Дорога без возврата, или Яркие луны, теплые пески

Докучавшее весь день солнце скрылось за Синими Горами, и только тлеющий огонь создавал хоть какое-то освещение в скромном лагере. Ветер бушевал над кронами редких низких деревьев, но в бивуаке стояла тишина; вдалеке настойчиво выл упырь и будто пытался вселить ужас в уставших путников. Пение его было ужасным, но даже это не волновало, не привлекало никакого внимания троих темных силуэтов. Бежавший следопыт, грузной пилигрим и изуродованный шрамами остроухий. Два человека и эльф волею судьбы встретились прямо перед величественным и устрашающим перевалом Эльскердег, откуда дорога только на восток, в раскаленные добела пески пустыни Корат – не так ли начинаются не столь сказочные, но захватывающие истории? Va'esse deireadh aep eigean, va'esse eigh faidh'ar – что-то кончается, что-то начинается. Воистину, после этого сумбурного знакомства закрылись все старые гештальты, оборвались связи с прошлым, и началась новая глава жизни. Бежать придется в теплые пески, на восток, в Зерриканию; бежать далеко, как можно дальше от войны, от погони и от гонений. Бежать – трусливо, но другого выхода нет. Это дорога в один конец, дорога без возврата. Впереди перевал Эльскердег, дальше – бескрайняя пустыня, за ней – Зеррикания. На этом долгом и опасном пути нет места воспоминаниям, нет места рефлексии, так присущей Старшей расе. Заунывная, гнетущая рефлексия… Исенгрим Фаоильтиарна, некогда Железный Волк, ветеран стольких войн и герой сотен сражений, сейчас лишь безымянный Вольф Исенгрим – жалкое эльфское подобие, бежавшее прямо из-под виселицы. До чего докатился, Волк? Не стоило ли помереть там, в Дракенборге, с собратьями-белками, а не идти наперекор судьбе? Неужто скитания по пескам без цели лучше, чем сломанная на потеху dh’oine шея? С самого раннего утра красное солнце пекло не на шутку. Эльф почти не смыкал глаз уже вторую ночь: новая компания, хоть и скрашивала обстановку, пока не вызывала особого доверия. У каждого из разношерстной троицы были свои секреты, и Исенгрим не предполагал, могут ли его скелеты оказаться страшнее: никогда осторожность не мешала, и, несмотря на перспективу дальнего пути бок о бок с людьми, делиться своим прошлым он не спешил. Впрочем, товарищи тоже не горели желанием посидеть у костра и потравить байки об ушедшей юности. Эльф с высоты своего возраста неплохо разбирался в поведении существ гуманоидных и уже составил некоторое представление о своих спутниках. Пилигрим, представившийся Сиги Ройвеном, выглядел мужчиной серьезным, и дело не только в массивности его телосложения: за те беседы, что они успели провести, Ройвен высказался о высоких идеях и весьма умных вещах и произвел впечатление человека, который точно знает, о чем он говорит, и умеет эту информацию донести правильно. Таких людей Исенгрим уважал, хотя особой симпатии к dh’oine никогда не питал. Бореас Мун больше был похож на простого кмета или мужчинку, которого особо ничего не заботило. Конечно, то была лишь внешняя оболочка: разум подсказывал, что, будь Мун обычным воякой, не зашел бы столь далеко, не прошел бы через Врата Сольвейг. Беспечность следопыта немного настораживала, но эльф надеялся, что в дороге она сойдет на нет. Исенгрим Фаоильтиарна не знал, какую характеристику дали ему люди. Страшно изувеченное лицо наверняка говорило о многом, но все они уверенно пожали друг другу руки, заключив союз, – значит, явных вопросов к нему не возникло. Глупо было предполагать, что хоть кто-то из них не слышал о беличьем командире, ставшем живой легендой, и совершенно точно нельзя было надеяться, что на чужом пути часто встречались остроухие с располосованными вдоль и поперек мордами. Хоть их зарождающийся альянс пока держался достойно, Исенгрим абсолютно уверен, что новоиспеченные товарищи тоже всегда были настороже, когда эльф шел далеко позади или дежурил глубокой ночью. – Милсдарь Вольф, вероятно, не меньше нашего осведомлен о тех ужасно пресловутых местах, куда мы направляемся, – протянул Ройвен, опираясь на свою трость и вглядываясь в зубчатые хребты Огненных Гор. – И я не рекомендовал бы далеко сворачивать с дороги ради восполнения провианта. – Так пусть