Операция по спасению

Хоши закинула голову назад и глубоко вдохнула – ночной воздух был отрезвляющим лекарством в этой бессмыслице. Она чувствовала, как горело лицо и всё тело от царапин, ушибов и будущих синяков. Наверняка уже завтра (если она доживёт до завтра) больные места покроются голубыми бутонами, к которым нельзя будет прикасаться. Столп обернулась, осматривая местность и на секунду застыла, когда осознала, что Гёкко сбежал. Горечь отозвалась новым приступом тупой боли на языке. – Дерьмо, – прошипела Хоши. – Танджиро, ты спишь? Мальчишка уже давно сопел, потеряв все силы в бою против пятой луны. Он повернул голову и Кикути, не долго думая, отнесла его в коробку, которая в скором времени оказалась у неё за спиной. Тяжесть вернула ей остатки разума, а Камадо прошипел. Похоже, уже проснулся. – Танджиро? Уже? – мальчишка недовольно угукнул, но из коробки не вылез. – Поспи ещё, – он стукнул по коробке в знак доказательства и громко фыркнул.

𔓘 𔓘 𔓘

Краски битвы были видны каждому человеку. Яркие, мучительные, они оставляли свои следы на земле и в сердцах. Дома, когда-то наполненные смехом и счастьем, теперь стояли разрушенные, их стены разобраны вдребезги. Окна, которые когда-то отражали солнечный свет и радость жизни, теперь блестели лишь осколками стекла — мрачными глазами, наблюдающими за разрухой. Строения, некогда величественные, как символы надежды и устремлений, превратились в груды обломков и пыли. Каждый камень, каждая доска хранила в себе истории, полные любви и страха, прошедших через испытания рабочего быта. Казалось, что даже ветер, проходя сквозь эти места, шептал о прошлом, о том, как все могло быть иначе. Колодцы, глубоко врывающиеся в землю, навсегда остались немыми свидетелями трагедии. Их воды, прежде чистые и освежающие, теперь смутно отражали серые облака, которые накрыли горизонты. Они привычно звали к себе, не ведая, что в эту безжалостную мглу уже не вернутся люди с ведёрками, чтобы утолить жажду жизни. Пройдёт время, и вся эта ужасная картина битвы будет погребена под слоем земли – природой, которая всегда берёт своё, возвращая место к первоначальному состоянию. Однако память о том, что здесь происходило, останется в сердцах тех, кто выживет. Она будет жить в рассказах, в стихах, в воспоминаниях о людях, которые любили, надеялись и сражались за своё будущее. Все эти краски, что когда-то залива­ли мир, навсегда останутся эхом в нашем времени, будучи олицетворением мужества и стойкости перед лицом невзгод. Сами пострадавшие смогли убежать, скрываясь от разогревающейся драки, которая затронула большие территории. Страх руководил их чувствами, и люди скрылись. Только четверо охотников стояли на своём, крепко сцепив зубы и стиснув руки с оружием. Брат с сестрой теперь уже предстали в своём истинном облике, не имея ни малейшей капельки страха в сердцах, которые не бились. Сердце было лишь напоминанием для них; символом, что когда-то оба тоже не были чудовищами, сжирающими людскую плоть. Слабостью, доказывающую их прежнюю беспомощность и силу, которую Даки и Гютаро обрели. Поэтому-то демоны не останавливались, сражаясь не только с охотниками, но и с призраками непрошенного прошлого. Неприятного осадка, что хотелось бы забыть и не поддаваться его резким нападкам. – Не догонишь, не догонишь, – скорее про себя говорил Гёкко, оскалившись в детской улыбке. – Не-е до-ого-онишь, – никого уже не было рядом, но он продолжал дразнить Хоши, искренне веря, что та осталась под завалинами его магазина и, каким никаким способом, услышит его. Он внезапно остановился и замолчал. Развернувшаяся битва других охотников предстала перед ним вблизи, и детская непосредственность сыграла свою шутку. Он просто стоял на месте, как болельщик на трибунах, глядя на сражение его «товарищей», до которых ему не было ни дела, ни места в обычной повседневности. – Молодцы! – громко