Фестиваль

Яркий солнечный свет озарял всё пространство кабинета. Пожалуй, он был бы даже слишком резким, если бы его ни смягчали тонкие портьеры. Однако всё равно в помещении почти не осталось теней – как одну их изгнало вон бело-желтое сияние. Самую крупную из тех, кому довелось сохраниться, отбрасывал стоящий немного левее окна человек с книгой в руках. Вот он перевернул очередную страницу, взгляд не спеша перекатывается со строчки на строчку. Как вдруг – запинка. Зажав пальцем нужное место, читатель чуть сощурился, пытаясь припомнить что-то, замер так на несколько секунд, а затем, чуть слышно хмыкнув, направился к письменному столу, на котором лежало ещё несколько разнокалиберных фолиантов. На одном из самых увесистых красовалась крупная надпись «Кембриджский англо-немецкий толковый словарь». Шнайзель Британский, Белый принц, расположившись в кресле, принялся разыскивать нужный ему термин. Он был похож на себя обыкновенного, или правильнее будет сказать такого, каким его привыкла видеть пресса и запечатлели сотни кино и фотокамер: сосредоточенное выражение лица, открыто и в то же время проницательно глядящие на мир глаза, чуть приострённый волевой подбородок. И одновременно Шнайзель существенно отличался от того плакатного облика, который можно подписать многозначительной фразой «Премьер-министр за работой». Он не давал себе труда держать образцовую осанку. Его поза была непринужденной: слегка склонён на бок, указательный палец левой руки подпирает щёку, корпус расслабленно опирается на спинку кресла. Мало того, куда красноречивее выглядели другие детали – расстёгнутая верхняя пуговица рубашки, ослабленный узел галстука. Наконец Его Высочество что-то бормотал одними губами, не то всё ещё не желающее находиться слово, не то выхваченную из книги мысль, фрагмент рассуждения, нить которого Белый принц не хотел упустить. А может вообще куплет какой-нибудь песенки? На такую мысль гипотетического наблюдателя, если бы он присутствовал в эту минуту в кабинете, могло бы натолкнуть то, что Шнайзель, с довольной улыбкой отложив словарь, начал словно подавать знаки невидимому оркестру. И в это самое мгновение в дверь постучали. Белый принц замер, а затем спокойным холодным тоном, хотя и с оттенком недовольства, мелькнувшим в глазах, громко произнёс: - Если мне не изменяет память, то я распорядился в течение часа не беспокоить. Вместо ответа деликатный, но настойчивый стук раздался вновь. Левая бровь Его Высочества поползла вверх, обозначая изумление. - Что ж, одну минуту, - сказал он после непродолжительной паузы. В несколько быстрых движений принц привёл себя в порядок, убрал книги на угол стола и голосом, в котором чувствовался поистине арктический мороз, пригласил неведомого визитёра войти. Шнайзель не скрывал своего раздражения, хотя и выражал его таким образом, чтобы, в случае необходимости, оно не помешало делу. Стоило, однако, гостю оказаться в кабинете, как Белый принц тут же смягчился. - Кэнон? А я полагал у меня есть ещё пара часов в запасе до вашего появления... - Извините, что отвлёк вас от дел, Ваше Высочество. - Пустяки. Собственно, я всего лишь позволил себе на некоторое время погрузиться в книги. Личный секретарь премьер-министра приблизился к патрону, почтительно замер, ожидая разрешения приступить к изложению результатов своей поездки в Метрополию. Он стоял ровно и прямо, но не удержался от соблазна буквально на мгновение скосить взор в сторону корешка лежащего верхним тома. Принцу этого оказалось достаточно: -«Анти-Макиавелли», 1740 год. Вы знаете, какую любовь я питаю к «Государю» блистательного флорентийца. Вот, решил оценить его критику. При всём уважении к автору, а Фридрих II Прусский не зря получил прозвище Великий, откровенно сказать, весьма сомнительное и довольно беспредметное произведение. Впрочем, не без изящества слога в некоторых местах. Вообще чувствуется, что Фридрих писал из расчёта понравиться Вольтеру – тут куда больше отвлечённого просветительского идеализма, нежели его собственного практического политического