знакомые бабушки-одуванчики на лавочках у подъездов. Здесь, во сне, мне не было грустно: вот в реальности наверное бы защемило сердце от того, насколько здесь все было родным. Лента плыла дальше, не останавливаясь: она зигзагом обходила место моего проживания и вела куда-то дальше. Я двинулась вперед, следуя за импровизированным указателем. Интересно, куда она меня приведет? Я прошла вниз по перекрестку, обогнула свою старую школу, обнесенную цветастым забором: время было послеобеденное, и младшеклассники резвились на футбольной площадке. Минула знакомые с детства магазины, спустилась вниз к реке, поднялась на холм — там начался соседний район… Проплыла рынок, как всегда заполненный людьми… Наконец моя путеводная лента привела меня к белокаменной церкви с золотым куполом. Тут уже я начала ощущать неладное, потому что лента стелилась по земле и уходила за храм. Туда, где под сенью раскидистых деревьев разместились памятники умершим. Кладбище. Забавное ощущение, возможно, потому что это сон, я не испытывала сильного спектра эмоций. Лишь стояла над могилкой, на которой лежали цветы. На серой каменной плите, торчащей из-под земли мутным пятном, значилось: «Инга Васильева, 1999-2021». Как странно… смотреть на свою же могилу. Она умерла. Она… умерла. Барбара умерла. Как же так? А как же слова, что смерть одной из нас неизбежно повлечет кончину второй? Она соврала? Но ведь я и сама читала, что это правда. Или никто по-настоящему не знал правды? Звук шагов. Я обернулась и увидела их — моих родителей. Мама постарела, на лице появились морщины, в волосах — седина. Отец ссутулился, лицо осунулось. Оба они были в черной одежде, а лица были сами не свои. Мама… Папа… Родные мои… Я, кажется, что-то говорила о том, что чувства были притуплены? Вовсе не так! В один момент эмоции хлынули на меня бурлящей рекой, словно бы что-то перестало их сдерживать. Я бросилась к родителям с желанием обнять, но вместо этого лишь прошла сквозь. Я была ветерком, воображением, нематериальным объектом. Призраком. А призраки, хоть плачь, не могут ничего коснуться… — Знаешь, — вдруг сказала мама, сжав руку отца. — Мне почему-то кажется, что Инга сейчас здесь, с нами. Мамочка… Как же ты права… Я ведь здесь, здесь! Просто ты меня не видишь… Я ведь совсем рядом, прямо здесь, перед тобой! Ну посмотри же на меня, ну! ВОТ ОНА — Я! — Я верю, что… тебе там лучше, — на глаза мамы навернулись слезы. — Ты покинула нас так внезапно, видимо, твой путь здесь завершился… — Она не справилась с управлением, говорил же ей не ездить во время дождя, — проворчал отец, укладывая цветы на могилу. — Не послушалась. И теперь вот ее нет. Дурная девчонка. Надо было быть осмотрительней! — Не смей так говорить, — голос мамы потвердел. — Ее уже нет. Не ругай ее. Там, на небесах, ей будет лучше, если ты будешь вспоминать о ней только хорошее. Боже, я бы все отдала, лишь бы Инга снова могла жить… Я могу жить… Мама, как же ты права… Я все еще жива. Может, не такая, какой была раньше, может, не в этом мире… Но я жива… — Будь счастлива, доченька… — прошептала мама и разрыдалась, уткнувшись в плечо отца. Я больше не могла этого выдерживать. Сердце буквально разрывалось: казалось, душевная боль раздирала меня на куски. Я бросилась обратно, вдоль по ленте, назад. Туда, где был мир проклятой Барбары. В этот раз меня тянуло, будто магнитом.

***

— Она умерла. Эта дура умерла. Как… почему я не умерла?! Она говорила же, что, если не станет одной из нас, мы обе умрем! — Могу я поинтересоваться… Снились ли вам сны? — спросил Дамблдор. — В смысле? Разумеется, снились. Как и любому человеку. — Снились ли сны о жизни Барбары в вашем мире? Хотя бы раз, после того как вы попали сюда. — М… Только один раз, в первую же ночь. Там я встретила ее. Барбару. Она заявила, что я не смогу вернуться. Что она все сделала так, что я не смогу этого сделать. — Хм, — Дамблдор задумался, — полагаю, Барбара отрезала связь между вами. Вы ведь мне рассказали, что так называемая «лента» была порвана, верно? Полагаю, Барбара каким-то образом отрезала вашу связь, чтобы вы не смогли вернуться. И она тоже. Она заключила обеих — себя и вас — в ловушки новых тел. И, таким образом, смерть одной из вас не повлияла бы на вторую. Что, в конечном итоге, и произошло. Я стукнула кулаком о стену. Увы, удар пришелся по кулаку, и я со слезами взвыла. На костяшках появилась кровь. Черт тебя возьми, Барбара! Всю жизнь мне уничтожила! Ненавижу!!! Верни меня назад! Как ты могла просто взять и помереть? Как?! Как ты могла поступить со мной так? Ведь теперь не осталось никакого способа, чтобы я вернулась назад. Ненавижу, как же я тебя ненавижу!