Учителя тоже люди

— Опять уходишь позже всех? — с улыбкой интересуется мужчина, присаживаясь на стул рядом. — Да, по-другому никак не получается, я ведь только вернулась с конференции… — Китти тяжело вздыхает. — Тогда как обычно обсудим дела школы? Меня очень волнует ремонт, который должны будут делать летом… — Беся прерывается, замолкает, внимательно смотря на собеседницу. Он замечает, что она его не слушает как обычно. Будто хочет что-то сказать, что не решается, из-за чего рассеянна.       Женщина присаживается на краешек стола, переводит взгляд на окно с бушующим за ним дождём и непринуждённым тоном переводит тему: — Знаешь, я решила, что после конца учебного года ухожу. — В университет? — по ответу понятно, что директор догадывался, но не был уверен наверняка. Он теперь понял, в чём была причина этой рассеянности. — Да… Помнишь, я вас предупреждала, когда уезжала. Думала, что временно, а оказалось, что насовсем, — в усмешке прослеживается печальная нотка. — В университетах больше перспектив, новые горизонты, всё такое… — очередной тяжёлый вздох, — и жить хочется. — Ты же не в университет имени Новикони возвратишься? — скорее утвердительно интересуется он. Всё давно стало понятно. — Да… Я в другую страну, ты же знаешь, я говорила, — небольшая пауза, после которой она извиняющимся тоном продолжает: — Не могу по-другому. — Буду ждать, когда вернёшься, — говорит Беся со смешком, и непонятно, шутит ли он или правда будет ждать. — Нет, я ведь говорила, — в противовес ему тон Китти очень серьёзный, — уже не вернусь, — бьёт больнее, чем он ожидал. — А Миля? — как-то уже больше ради приличия интересуется директор, поддерживая разговор, пока утопает в своих мыслях. — Миля уже почти взрослый, как восемнадцать стукнет совсем самостоятельным станет. Я не вижу смысла его с собой таскать, он только освоился, а тут новые люди, язык, знания… Пускай спокойно живёт здесь, будет учиться преподавать, а дальше видно станет, — Китти опускает голову на руки, впервые переводит взгляд на своего собеседника. Он выглядит задумчиво, не смотрит в глаза, погрузился куда-то внутрь себя. Она не может сказать точно, грустит он или нет, но считает нужным добавить: — Я буду писать вам, правда-правда, — и мягко, виновато улыбается. Глупая, абсолютно глупая, дурацкая улыбка, чему же тут улыбаться? Но это, пожалуй, большее, что она сейчас может сделать. Тишина прерывается только монотонными звуками дождя, затягиваясь, наверное, слишком долго. Женщина долго смотрит на него последний раз, привстаёт со стула. — Ну, ладно… поздно уже… наверное, пока?.. — Пока. — Он тоже встаёт, берёт какие-то бумаги, рассеянно смотрит на них.       Тишина опять повисает в комнате, слова уже не нужны, всё решено, и им обоим это предельно понятно.       Шёл дождь. Она знала, что зонт опять забрал сын, но уверенным шагом, не оглядываясь, направлялась на улицу. Её это совсем не волновало. Мужчина не предлагал её проводить. Он остался в кабинете со стопкой бумаг в руках один и, оглянувшись через плечо, смотрел вслед, даже не думая остановить.