опыта. Ну и, конечно, в оригинале книга была написана на французском. XVIII столетие, Эндрю. Кажется, только у нас на Альбионе интеллектуалы отдавали-таки предпочтение родной речи, не поддаваясь всеобщей континентальной галломании. …Не удивляйтесь – я отыскал для себя издание на немецком языке. Недавно, когда у нас... гостил граф Леонард фон Шейдеманн унд Больвег, я задумался над тем, что у меня давно не было практики. Решил это исправить. Знаете, я начинаю немного жалеть в последнее время, что пренебрегал Азией в смысле изучения языков. Французский, итальянский, немецкий – одна только Европа. Ну и классика, конечно. Латынь… Она подобна в моём сознании остаткам античного города, раскопанного осторожной рукой археолога: глиняные черепки, мраморные осколки, мятая бронза – всё разбито на бессвязные фрагменты, в которых, тем не менее, чувствуется дух высокой цивилизации и даже величия. Проще говоря, я позабыл почти всё, кроме отрывочных крылатых фраз, да отдельных кусков из «Жизни двенадцати цезарей» Светония. До ваших способностей мне откровенно далеко. Кажется, вы изучили семь языков уже ко второму курсу? - Всего шесть, Ваше Высочество. - Ах, какая досада! А я было, уже собрался записать вас в выдающиеся полиглоты. Но всего шесть.. В глазах Шнайзеля вспыхнули искорки веселья… тут же потухшие, когда Белый принц заметил, что его секретарь нарочито выдавливает из себя улыбку. Эндрю Кэнон был достаточно умён, чтобы не обижаться на такую подчёркнуто доброжелательную насмешку. Тем более – прозвучавшую из уст господина. - Что-то не так? - Ваше Высочество? - У вас нездоровый вид, Кэнон, испарина на лбу. - Я чуть хуже обыкновенного переношу акклиматизацию, мой принц. Эти перелёты... Прошу меня простить. - Сколько вы спали за последние двое суток, Эндрю? - Ваше Высочество, я, право, не могу точно припомнить… - Шнайзель Британский, герцог Пендрагонский и Эдинбургский, повелевает вам: говорите правду! – голос Белого принца звенел, но смеющиеся глаза выдавали его истинное настроение. - Пять часов, Ваше Высочество, - смиренно произнёс в ответ Кэнон. - Мне в очередной раз остаётся только поразиться вашей работоспособности, друг мой, - Шнайзель мягко улыбнулся, - И скромности тоже. Вы справились со всеми делами лучше, чем я смог бы это сделать сам. - Но, Ваше Высочество, я ведь ещё даже не начинал доклад… - Я же тоже не сижу здесь сложа руки, Эндрю. Книги, чтение… Разумеется, я в курсе исхода большей части проведённых консультаций. Кроме того, мне звонили из Казначейства и Форин Офиса. Впрочем, давайте по порядку. Феллон? - Канцлер Казначейства был несколько удивлён той поспешностью, с которой принимаются столь значительные решения, однако выразил своё принципиальное согласие с большинством идей Вашего Высочества. Прежде всего, он видит предстоящие события через призму сохранения за Британией прибылей и суверенизации убытков. Казначейство подготовило свои предложения по параметрам раздела долговых обязательств между правительством возрождаемой Японии и нашей империей. Это, конечно, пока скорее проект, изложение ключевых пунктов. Детали нуждаются в уточнении. Валютная дорожная карта и регулирующие документы для банковского сектора потребуют чуть больше времени, однако в течение ближайших недель Казначейство обязалось завершить работу и над ними. Также у мистера Феллона был вопрос, на который я, к сожалению, не смог ответить: стоит ли Британии возвратить золотой запас, ранее принадлежавший японской стороне? У каждого из вариантов имеются свои издержки. В первом случае мы, очевидным образом, лишаемся части имеющихся резервов драгметаллов. Во втором – рискуем получить стремительно раскручивающуюся инфляционную спираль для свежеотпечатанных ассигнаций, когда мировой рынок сочтёт их недостаточно хорошо обеспеченными (а это по словам канцлера произойдёт наверняка). Для британской торговли, прежде всего организованного вывоза сакуродайта, будет выгодна твёрдая иена – даже возвращение к старому, довоенному курсу следует рассматривать как неудачный