крикнул представитель высших лун, ненароком привлекая чужое внимание. – Молодец, Даки! Гютаро, я в вас верю! – он бурно зааплодировал, качаясь на ветру. Про себя Узуй недовольно цокнул, отбиваясь от ударов противника. "Плохо дело, где там Хоши время тянет?" Чужой удар волной прошёлся по всему телу, вибрируя, и тем самым, раздражая. Незуко лежала на земле, бурно переводя дыхание. Её закрытые глаза были полные крови. Камадо переступила порог и расплачивалась за это – встать казалось совсем невозможным. Зеницу и Иноске из последних сил сражались с надоедливой Даки, бурно комментирующей каждый их промах. Её лицо источало целую бурю едкости, и если Зеницу сдерживал её нападки весьма спокойно, то Иноске, не терпя к своей выдающейся личности оскорблений, отвечал взаимностью. – Жалкие детишки! – демоница громко рассмеялась, когда Хашибира оказался предавлен под напором внезапно упавших балок. – Да что вы за охотники такие? Одно посмешище. – Закрой рот, женщина! – настрой Иноске воспылал сильнее, разогревая в его сердце искру. – Твоё дело готовить жрать! А не мешать великому Иноске! – Да кому ещё чего нужно готовить, кабан?! Совсем страх потерял? Если что и могу приготовить, то это кабаний окорок, идиот! Послышался чей-то поражённый вздох и крик: – Тенген-сама! – женский голос звучал чуть выше и Гёкко с интересом в глазах посмотрел на девушку, чьи тёмные волосы, собранные в хвост оказались потрепанными, а лицо уставшим. Она поставила на крышу странную коробку и внезапно потянула за верёвочку. Тотчас коробка открылась, а из неё вылетели острые кунаи, точно нацеленные на Гютаро. Гёкко изумлённо застыл, подобравшись ближе. Девушка не замечала его присутствия, что выглядело для него весьма забавным. – Добрый де-ень, – начал он, заставив ту подпрыгнуть на месте и с тяжёлым выражением лица сделать шаг назад. – Как у вас дела? Она занесла кунаи, но Гёкко, не прилагая особых усилий, сбил его, не моргнув и глазом. – Ну что вы, – прозвучало весьма обидчиво. – Не гоже такой милой девушке держать в руках холодное оружие, да и над другими заносить, я же мог пораниться! – Тенге!... – Хинацуру! – опомнившись, Узуй отвлёкся от Гютаро, но тот, воспользовавшись моментом, занёс руку, которая чуть ли не вонзилась в Тенгена. Времени на её спасение не было. Мужчина проглотил боязливый вздох, когда сверху послышался треск оружия. – Не... Смей... Трогать Хинацуру, – прошептала Незуко, отбив водяной кувшин. Хозяйка имени тяжело выдохнула, несколько мгновений назад находясь буквально в шаге от смерти. – Уходите, – предупредила её младшая. И Хинацуру, осознав положение дел, кивнула. Теперь на крыше оставалось двое. – Хм, я всего-то кинул в неё один из моих кувшинов. Неужели маленький ребёночек возомнил себя борцом справедливости? Тебе соска нужна, а не клинок, – ухмыльнувшись с собственной шутки, демон язвительно захохотал. Бах! И прозвучал громкий и мерзкий звук, а его тело стало стремительно уменьшаться. Кожа, как у змеи, мгновенно сдулась и осела на землю, больше походя на резину, чем на что-то живое. Хоши встрепенулась – вот оно! Воспоминания, как глоток чистого воздуха, мягко отозвались в голове. И в следующий миг, она увернулась от громкого взрыва за спиной. Чьё-то хихиканье раздалось совсем неподалёку. Она подняла взгляд и увидела истинное воплощение Гёкко. Без защиты или запасного варианта. – Так глупо лишиться кожи, – Хоши развернулась к врагу. В её глазах сияла решимость. – весьма глупо. Незуко, – хозяйка имени встрепенулась. – Помоги Узую, я здесь разберусь. Лёгкий кивок с её стороны и младшая Камадо спрыгнула с крыши, оставив девушку на попечение демону. Сама Незуко, обернувшись, заметила цель и побежала за дерущимся столпом и высшей луной. Мозоли на руках внезапно напомнили о себе, словно ожившие напоминания о трудных тренировках и бесконечных боях. Незуко почувствовала, как их боль заставляет