Панцирь

      Солнце печёт в спину Фуриосы, пока она идёт, но предчувствие прохладного ветерка где-то впереди не покидает её. Пересохшие губы ощущают следы тонкой водяной дымки, как если бы где-то был мощный водопад, который ещё слишком далеко, чтобы его можно было услышать. Пустыня начинает расцветать: вокруг полно кактусов и алоэ, которые могут выжить на минимальных запасах воды, и они встречаются всё чаще по мере того, как Фуриоса приближается к зелёному мареву на горизонте.       Тяжёлая железная цепь на её лодыжке тащится за ней, напрягая мышцы одной ноги, пока она идёт вперёд. Но по мере продвижения цепь начинает казаться легче и тоньше настолько, что Фуриоса может перейти на бег, когда видит перед собой два мотоцикла и фигуру, стоящую рядом с ними, со скрещенными на груди руками.       Преторианец Джек поворачивает голову на звук её шумного приближения, видит её и начинает бежать так быстро, как только позволяют сыпучие пески пустыни. Это похоже на бег во сне: несправедливо медленный, когда нестабильная земля жадно поглощает половину усилий. Но вот он уже здесь, и он слегка притормаживает, чтобы смягчить удар её столкновения с его телом. Он заключает её в свои объятия, словно ловя её при падении. Их ноги дрожат, и они падают на колени в песок, оставаясь в вертикальном положении только благодаря тому, что опираются друг на друга.       Горе, которое Фуриоса годами возводила в стену, кирпич за кирпичом, вырывается наружу разом, когда она рыдает, прижавшись к закаленному кожаному наплечнику Джека, затем поднимает голову, прижимаясь к его щеке. Джек зарывает руку в её волосы, обхватывает другой рукой её спину, прижимает её так крепко к своему телу, как только может. Некоторое время они не шевелятся, боясь отпустить друг друга. Но Фуриосе отчаянно нужно увидеть его лицо, поэтому она поднимает руки и берёт в ладони его голову, отстранившись ровно настолько, чтобы рассмотреть его. Они смотрят друг на друга, их глаза пробегают по каждой детали, так что требуется время, прежде чем их взгляды встречаются.       Джек выглядит точно так же: та же щетина на подбородке, тот же шрам, который спускается по щеке и переходит в верхнюю губу. Только его боевая раскраска выцвела до слабой тени на лбу. Его лицо выглядит лучше без неё, думает Фуриоса. Когда она наконец смотрит ему в глаза, это заставляет его улыбнуться, и она улыбается в ответ. Они закрывают глаза и, как раньше, прижимаются лбами друг к другу.       — Фуриоса, — шепчет он, и она чувствует его дыхание на своих губах. Он говорит мягко, но это слово эхом разносится по пустыне, пока не кажется, что оно доносится откуда-то позади неё. — Фуриоса, Фуриоса...       Она почти начинает плакать снова от звука голоса Джека. Он давно исчез из её памяти, и она уже не могла воспроизвести его в своем сознании. Она едва могла вспомнить даже его лицо. Он больше был похож на образ в её голове: теневая фигура, облачённая в кожу и выделяющаяся на фоне заходящего солнца. Он оставался жив не в её мыслях, а в её действиях, когда она повторяла всё, чему он её научил: как прятать оружие в кабине боевого грузовика, как менять последовательность, как наблюдать за горизонтом в поисках опасности. Джек был рядом с ней, защищая её и девочек и помогая им выжить в их отчаянном побеге через Пустошь.       Думая об этом, она задается вопросом: была ли здесь Анкхарат?       — Пойдём, — наконец говорит Джек, поднимаясь на ноги и подтягивая её за собой. — Пойдём домой.       Домой, домой, домой...       Слово эхом разносится по пустыне, зовя Фуриосу, пока она следует за ним, навязчиво звуча в её голове. Она оглядывается через плечо, пока идёт, цепь всё ещё тащится по песку за её ногой. Они почти подходят к мотоциклам, когда цепь натягивается, и она останавливается.       Джек оборачивается, удивлённый, когда видит слёзы, стекающие по её лицу.       — Что случилось?       Фуриоса качает головой.       — Я не готова, — говорит она.       Ей больше всего хочется сесть на этот мотоцикл и поехать с Джеком в земли, которые так манили их. Но люди Цитадели после смерти Джо не станут подчиняться его жёнам. Если она уйдёт сейчас, всё было напрасно.       Замешательство на его лице уступает место пониманию. Его взгляд скользит в сторону, останавливаясь на песке, и он отвечает, пока его голос слегка дрожит от тяжёлой правды этих слов:       — Я тоже не был готов.       Она следует за его взглядом и видит старую цепь, наполовину засыпанную песком. С содроганием в сердце она узнаёт в ней цепь, по которой его тащили. Она тянется куда-то вдаль, заканчиваясь каким-то обломками на горизонте.       Пока Фуриоса пытается подобрать слова, внимание Джека переключается на её цепь, и он хмурится. Он подходит и приседает, чтобы поднять её, прослеживая путь цепи до того места, где она всё ещё соединена с её лодыжкой. Он переворачивает холодные звенья в своих пальцах, и Фуриоса вздрагивает.       — Смотри, — говорит Джек.       Фуриоса приседает рядом с ним и изучает цепь. К ней привязана трубка, проползающая сквозь звенья, из которой течёт что-то красное. Она наблюдает, как жидкость поднимается к её лодыжке и входит в её вену. Боль и усталость снова возвращаются в её тело. Левая рука бессильно падает на бок, и внезапно она исчезает. Ноги теряют силу, и она падает, Джек быстро подскакивает, чтобы поймать её. Кровь расцветает на её одежде и стекает вниз. Всё тело начинает болеть.       Кто-то зовёт её через пустыню. Джек тоже слышит эти голоса, пока держит её в своих объятиях.       — Фуриоса, Фуриоса...       Хмурясь, он задумывается, а затем смотрит на неё с ироничной улыбкой.       — Похоже, они тоже не готовы.       Фуриоса отчаянно сжимает его руку, чувствуя, как цепь натягивается и начинает тащить её прочь.       —Пойдём со мной, — умоляет она. — Просто держись!       Он пытается, но его руки скользят, не находя опоры на её одежде. Джек покачивает головой, затем прижимается лбом к её лбу.       — Я не могу идти этим путём, любовь моя. Но не беспокойся. Я буду здесь, когда ты вернёшься.       Она ещё раз кричит его имя, и тогда он остаётся совсем один.       Джек долго сидит на коленях в песке, его голова все ещё наклонена. Теперь, когда её нет, он позволяет буре эмоций бушевать в нём: он радуется их встречи, но радость сменяется разочарованием от её краткости, затем скорбь их разлуки наполняет его сердце.       Он также слышит знакомые голоса, зовущие его, но не из Пустоши, а из того, что простирается где-то за ней. Но в этом нет никакой срочности. Они всегда будут его ждать, а он будет ждать её.       Джек медленно встаёт, возвращается к мотоциклам и возобновляет своё дежурство, его глаза сканируют горизонт в ожидании её возвращения.