сценарий. В принципе мистер Феллон – и не только он, к этому я позже вернусь, Ваше Высочество, хотел бы знать, станет ли считаться восстановленное Японское государство правопреемником прежнего, или конституируется заново? Возможно, стоит начать взаимоотношения с заключения мирного договора, в рамках которого можно оговорить выплату военной контрибуции? Тогда Британия на легальных основаниях удержит основную часть золота у себя, либо обменяет его на какие-то активы на островах. - Спасибо. Дальше. - В Министерстве по делам колоний консультации продлились шесть часов. Их интересовал механизм завершения реализации авансированных инфраструктурных проектов, работа транспорта и связи в переходный период, особенно – статус жалованных граждан в изменившихся условиях, а также их родственников и потомков. Очевидно, они должны быть лишены дарованных им прав состояния, в противном случае можно будет вести речь только о своеобразном обособленном доминионе без связи с короной, однако в существенной мере остающемся под нашей юрисдикцией. Ну и миграционный аспект, конечно… Лорд-канцлер и Министерство юстиции были подключены к изучению вопроса жалованных одиннадцатых – их эксперты полагают издание общего закона более разумной мерой, нежели решение Судебного комитета Тайного совета. В то же время все уповают на то, что подобный документ примет японская сторона – дабы избежать дебатов в Палате Общин. - Прекрасно их понимаю. Я обеспечил нам поддержку парламентского большинства, однако предвижу исключительной яркости и силы взрыв на креслах оппозиции, когда там поймут, что кабинет намерен поддержать и развить заявления вице-наместницы Юфемии. - У меня при себе пакет замечаний от герцога Аберкрона. Там 86 страниц, Ваше Высочество, так что не стану утомлять вас их пересказом. Хоум Офис сильно раздражён тем, что его обошли и не посоветовались заблаговременно. К тому же вы знаете обыкновения герцога. Он в принципе редко бывает доволен. Тем не менее, переждав бурю, я отметил четыре наиболее существенных элемента, вызывающих недопонимание. Министерство внутренних дел настаивает на том, что откажет в экстрадиции преступников-японцев, осужденных в течение 10 лет нашего правления по британским законам и отбывающих своё наказание вне островов. Во-вторых, Правительство Его Величества должно соглашаться взять на себя обязательства по пенсионному обеспечению только для тех жителей Японии, которые успели получить жалованное гражданство – и надлежащим образом оформить соответствующие бумаги до провозглашения Одиннадцатой зоной независимости. Либо – в крайнем случае – быть в полной готовности оппонировать японским притязаниям в ходе судебного разбирательства. Причём все претензии непременно следует свести в коллективный иск, иначе «славная юриспруденция нашей Британии беспомощно захлебнётся в этом потоке». - Эндрю, ты уверен, что лорд Аберкрон выразился именно так? - Боюсь что чуть крепче, Ваше Высочество. Герцог конкретизировал, из чего будет состоять упомянутый поток. - Узнаю старого ворчуна. Но своё дело он знает. Ещё два пункта? - Армия. Хоум Офис предлагает сделать уступку пуристам, переведя всех японцев в подобие старого французского Иностранного легиона, обособив и выделив их из рядов вооруженных сил. - А вот это неплохая идея. Они могут польститься такой костью, видя в ней прецедент на будущее. Дальше. - Архивы полиции могут быть переданы японской стороне в полном объёме тогда и только тогда, когда Орден чёрных рыцарей прекратит своё существование в качестве организованной силы. - Тут мне, пожалуй, следует самостоятельно переговорить с хозяином Хоум Офиса. …Больше ничего? - Ммм… - Что? - Герцог просил передать, что создать из воздуха правящего монарха в партию Юфемии – это очень хорошо, но не может ли Ваше Высочество также пристроить и Гвиневру? И, по возможности, сделать это так, чтобы империи не пришлось расставаться, скажем, с Индией. - Дааа… Интересно, какую колкость сочинила про несчастного наша Роза Пендрагона на этот раз, если его столь сильно проняло? Лорд