ее сердце биться быстрее. Она знала, что это не просто физическое ощущение — это был зов, который нельзя игнорировать. Собравшись с силами, она бросилась в сторону самого эпицентра битвы. Вдалеке раздавались оглушительные звуки — крики, удары и гул сражения. Каждый шаг приближал ее к месту, где судьбы решались на грани жизни и смерти. Камадо помнила, что должна быть сильной, не только ради себя, но и ради тех, кто нуждается в ее помощи. Ее сердце наполнилось решимостью. Она знала, что не может допустить, чтобы зло одержало верх. Раны, которые напоминали о её прошлом, стали символом силы и стойкости. Впереди разгорелось пламя сражения, и Незуко, полная решимости, устремилась в этот ад, готовая сразиться с любыми преградами. В её голове стояла родная, но уже убитая семья. Образы любимых лиц мелькали перед глазами, вызывая одновременно тепло и невыносимую боль. Никто больше не сможет сказать ей доброй ночи, никто не потреплет ласково по плечу, как это делали когда-то. Пустота, оставленная их уходом, сжимала сердце, как железные тиски, но именно эта боль придавала ей сил. Каждый вечер, когда солнце заходило за горизонт, Незуко чувствовала, как воспоминания о семье накрывают её, как волны океана. Она видела, как они смеялись, как собирались вместе за ужином, как делились мечтами и надеждами. Но теперь вокруг только тишина, и в ответ на её внутренний зов никто не отзовётся. Порой казалось, что она теряет саму себя в этом бесконечном одиночестве. Но именно за ту боль, за те безмерные страдания, что они пережили, Незуко была готова идти дальше. Каждый шаг, который она делала, был посвящён им — памяти о тех, кто ушёл. Она знала, что должна сражаться, чтобы их жертва не была напрасной, поэтому твёрдо решила идти до конца.

𔓘 𔓘 𔓘

Хоши не слушала высказывания или обидные шутки демона. В её ушах стоял лишь звон, окатывающий её всё новой и новой волной безразличия к маленькому ребёнку перед собой. Жар колыхал душу. Росток уверенности уже давно пустил в неё свои корни. Теперь противнику придёться прочувствовать плоды. Кикути подняла взгляд на холодное звёздное небо. Созвездия напоминали, что солнце взойдёт. – Старшая сестра, я принесла твои охаги! – Сакура, она сама возьмёт, немедленно положи, а то упадёшь и рассыпишь. – Ну, мам! Что свет ещё существовал. Воспоминания «прежней» Кикути Хоши стирались. Границы переставали иметь очертания. И её прошлое забывалось. Она плохо помнила лица родителей, и иногда спрашивала саму себя: «А были ли они у меня?» Неприятности приходилось сдерживать в самой глубине сердца и те грусть и боль, сформировали внутри одну единственную фразу: «Поможешь людям здесь – вернёшься домой». Хоши пыталась успокоить себя этими словами, запирая переживания в душу, в самые пучины, дабы больше не почувствовать это. И сейчас, повстречав двоих лун, волнения, запертые на замок беззвучно отворились. Хотелось взвыть, глубоко и протяжно, чтобы каждый в этом мире услышал её. Понял, что она ощущает. Тучи сгрудились над её мирком, придавливая кровавой битвой перед глазами. Смерть человечества, борьба демонов и людей, сломанные постройки. В то же мгновение кровь в жилах стала нещадно бурлить. Она ударила в голову, но рассудок, как ни странно, не мутнел. Наоборот, словно прояснился, раскрылся в полной мере. Мельчайшие подробности проносились в глазах с небывалой лёгкостью. Она почувствовала, как сильно бьётся сердце, заглушая остальные звуки. – Ну давай же, – голос, принадлежал ей самой, но... Говорила не Хоши. – Скорее. Амабоши? Ха, кто ещё... Весь этот мир и богиня показывали правила, которых девушка должна была придерживаться. Она должна была защитить людей, спасти охотников, победить Музана... Должна? С чего она должна всё это делать? – Ради того, чтобы вернуться домой. Пусть она и провела достаточно большое количество времени в этом мире, тем не менее, Хоши прекрасно