Так трудно дышать, говорить
О черт
По инерции чувства всплывают
Ассоциативная память
О том, что я несвободна, я знаю
Dakooka — хорошо, все плохо
pyrokinesis & DAKOOKA — У времени нет любви
Микаса проснулась внезапно. В комнате темно, резкий запах сигарет вокруг и очень жарко. Скинула с себя одеяло, поняла, что вспотела под ним и теперь одежда неприятно к телу липнет. Прокрутила в голове события вечера, вздрогнула, вспоминая того дядьку. Сжалась от внезапного холода, он чувствовался сильнее мокрым от пота телом, хотелось помыться. Девушка тихо поднялась на кровати, увидела сидящего в кресле Леви. Мужчина спал, уронив голову на грудь. Микаса села, стараясь не шуметь, опустила ноги на пол и слегка качнулась вперед — голову кружило. Едва слышно застонала от боли, но быстро успокоилась, снова взглянула в сторону кресла — не проснулся. Встала с кровати и потянула одеяло за собой, подошла к Леви. Девушка осторожно накрыла мужчину одеялом, заметила, как он вздрогнул и расслабился под тяжестью ткани. Не удержалась и убрала челку с лица, заправляя за ухо, тут же была поймана за запястье твердой холодной рукой. — Что ты делаешь? — он спросил, не открывая глаза, но сжимал крепко, почти больно. — Укрываю тебя одеялом, — Микаса смутилась настолько, что сказала честно, хотя хотелось скрывать, попыталась высвободить руку, но не смогла, сдалась, присела на корточки рядом. — Кирштейн не расстроится? — Леви открыл глаза, но на нее не смотрел, обратил все свое внимание на журнальный столик рядом, достал свободной левой рукой из пачки сигарет одну, зажал зубами и поднес зажигалку. — Я ничего не сделала, — глупое оправдание вырвалось изо рта. За что девушка сразу себя поругала, незачем ей объясняться. — Конечно, не сделала, я же тебя держу, — усмехнулся мужчина, выдыхая дым в сторону, все еще на нее не смотрел. — Я собиралась уходить, отпусти, — прошипела Микаса, с силой дернув руку, но железная хватка Леви ее удивила. Зачем он так сильно держит? — Чтобы до тебя снова кто-то доебался? Нет уж, спи здесь, так я хотя бы буду знать, что ты в безопасности. — Три года тебя это не волновало, — возразила девушка, ноги устали и она села на колени. — Волновало, — громче, чем собирался, сказал Леви, невольно посмотрел на нее, внезапно осознал, что она перед ним на коленях сидит, он ее руку в своей держит. А смотрит как. Микаса замечает, что он смотрит очень долго, по телу мурашки пробегаются. Она выхватывает из его руки сигарету, затягивается, не прерывая зрительного контакта, выдыхает дым, но не возвращает почти окурок, пальцы жжет, держит и смотрит прямо. — Тебе же больно, — замечает Леви, — отдай. — Мне не привыкать, — безучастно отвечает, пытается игнорировать жар между указательным и средним пальцами. Аккерман закатывает глаза, наклоняется вперед отбирает сигарету и тушит, отпускает ее руку, снова отворачивается. Микаса сидит несколько секунд, пытаясь переварить. Отпускает? Встает и движется к выходу. — Да куда же ты пошла, Боже, — сзади слышится шорох одеяла, Леви быстро догоняет ее, обнимает аккуратно сзади одной рукой, — спи здесь. — А ты на кресле будешь? — Да, буду на кресле спать, в чем беда? — голову на плечо ей кладет, медленно, чтобы не спугнуть — останься, пожалуйста, — шепчет. — Зачем ты так? — она расслабляет плечи, опускает свою голову на его, глаза закрывает и не хочет уходить. Леви разворачивает ее к себе лицом, обхватывает за затылок и притягивает к себе, лбом ко лбу, молчит, но держит. Второй рукой ловит ее, безвольно висящую, словно она только и делала, что ждала его, переплетает пальцы. — Мне правда, очень жаль, — говорит он. — А это имеет значение сейчас? — спрашивает девушка, вспоминает все: как плакала, как напивалась, лишь бы о нем не думать, как решилась уехать, как в клуб поехала, чтобы отомстить. — Не знаю, — Леви отвечает честно, глаза закрыл, достаточно чувствовать ее горячий лоб и холодные пальцы. — И я не знаю, — Микаса делает шаг вперед, обнимает его свободной рукой за шею, касаясь кончиками пальцев края волос на затылке. Леви отпускает руку девушки и обнимает в ответ, прижимает к