Альберт, хотя и брюзглив, никогда не позволял себе на моей памяти хоть с тенью непочтительности отзываться о Фамилии. Хорошо. А Форин Офис? Министр был у меня на проводе полтора часа назад. Однако мне хотелось бы подробнее узнать о мнении другого человека… - Как вы и говорили, Ваше Высочество, я обратился за консультацией к постоянному заместителю государственного секретаря сэру Норпли. Мы беседовали около часа – во время перерыва на послеобеденный чай. Господин постоянный заместитель при этом распорядился заварить крепкий зелёный из свежего сбора. И я сразу понял, что передо мной проницательный человек – это было именно то, что нужно для восстановления концентрации и тонуса. Сэр Норпли посчитал, что дополнительная дипломатическая подготовка задуманного манёвра могла бы придать процессу большую плавность и твёрдость хода. Спешка вообще почти всегда вредит, особенно в сфере международных отношений: тебя непременно начинают подозревать в том, что ты уже зажёг фитиль на спрятанной за спину бомбе – потому и стремишься упредить момент, когда шнур прогорит до конца. В остальном у него нет особенных замечаний к плану. Полезность крепкого регионального союзника в Восточной Азии не вызывает сомнений. Британия, конечно же, сохранит за собой экономические преференции, которые лучше чего либо другого, даже – о наш циничный век – династических связей, соединят Пендрагон с Новым Токио. Если Вы, Ваше Высочество, действительно отыскали наследника, а также надёжные свидетельства его подлинности, то вопрос о легитимации режима отпадает сам собой. Момент выбран оптимальный. Германия разыграла свою карту – и та оказалась бита. Если в ином случае мог бы существовать риск постепенного просачивания назад во власть старых элит, то теперь путь им можно перекрыть просто по умолчанию. Постоянный секретарь также советует, проконсультировав новое японское правительство и от его имени, озвучить претензии на ту часть иностранных вкладов старых госструктур Империи восходящего солнца, контроль над которыми сохранил Савасаки с остальными беглецами. Они давно уже растрачены немцами – но тут и не в деньгах соль, а именно в поводе дополнительно подчеркнуть марионеточный характер изгнанников Циндао. Ну и просто это полезная шпилька, которую можно при случае воткнуть в бок статс-секретарю по иностранным делам в Берлине, если тот, допустим, начнёт подымать старые споры о железнодорожных концессиях в Персии. Вторжение и его провал развязали Вашему Высочеству руки. Ещё недавно сэр Норпли не рекомендовал бы серьёзных шагов на фоне неспособности остановить Зеро и нарастающего хаоса в Зоне вообще – они воспринимались бы в мире как действия с позиции слабости. В завершении заместитель государственного секретаря заверил меня, что всегда к вашим услугам, а также что в инициативном порядке им будет выработан ориентировочный текст циркуляра, который наши посольства получат и озвучат в день провозглашения независимости. - Это всё, Эндрю? - Также у меня был долгий разговор с Канцлером герцогства Ланкастерского, но поскольку никаких практических следствий за ним не возникло, я позволил себе о нём умолчать. Именно он очень беспокоился о том, является или нет новая Япония правопреемницей прежней. Ему виделся здесь тонкий момент, где ни в коем случае нельзя позволить ущемить нашу национальную честь. И ещё я присутствовал при проведённой по вашему распоряжению сверке переданных из колонии актуальных статистических данных с архивными в Министерстве образования и Национальной службе здравоохранения. - Результаты? - Разночтения, конечно, есть. Но ничего критического, мой принц... - Тогда почему мне кажется, что у тебя нечто так и осталось невысказанным? - Я отчитался обо всех местах и инстанциях, где был, Ваше Высочество. Однако мне кажется, что вашему покорному слуге надлежало бы посетить ещё одно. - Вот как? Какое же? - Пендрагон. - Нет, Кэнон. Во-первых, как раз туда мне следовало бы отправляться исключительно лично. А во-вторых… У меня нет ни малейших сомнений, что отцу уже всё известно до