понимала, что здесь она лишняя, что это не её дом, что здесь она не провела четырнадцать лет, и не стала столпом звёзд. Нет, это не она. Чем больше что-то теряешь, тем сильнее хочется это вернуть. Когда она попала в этот мир, то её поставили перед фактом, но... А что будет, если не слушаться правил и сделать всё по-своему? Она ужаснулась. Холодок прошёлся по всему телу, а горло стало драть, будто кто-то изнутри прошёлся по нему кинжалом. В голову закрались мучительные мысли и клинок в руках мечницы задрожал. Что-то внутри Хоши, в голове коварно улыбнулось. Мысли перестали доставать. Внутри лишь отзывалось второе «я». – А какая тебе разница? Вдруг сработает? Вдруг, когда ты спасёшь этот мир, то тебя никто не отпустит? Просто сделай это. Сделай. Убей себя. Разруби голову. Отдайся в лапы врагу и посмотри. Мысли перешли в другое русло, когда Гёкко громко взвыл, подобно волку на луну. – И почему мне приходиться заниматься с такими, как ты? Грубиянка, не больше. Она несколько раз моргнула, прежде чем качнуть головой в знак согласия, и перехватить рукоять клинка покрепче. Гёкко расправил плечи и с его рук вновь потекли кувшины. Послышалось бурление воды и несколько маленьких ручейков поднялись в воздух. На этот раз перед ней находились четыре копии, не имеющие ни малейшего отличия от оригинала. Дыхание звёзд. Первый стиль: Появление первой звезды в начале сотворения. – Осточертело. – Хоши встала в стойку, шумно втянув воздух носом. В голове пронеслись мысли о скорейшей победе над противниками. Лишь странный щелчок, и она направилась в атаку. Идея лишь притаилась, скрылась за стеллажами движений и мыслей, которые приходилось обдумывать и сотворять во время боя. Но не ушла. Плотным слоем их окружила чистая вода, через которую можно было разглядеть, как Даки ослабила бдительность. А Иноске занёс клинок над её головой. Зеницу оказался рядом, держа оружие наготове. Они старались притеснить и, наконец, срезать голову надоедливой демонице. Вокруг полыхало пламя, и лишь Хоши, находясь на сравнительно большом расстоянии, не вникала в битву союзников. Двое охотников что-то прокричали и Зеницу смог зацепиться за пояс-шею Варабихиме, отчего та громко закричала, бранясь невпопад: – Братец, спаси меня! – она, оскалившись, клацнула зубами. Огония заполонила её голову, она ослабила защиту, отдавая половину сил на беспомощные крики. Но чем они могли ей помочь? – Эти два выродка схватили меня! МЕНЯ!... МНЕ БОЛЬНО, АНИКИ!!! – она кричала, как курица на базаре, упираясь в крышу дома пальцами, впиваясь ногтями. Её лицо исказилось под воздействием печали, гнева, ностальгии, безысходности. Каждая скула на красивом личике была напряжена и с той же силой подрагивала, будто готовая выплеснуть целый ураган эмоций. И только Зеницу с Иноске, твёрдо держась на своём, были готовы протерпеть дрожь на лице, грязь, пот и пламя. – Ну режься же давай! – не выдержал Хашибира, из чьего кабаньего носа текло несколько струек крови. – Упрямая баба! Сдохни и уйди достойно, признай свой проигрыш наконец! – Почти, – прошипел Агацума, плотно стиснув зубы. На его лице всё ещё находилась несмытая косметика: румяна, пудра, помада. На голове торчком стояли два, отдающие желтизной, хвостика. Они бы больше подошли девочке пяти-девяти лет, но никак не шестнадцатилетнему охотнику на демонов, чей ранг уже привышал «Мидзуното». В то же мгновение Незуко, излучая огненную мощь, держала клинок у шеи Гютаро. Оружие было занесено и прорвалось сквозь плоть демона, при этом обдавая Узуя и саму Незуко жаром Преисподней. Клинок прорвался дальше, издав при этом чистейший звук. Метка на лбу Камадо усилилась, увеличиваясь в размерах, но девушка была занята. Всё её внимание оказалось уделено врагу, и каждая садина на теле отзывалась бурлящей лавой. Но никому сейчас не было дела до мелких царапин. Голова гудела от эмоций, усталости и стресса, но все