себе. — Ты расскажешь, почему так сделал? — спрашивает Микаса, теряясь в его прикосновениях. — А это имеет значение сейчас? — зеркалит он, чувствует, как она напряглась, отпускает его и отодвигается. — Да, — отвечает твердо, смотрит прямо в глаза. — Выпьем? Они пьют виски комнатной температуры из одного бокала по очереди, Микаса морщится каждый раз, но на предложение Леви разбудить кого-нибудь из персонала и решить эту проблему решительно отказывает. Сидят на креслах, друг напротив друга, девушка залезла с ногами на мебель, мужчина же закинул одну ногу на другую, выглядел бы расслаблено, если бы не нервный взгляд и напряженные пальцы. Микаса удовлетворенно заметила это, было приятно знать, что не одна она нервничает. В очередной раз передав напиток, девушка замечает, что пьет он сразу после нее, еще и с того же края, что и она. Там, наверное, даже тепло ее губ осталось, и от этого так приятно и волнительно, будто они поцеловались. Девушка долго смотрит на его верхнюю губу, все еще блестящую от напитка, переводит взгляд за его спину, на окно. На улице уже светает. Не сдерживает внезапного порыва и встает, забирает из рук мужчины бокал и идет к балкону, открывает дверь и выходит наружу, воздух тут еще холодный, утренний. Небо синее, разбавляется желтым диском на горизонте, еще едва выглядывающим. На перилах балкона роса. Микаса проводит по ним кончиками пальцев левой руки, собирая холодные капли. Делает глоток и почти не морщится, снова смотрит вдаль, высокий этаж отеля позволяет смотреть далеко за дома вокруг. Думает вдруг, что никогда не бегала по полю ранним летним утром, становится грустно. Как много еще вещей она не делала. Не целовала Леви, например на рассвете, не пришлось как-то. Она оборачивается резко, знает, что он уже тут стоит, протягивает ему бокал, смотрит, как неторопливо глоток делает. — Я тебя сейчас поцелую, — говорит твердо. — Уже напилась, -разочарованно отвечает, качает головой, глупость получается. — Мы ни разу не целовались на рассвете, — делает шаг вперед, пропуская мимо ушей его слова, она не чувствует себя пьяной, они и выпила едва ли пару бокалов на двоих, смешно захмелеть от такого количества алкоголя. — С парнем своим и на рассвете, и закате поцелуешься, не переживай, — он не уходит, смотрит на нее с вызовом, хочет знать, как далеко она зайдет. Микаса не ведется на провокации, подходит еще ближе, все еще сырыми от росы кончиками пальцев проводит по его щеке и за ухо заводит, смотрит ему на щеку, не может взгляд его синих глаз выдержать, она, безусловно, понимает, что делает сейчас. — Ты никогда первый не целуешь, да? — ухмыляется, покачивая головой. Она была уверенна, что интересна ему, впервые как никогда была в этом уверенна. Поднимает взгляд на его глаза и смотрит смело, больше не страшно. Делает короткий шаг назад, приподнимает подбородок с вызовом, замечает, как он хмурится, думает, как поступить. — Что же ты делаешь со мной? — отчаянным тоном спрашивает Леви, прежде чем прижать ее к себе и поцеловать. Держит левой рукой за затылок, правой за талию, сжимает сильно, она мягкая, податливая, на поцелуй отвечает. Горячо и сыро с ней целоваться, Микаса прикусывает его нижнюю губу, оттягивает и следит за реакцией, он выдыхает громко, девушка резко отпадает, опирается на перила, улыбается. Леви чувствует себя идиотом, повелся на тупые провокации, а ведь она не свободна, и ведет себя так, будто плевать ей. Микаса смеется, вслух, истерично, сбылась мечта? Просто идеально, целовал ее, обнимал. Зато теперь чувство будто дерьма смачно так поела. Не успевает снова поругать себя, когда снова оказывается в объятиях, жестких, почти дышать перестает. — Ты сильно будешь жалеть? — спрашивает Леви в перерывах между поцелуями ей в шею и щеку, как голодный пес, которому впервые за неделю что-то поесть дали. Руками по телу водит, прижимает к себе, — соври, пожалуйста, — умоляет почти, сейчас никого кроме них не существует, ни Кирштейна, который Микасу в Орвуде ждет, ни Моргана, который через каких-то четыре жалких часа ждет их двоих у себя в кабинете. Даже совести аккерманской не