путеводная дорога подарит вам зверя попитательнее, чем крыса. Я, господин пилигрим, на охоте думаю и о вашем брюхе тоже, – небрежно кинул эльф, поправив повязанную на голове ткань. – Найду вас позже. Исенгрим засунул недавно заточенный кинжал в импровизированный карман на бедре и, многозначительно кивнув Муну, скрылся за высокой травой. Пустоши, в которых они бродили уже третий день, не славились большим разнообразием дичи: высоко в небе кружили исхудавшие падальщики, которым еды тоже не доставало, из нор выглядывали неосторожные мыши, изредка вдалеке показывались силуэты одиноких мелких оленей. Намного чаще попадались оставленные лагеря, где на давно потухших кострах оставались обглоданные кости. Среди костей почти не было останков животных – Исенгрим узнавал в скелетах хрупких детей и беззащитных женщин. «Голодные, безумные dh’oine – самые страшные звери», – с отвращением думал эльф, оставляя места привалов позади. Вскоре он и вовсе начал обходить их стороной. По серому небу летел орел, и размах его крыльев говорил о том, что птица на голодную жизнь не жалуется. Он тоже был на охоте: зоркий глаз быстро выцепил заблудившуюся на пустыре жертву, и полет его стал размеренным, орел начал медленно опускаться к земле, не приближаясь к ползущей по высушенной земле твари. Секундная пауза, и птица, широко расправив крылья, выставив вперед огромные когти, на дикой скорости спикировала вниз, едва задевая когтистыми лапами змею, поднимая с земли клубы пыли вперемешку с мелкими камнями. Но эффект неожиданности не помог превосходному охотнику – змея успела извернуться, не попасться в капкан цепких когтей, и уже шипела, извиваясь под нависающей крылатой фигурой. Рептилия боролась за свою жизнь, тянулась к пернатой туше и кидалась вперед, силясь задеть птицу ядовитыми клыками. Орел остался на земле, придавил длинное туловище змеи лапой и воинственно, победоносно расправил крылья. Исход этой битвы был предрешен заранее. Вольная птица напоминала Исенгриму о Синих Горах – родине, на которой он так давно не был. Но времени на воспоминания оставалось не так много: орел смыкает толстый клюв на змеиной шее и резким, отточенным движением отрубает голову. Эльф натянул тетиву композитного лука, одолженного у Бореаса Муна, и отпустил стрелу. Она вошла точно в грудь птицы – орел, дрогнув, тяжело повалился на землю. Фаоильтиарна вышел из укрытия, за которым его не заметил даже остроокий хищник, и подошел к своей добыче. Голова змеи, отделенная от тела, вмиг разинула пасть и попыталась зашипеть. Удивительная тварь. Исенгрим опустился рядом с птицей и вытащил стрелу из груди, критически оглядев наконечник. Стрелу он спрятал в колчан и поднял величественного орла за одно крыло. Сегодня ужин, если так можно назвать единственный прием пищи за день, будет добротным. Горящее вдалеке пламя эльф заметил ближе к глубокому вечеру, когда солнце клонилось к закату, и бродить по выжженным равнинам становилось опасно. Вечером погода вблизи перевала была хороша: солнечный диск переставал превращать землю в раскаленные угли, с запада дул неслабый прохладный ветер, и даже противное жужжание миллионов насекомых над ухом не могло избавить эльфа от ощущения умиротворения. Гортанный вой не то диких волков, не то совсем расхрабрившихся упырей, исправно доносящийся с перевала каждую ночь, скрашивал мирное существование и входил в гармонию с восхитительным комариным пением. Чудеса природы – игры на контрастах. – Думать о прекрасных зерриканских девах в нашем положении – единственное развлечение, – слышится постепенно приближающийся задорный голос следопыта. – Эти девы, полагаю, о нашем существовании даже не ведают, и для них мы будем не больше экзотических диковин, – поначалу не разделил энтузиазма Ройвен, но на лице его совершенно точно было насмешливое выражение. – Хотя я и в таком случае был бы не против женской компании. Исенгрим бесшумно вышел из-за травы на оборудованный пустырь, хмыкнув. Мыслей о плотском удовольствии у него не возникало, но он вполне понимал суть человеческую и предпочел абсолютно никак не реагировать на обрывок услышанного диалога. Представив в голове тех самых загорелых, сильных зерриканских женщин, о