держались достойно. – А-а-а-а-а-а! – кричал Гютаро, пребывания в агонии. Он был связан по рукам и ногам – Узуй крепко держал в, теперь уже единственной руке клинок. Он предотвратил побег демона и приготовился заранее, но главная роль была уготована напарнице. Громкие крики четверых охотников и двоих демонов разорвали всё лязганье клинков и битвы. Тишина, некогда выгнанная с необъятных просторов этой улицы, вновь восстановилась. Лишь на минуту, давая передышку и осознание оставшимся. – Нет! Голова Гютаро оказалась срезана. Огненная гиенна настигла его, наверняка и Ад ожидал уже не долго. Обезглавленное тело, подобно кукле, лишившейся мотора, упало на землю. Треск костра нарушил безмятежные мгновения. Голова Гютаро прокатилась по земле. Она напоминала игрушечный мяч, что был закинут детьми в самый дальний уголок их игрушечного мира. Воспоминания огрели его лавиной и тогда демон понял странную истину – он дрожал. Будто ребёнок, охваченный жуткой обидой, его тело и голова дрожали. Словно ещё чуть-чуть и он разревётся, покачиваясь в лужах собственных слёз. Незуко упала на колени, которые прошибло неприятной судорогой. Тело обмякло, напоминая смоченный рис. Камадо закатила глаза и в зобу спёрло дыхание. Воздуха не хватало. Её голос, охваченный хрипом, был похож на завывания нечисти. Узуй, долго не продержавшись, также свалился наземь. Его душа успокоилась, но в мыслях всё ещё стояли силуэты его жён, которых он не знал, где искать. Звёзды мелькнули на небе, скрываясь в тумане небес. Они были похожи на дальних гостей, безвольных наблюдателей, что каждую ночь приходят на помощь грешным душам, заменяя своим слабым, но количественным сиянием солнце. Облака начали рассеиваться, но до рассвета было ещё далеко. Гютаро поджал губы, закрыв один глаз. Мир сводил с ума наличием серых красок, и только сестра могла эти серые будни наполнить цветастастью. По телу прошлась волна. Жгучая и всепоглощающая. Она была наполнена и слабостью, и обидой. В голову никак не могло прийти осознание проигрыша и демон хотел уже закрыть глаза, как... не ощутил присутствия смерти. Он всё также лежал, разделённый надвое, но никакого рассеивания, нет. Будто... Догадка пронзила голову. Сестра! Перед тем, как Незуко срезала голову Гютаро, Зеницу и Иноске занимались тем же. Один удерживал демоницу, а второй старался срезать бошку. Но внезапно Даки оттолкнулась, с силой крутав голову на месте. Клинок Иноске в самый последний момент соскочил с шеи и Даки смогла использовать последний, уже порядком потрёпанный пояс. Тот смог нанести ранение Агацуме, заставив того отпустить демоницу. Её цоканье раздалось сверху, Хашибира смачно закусил губу. Оба потеряли силуэт девушки. А она, не теряя времени, подбежала к голове брата. В его глазах промелькнуло удивление. И демоница одной рукой подняла его, удосужив взглядом полном презрения. Второй рукой ухватилась за тело, недовольно цокнув. Собственный брат оказался тяжелее, чем она себе представляла. Все охотники были слишком уставшими, чтобы броситься за ней. Незуко задыхалась от боли, Узуй еле поднялся с земли, так как даже не успел ничего сделать, а двое остальных охотников оказались слишком далеко, дабы что-то предпринять.. Всё случилось в одно мгновение и они даже не успели осознать исчезновение пленницы, как она уже пустилась наутёк. – Удачи, неудачники, – бросила она напоследок. – Чёрт, – прошептал Узуй. Его волосы прилипли к взмокшему лбу, а голос был полон недовольства. Однако больше он ничего сделать не мог. Броситься в погоню, – единственное решение, но что делать дальше? Сможет ли Узуй, находясь в критическом состоянии победить уже двоих демонов, которые наверняка смогли восстановить большее количество сил. Для Хоши, время будто остановилось. Всё вокруг застыло, а воздухе осталось спокойствие, отражавшееся в душе столпа смутным вопросом. Двойники демона дрались уже