существует, которая совсем недавно кричала, что он даже пальцем ее тронуть не имеет права. Теперь все права вселенной у него, только если она позволит, а она позволяет, даже дразнит. Слишком хорошо друг друга знают, движения слаженные. Будто годами готовились именно к этому моменту. Возвращаются в комнату и сразу падают на кровать, Леви нависает сверху, смотрит в глаза, не видит отказала и снова припадает к уже зацелованным губам Микасы. Девушка отрывается, когда он пытается раздеть ее. — Мне в душ нужно, — шепчет хрипло, цепляется за ворот его халата. — Пошли, — отвечает коротко и тянет за собой, держа за руку. В ванной раздевают друг друга, задерживаются пальцами на голой коже. Микаса первая становится под воду, подставляет лицо под струи воды, закрывает глаза, чувствует тепло сзади, он обнимает ее, проводит рукой по животу вниз, еда задевает лобок и снова вверх, сжимает грудь и задевает пальцами сосок девушки, проводит рукой дальше, к шее, чуть сжимает, довольно улыбается, когда она голову запрокидывает от его последнего действия. Целует сначала в плечо, потом переходит выше, к шее, продолжая держать там руку, чуть сжимая, вторая внизу ее живота, заходит дальше первой, начинает аккуратно поглаживать, постепенно раздвигая губы, средним пальцем входит в нее, а большим стимулирует клитор. Микаса стонет, одной рукой опирается на стену, другой тянется назад, обхватывает член и начинает медленно водить по нему. — Я о тебе не буду жалеть, — шепчет девушка, когда они возвращаются в комнату и ложатся в кровать, спать осталось два часа, но сейчас это все так не важно. — Девочка моя, — Леви обнимает ее, боится громко дышать, потому что Микаса уже почти заснула, — любимая моя девочка. Просыпаются одновременно от будильника на его телефоне. Мятый и сонный, Леви садится, смотрит на Микасу, та прикрыв глаза потянулась во весь рост, одеяло спало ей на талию, открывая грудь. Мужчина склоняется над телом девушки и невесомо целует под ключицей, вызывая этим у девушки короткий смешок. — Нужно поработать, — шепчет ей в шею, проводя по ней носом. Микаса кивает и садится, заматывается в одеяло и уходит в ванную. Переодевается там в свою одежду, она мятая и пахнет дурно, благо, купила вчера платье. Сталкивается с Леви на выходе из санузла и смущенно опускает взгляд. — Все в порядке? — чутко спрашивает он, дотрагивается до локтя девушки, но та дергается, словно от электрического разряда. — Да, просто не в лучшем своем виде сейчас, — отвечает Микаса и обходит Леви, не поднимая глаз, отбрасывает одеяло на кровать и уходит, бросает, — я буду готова через 20 минут, успеваем? — Да, — отвечает Аккерман, нахмурившись. Догадывается, чем девушка расстроена, но решает не лезть в ее душевные терзания. Раз сомневается до сих пор — пусть сама подумает и выбор сделает. Переодевается, когда ему приносят его чистую одежду и укладывает волосы, придирчиво в зеркало на себя смотрит и выходит из номера. В конце коридора, у лифта, уже стоит Микаса. В черном платье до колен и туфлях на высоком каблуке, губы в красной помаде. Девушка нервно переступает с ноги на ногу, в руках несколько пакетов, ноутбук, папка с документами и ее небольшая черная сумочка с серебряной застежкой. Леви подходит ближе и молча тянет руки, предлагая забрать ее ношу. Микаса сомневается, но передает все мужчине, оставляя себе лишь ридикюль, бросила смущенный взгляд сверху вниз. — Другое дело, — отозвался Леви в лифте, — отлично выглядишь. — Выгляжу, как твоя мама, — недовольно заметила девушка, бросив короткий взгляд в зеркало, когда они отдали ключи и двинулись на выход. — Я так не думаю, — ответил мужчина и снова посмотрел на нее, теперь ему приходилось задирать голову, чтобы глаза ее поймать, — мы прекрасно смотримся, — тут же заткнулся, понимая, что не должен был ей такое сейчас говорить. Микаса промолчала, она продолжила хранить молчание и по дороге на встречу, и сидя на самой встрече, коротко отвечала, когда требовалось, подавала нужные документы. Новоиспеченный отец был сонным, но счастливым, поэтому договорились мужчины быстро. Аккерманы поели в