которых тут и там слагают мифы на севере, эльф подумал, что не хотел бы наткнуться на такое общество. Мужчин там, тем более, приняли бы не на самых лучших условиях, а Вольф не мог в полной мере оценить масштабы царящего в Зеррикании матриархата. Эльф сел на тонкое, обветшавшее поваленное бревно рядом с Бореасом, и лицо его исказило страшное выражение, что должно было быть улыбкой. – Сегодня повезло, но с ощипыванием и разделыванием придется повозиться, – удивительно добродушно констатировал Исенгрим, складывая лук и стрелы чуть поодаль от себя и передавая свою добычу в умелые руки улыбающегося следопыта. – Я уж думал, ты так долго тащил хотя бы борова, – хлопнул Вольфа по плечу Мун, укладывая орлиное тело в кипящий на костре котел. – Боров все это время был рядом с тобой, – Исенгрим глянул на объект своей насмешки и коротко кивнул. Ответом был заливистый и искренний смех следопыта. Такие уничижительные шутки он явно жаловал, но неясно, какой была бы реакция, скажи эльф что-нибудь в его сторону. От загадочно открытых людей можно ожидать чего угодно. – И вправду, не такой царский перекус, о котором мечтал мой живот весь день. Впрочем, главное – правильная подача, – проигнорировал чужие слова Ройвен, встав возле убийственно маленького по сравнению с ним котелка и с интересом поглядывая на бурое оперение забитой птицы. Бореас Мун, наученный вылазками и походами, с такими задачами справлялся прекрасно. Взяв орла за когтистые лапы, он медленно опускал его в кипящую воду, из которой то и дело выпрыгивали, ошпаривая кожу или оседая на землю, брызги, вытягивал наверх и снова опускал. Большим кулинаром он не был, но поделиться опытом в самых простых походных вещах был рад. – Раз так важна подача, – следопыт издал беззлобный смешок, – то предлагаю тебе заняться всем этим действом. Размять руки, так сказать. – Я доверяю профессионалу. Буду внимательно следить и вкушать информацию. Быть может, внесу коррективы… – «И в следующий раз займусь этим сам». Уже с моими коррективами, – усмехнулся Мун, перекладывая орла в чугунный казан. Исенгрим молчаливо присоединился к нелегкому ремеслу следопыта, нависнув над казаном. Огрубевшими пальцами он проводил по перьям птицы, что легко отсоединялись от туши, и избавлялся от мусора, отбрасывая его в сторону. Убитый орел был нехилых размеров, и работы действительно было хоть отбавляй. Бореас, ничуть не смущаясь, начал насвистывать под нос немудреную песенку. Она показалась эльфу знакомой: подобные мелодии он часто слышал из уст солдат во время Второй Северной. Мун, по меркам Фаоильтиарны, не был похож на нильфгаардца, но напев его слегка насторожил. Однако им давно плевать на прошлое, так ведь? Собрав целую гору бурых перьев на полу, они полюбовались своей работой. Конечно, это только полпути – еще нужно избавиться от мелкой, как сказал Мун, щетины, отрубить все лишнее и, наконец, зажарить… Солнца уже видно не было, а животы – особенно брюшко Сиги Ройвена – неистово урчали. В голове были мысли только о скором ужине. После коллективного избавления от мелких волос, орел стал походить на громадную курицу. Бореас, пуская ужасные шутки про цыпочек, от которых Исенгрим сдерживал порывы закатить глаза, а Сиги издавал тактичные смешки, насадил орлиную тушку на нечто вроде вертела и поставил на огонь. У него, кажется, настроение было куда лучше, чем должно быть у человека, остановившегося ночью посреди пустошей в опасной близости к хищникам. – Был я тут раз, добрели почти до Сковородки… – мечтательно протянул Бореас, глядя в направлении Эльскердега. – Ну, сейчас-то пути назад нет. Может, и в пустыне хорошо будет, пока скорпионы нас не пожрут. Я вот что узнать хочу: города там, говорят, обжитые, цивилизованные, но толком я ничего о Зеррикании и не знаю. Может вы, господа, знаете чего? – Женское властвование, зерриканский диалект Старшей речи, драконий культ, – начал перечислять пилигрим, но остановился. – Действительно, больше ничего. Их письмена давно не попадали на север… – Нечего торопить события. За перевалом бесконечная Корат, а мы и до первого не добрались, – Вольф повернул палку-вертел. – Раскаленное солнце, яркие луны, теплые пески – все, что нас ждет.