слабее, словно, в тот момент, когда их количество увеличилось, силы наоборот, уменьшились. В нужный момент Танджиро выскочил из коробки. Его взор пылал, а гнев усилился. Сила распирала изнутри. Он резко двинул головой, вышибая один из сосудов. Тогда же и очередной двойник взорвался, растворившись на атомы. Оба сражались за что-то своё. Гёкко ощущал проигрыш на языке, как горечь горящей надежды, которая медленно превращалась в дым. Слова пестрели вокруг него, разбиваясь на миллион острых осколков, каждое из которых резало по сердцу, выжигая остатки уверенности. Каждый бой, каждая атака становилась для него всё более натянутой верёвкой, по которой он ходил, теряя равновесие. С каждым разом, как ломался ритм боя, Хоши и Танджиро приближались к нему всё сильнее, словно неустанные тени, настойчиво продвигаясь вперёд, не давая ему ни минуты передышки. Их глаза, пылая решимостью, пронзывали его, как стрелы, не оставляя сомнений в их намерениях. Как два неумолимых вихря, они замыкали кольцо всё туже, окружая его своим непрекращающимся натиском. Хоши, с её взглядом, полным решимости и стойкости, была неуловимой, как ветер. Её удары были быстрыми и точными, рассчитанными до мельчайших деталей, будто каждая её атака была результатом многолетней подготовки и дисциплины. Она двигалась с грацией и уверенностью, которая внушала страх и уважение одновременно. Вид её клинка, сверкающего в свете луны, был угрозой, от которой невозможно было скрыться. Танджиро, напротив, был как огонь, пылающий ярким пламенем. Его движения были мощными и страстными, в каждом ударе чувствовалась необоримая воля и непоколебимое стремление к победе. Он вкладывал в бой всю свою душу, каждый раз подходя ближе, все более настойчиво и решительно. Его глаза, горящие ярким светом, ни на секунду не отпускали Гёкко из поля зрения, словно запечатлевая каждый его шаг, каждое движение. Гёкко с каждым мгновением чувствовал, как твердая почва под его ногами уходит. Паника расползалась ледяными пальцами по его телу, будто заставляя мёртвое сердце биться в отчаянном ритме, ну же, ты ведь скоро умрёшь. Он знал, что время поджимает, что возможности отступления иссякают. И хотя каждый вдох давался с трудом, он всё ещё держался, цепляясь за остатки своих сил и воли. Ещё, ещё и ещё... Вскоре на поле битвы, на одной из крыш домов Гёкко оказался совершенно беззащитным. Лишь краткое мгновение, показавшееся двум охотникам тяжким часом. Танджиро вцепился в демона, когти прорвали плоть, которая ещё не успела регенерировать. Сам носитель тела смог лишь разинуть пасть пошире. Он отвлёкся и чудища, которых тот призвал, застыли на месте, словно потеряли полководца. Кикути глубоко вдохнула, пройдясь по шее противника. Звонь, – и голова упала наземь. Марионетки рассеялись. С них сыпался лишь пепел, в котором они сгорали от безысходности. – Нет, – тихо прошептал демон. – Вы не могли, нет-нет-нет! Да я!.. Я!.. Гёкко закатил глаза, его рот не закрывался, всё ругая и ругая двоих охотников. Но Хоши было всё равно. Глаза затуманивала беспросветная дымка. Тело затерялось и покрылось ещё большим жаром, чем прежде, словно в неистовой лихорадке. Когда её глаза ещё не закрылись, она видела проблески света. Солнце, проглядывающее из тьмы. Танджиро громко ухнул, его глаза расширились. Иголки, впившиеся в лицо наверняка пораждали не очень хорошую картину. И Кикути усмехнулась, внизу раздавались громкие крики какуши. Всё лицо горело, а сердце билось в нещадном темпе. Хоши лишь могла то открывать, то закрывать рот, пока из него не полезла пена. Её дыхание превращалось в тяжёлые, задыхающиеся вдохи, словно она пыталась вырваться из плена собственных страхов. В голове бурлили мысли, как дикие, неуправляемые вихри, и каждое воспоминание о недавних событиях лишь подстёгивало её внутреннюю бурю. – Кикути-сама! Крикнул чей-то голос. Она закрыла глаза и уснула.