ресторане, и Микаса почти не сопротивлялась, сегодня она, хотя бы, одета в более подходящую одежду. — Что будем делать? — спросил Леви, когда они закончили и девушка уставилась на него, искренне не понимая, о чем он, посмотрела в холодные голубые глаза, а потом поняла и напряглась, села ровно, отвела взгляд. — Думаю, мне в любом случае придется уволиться, — отвечает тихо, сжимает пальцами край скатерти, — нездоровая обстановка получается. — Ты будешь со мной? — Аккерман слегка наклонился вперед, попытался выловить ее взгляд. — Да? — неуверенно отвечает девушка, — я имею ввиду, мы правда парой будем? Я очень скучаю по тебе, но мне больно и страшно, сам понимаешь. Леви кивнул, понимает, теперь вот расхлебывает результаты своего выбора. — Я больше не оставлю тебя, — обещает он, двигает свой стул к ней и берет женскую ладонь в свои руки, водит большими пальцами по тыльной стороне, — доверься мне. Микаса кивает и опускает голову ему на плечо, прикрывает глаза. Много шутят, пока едут обратно, коротко целуются на светофорах и Микаса счастлива, ровно до того момента, пока они не въезжают в Орвуд. Внезапно ждущий ее Жан перестал казаться выдуманным или очень далеким. Вот он — стоит и ждет ее у входа в офис, рабочий день уже кончился, но он и вся остальная команда все еще тут. Эрвин и Ханджи уже были в курсе удачных переговоров, так что предложили коллегам встретить «героев». Микаса вышла из машины раньше Леви, тот отвлекся на звонок. Девушка не успела и дверь за собой закрыть, когда ее схватил Жан, поднимая в воздух и прижимая к себе, поцеловал в губы, хотя она продолжала смотреть прямо на него и не разомкнула рта. Она услышала смех коллег, а потом звук отъезжающей машины Леви, вырвалась и оглянулась — уехал. — Что-то не так? — спросил Кирштейн, притягивая девушку обратно к себе, но в этот раз она смогла отпрянуть раньше, чем он стал слишком близко. Нервно глянула на Ханджи, ища в ее глазах поддержку, и нашла ее. Женщина замахала руками, предлагая всем разойтись по домам, наговорила что-то про то, что у Леви внезапные важные дела, вот он и уехал. — Жан, — начала Микаса и осеклась. Ей было сложно подобрать слова. Кирштейн был очень добр и нежен к ней, от того отвергнуть его было сложнее, — давай, отойдем, поговорить надо. — Ты очень красивая, — сказал парень, когда они отошли во двор соседнего дома. Вечернее солнце било девушке в глаза и они слезились, а, может, не солнце тому виной. — Перестань, пожалуйста, — прошептала она, — я не должна была так себя вести, прости меня, прошу. — Ты сейчас бросаешь меня? — уточнил ошарашенный Жан, встал перед ней, загораживая девушке свет, так что она смогла открыть полные слез глаза и увидела, что он смотрит на нее удивленно. — Вроде того, — призналась Микаса, обхватила себя руками за плечи, — я думала, что ничего серьезного не выйдет, просто хотела — — Хотела Аккермана мной позлить? — воскликнул Жан, делая шаг назад, разозлился — Что я тебе — собачка какая-то? Или игрушка, которой попользоваться можно, а потом выкинуть? У меня, между прочим, тоже чувства есть, блять Микаса, скажи, что это тупая шутка, пожалуйста. Девушка приоткрыла рот, слова застряли в горле, щеки уже были в мокрых соленых полосках, она могла только наблюдать за тем, как Жан злится, машет руками. Она догадывалась, что ему больно будет, но вообще не думала о его чувствах, отдаваясь сиюминутным эмоциональным порывам. Вспомнила, что позапрошлую ночь провела с ним и как не хотела, чтобы он уходил, а час назад с Леви целовалась, потому что хотела так. Подумала, что ей никто из них не нужен был. Нужны были эмоции, яркие, быстрые, здесь и сейчас. Так уж вышло, что эти двое за ней сквозь года шли. Не будь их, были бы другие. Осознание больно ударило по грудной клетке, выбивая весь воздух. Вот же пиздец. А что там с Леви? Он уехал, потому что увидел, Жан ее целовал, а она и не сопротивлялась особо. Микаса рассмеялась от осознания собственной ничтожности, согнулась пополам, хватаясь за живот. Мерзкая, грязная девка, не зря ее тот мужик в отеле за шлюху принял, она же самая настоящая.Поймала себя за хвост.
— Микаса, — осторожно позвал Жан, — ты чего? Тебе плохо? — Я — плохо, — выпрямившись, ответила девушка, прозвучало драматично и ей понравилось это, — я это плохо, понимаешь? Мне правда очень жаль, что тебе больно сейчас, но нам не стоит быть вместе, мне вообще лучше быть одной, чтобы людей не мучить. Она потрепала парня по плечу, криво ухмыльнулась и развернулась. — Стой, — крикнул Жан ей вслед, — возьми, тут, — он протянул пакет, который Микаса ранее не заметила, — вещи Эрена, отдай. — А, ага, спасибо, — пробубнила девушка, достала рубашку и надела ее, у платья были короткие рукава, а вечер обещал быть холодным. Жан еще что-то сказал, но она не слушала, не то что бы специально, просто поняла, что все ее вещи, включая сумку и телефон, остались в машине Леви. Выругалась вслух, посмотрела на свои ноги. На таких каблуках до дома она точно не дойдет, лишь бы с главных улиц свернуть, а там и босиком пройтись можно. Оглянулась на офис в надежде, но на парковке пусто и свет в здании выключен. Не вернулся. Стало смешно, а говорил, что не оставит ее. Какая же глупая, что поверила. Задумалась, чего хочет на самом деле. Первым желанием было собрать вещи и уехать из города, как три года назад. Рассмеялась, ничего же не изменилось за три года, казалось, куда бы она не поехала, эти двое следом будут двигаться.Шаг, ещё шаг, разрыв
Нам осталось тут лишь бежать
Или взять и дышать навзрыд
И отрезок для нас закрыт
И ещё один шаг вперёд
Сломается луч судьбы
И так время опять прервёт
(Но у времени нет любви)
Когда ногам стало совсем невыносимо, сняла туфли и сошла с тротуара на холодный газон, сжала траву пальцами ног, прикрыла глаза. Захотелось выпить, в надежде, что дома что-нибудь осталось, двинулась вперед. Последние пять минут пришлось пройти по асфальту и ступни нещадно болели от мелких камушек, которые в них впивались. Микаса выдохнула, когда вошла в подъезд, холодная плоская плитка приятно успокаивала ноги. Постучалась в дверь квартиры и внезапно для самой себя разрыдалась, стало так страшно и жалко себя, ненависть к себе отошла. А вот осознание одиночества, что снова окружило ее, давило и подминало под себя. Дверь открылась, Микаса ввалилась внутрь, не поднимая головы и вздрогнула, когда услышала любимый низкий голос. — Микаса? — Леви обнял ее, погладил по спине, — ты плачешь, потому что я с твоей сумкой уехал? Я просил Ханджи отвезти тебя до дома, когда ты закончишь, но она не нашла тебя, твои друзья поехали к офису, пока я был тут. Давай, позвоним им, успокоим. Ну же, девочка моя, зачем так расстроилась? Прости, я очень виноват, — пока говорил, провел в комнату девушки и уложил на диван, заметил, что шла босиком и разозлился на себя. Идиот, надо было дождаться там. Но он никогда не был полон решимостью так сильно, как когда увидел, что его женщину обнимает другой. Понял сразу, что делать нужно. Поехал к ней, договорившись в с Зое, быстро объяснил друзьям Микасы ситуацию, и, хоть Эрен и не особо был доволен, Армин друга убедил, впустил в квартиру и помог собрать вещи девушки. Парни поехали искать подругу, когда Ханджи сказала, что потеряла ту из виду. А она вот шла, плакала, думала наверное, что он оставил ее, сам виноват. Когда Армин и Эрен вернулись, Микаса уже уснула, а Леви продолжал собирать ее вещи по чемоданам. — Что-то я в нем сомневаюсь, — признался Йегер другу, покосившись на дверь ее комнаты, когда они сидели на кухне. — Она ведь его все это время любила, — объяснил блондин, — ты для нее тоже важен был, сам знаешь, но он для нее особенный. — Похоже, как и она для него, — ответил Эрен, улыбнулся, — куда он собирается ее отвезти? — В Марли, вроде, — Армин пожал плечами, тоже посмотрел в сторону ее комнаты.***
— Я же говорил, что не оставлю тебя, — было первое, что услышала Микаса, проснувшись в объятиях Леви.