деталей. Если бы он желал дезавуировать меня, то не стал бы дожидаться последней минуты, обеспечивая публичный скандал и хаос, а донёс свою позицию сразу и напрямую. Что до формальной стороны, то де-юре Юфи действует по своему почину. Правительство лишь реагирует. В свой черёд суверен будет с соблюдением всей положенной процедуры извещён об итогах трудов кабинета. Тем более, что без визы императора обойтись в подобной ситуации не выйдет априори. Мне нет нужды особо уведомлять отца. Кроме того, информированность хозяина главной королевской резиденции не означает осведомленности всех обитающих там по углам пауков. Мой дорогой батюшка не имеет обыкновения лишний раз делиться важными сведениями, когда не видит в том собственной нужды. Если бы у нас по-прежнему сохранялась традиция давать тронные прозвища, то его именовали бы Карл III Себе-на-уме. Мне очень хочется пронаблюдать реакцию двора на речь Юфемии, а точнее её последствия, когда я в качестве премьер-министра не только поддержу свою младшую сестрицу, а стану, точно выигрышные комбинации в покере, выкладывать на стол готовые дорожные карты. - О, там, безусловно, будет на что взглянуть, Ваше Высочество. - Мой интерес не праздный, Кэнон. Меня мало заботит само по себе выражение лиц представителей пендрагонской камарильи, почувствовавших, что им наступили на больную мозоль амбиций. Тайные враги, которых, я надеюсь, подведёт жадность, неготовность признать, что так хорошо послужившее им орудие сделалось бесполезным – вот кого я желаю спровоцировать. Хозяев Зеро, которые попытаются перенести игру на новое поле. - Вы больше не сомневаетесь, мой принц? - Да, Эндрю. Я по-прежнему неспособен ясно прозреть цели той силы, что стоит за спиной всего этого своеобразного заговора. Но вполне убеждён: к Японии и её судьбе он имеет лишь косвенное отношение. Это недруги нашей фамилии, императорского дома. - Но… - Что угодно. Ты, вероятно, помнишь тот вечер, когда я впервые формулировал версии? Там было всё, вплоть до самого невероятного. Элиты Старой Англии, недовольные «предательством» династии, окончательно свершившимся пару поколений назад фактом эмиграции верховной власти. Затаившиеся американские республиканцы. Взбесившиеся пуристы. Социалисты. Анархисты. Побочная ветвь от одной из связей Эдуарда VII. Аристократические фамилии, подвергшиеся опале за последние полтора столетия. Финансово-промышленные круги, имеющие определяющее влияние на избирательный процесс, которые желали бы через ослабление монархии подкопаться под Палату Лордов. Ответа нет. Однако метод исключения и логическое мышление продолжают работать. К тому же меня очень тревожит поведение отца. Он знает что-то. И умалчивает об этом. Я не только провёл в уме – ощутил параллель между его поведением после убийства Кловиса и тем, что было 10 лет тому назад, когда погибла Марианна. К слову, эта удивительная хронологическая точность... Она даже заставила меня добавить в перечень возможностей эзотерический культ с жертвами королевской крови. Смешно. Нелепо. Но вот когда мне стало совершенно не до смеха, так это после не терпящего возражений отказа отца дать мне возможность ознакомиться с перепиской брата. А ещё он видно позабыл рассказать мне о своей встрече с детективом, расследовавшим смерть Кловиса. Вроде бы как безуспешно – настолько, что от позора неудачи он предпочёл вовсе оставить службу, выйдя в отставку. Так глубоко переживаемое чувство долга – заслуживает уважения, Кэнон, не так ли? С ним говорили потом по моей просьбе, с этим инспектором Гудфеллоу. Опытные и профессиональные люди. Официально и под прикрытием. И не сумели извлечь практически ничего полезного. Слишком, настораживающе мало. Якобы он не достиг никаких позитивных результатов: мгновенный тупик, отсутствие версий. При этом наш отставник не в состоянии припомнить подробностей ни одного допроса подозреваемых. Удивительно скучный и глупый человек, не так ли? Прежде имевший безупречную репутацию и послужной список. Мне удалось под другим предлогом вытребовать через Лорд-гофмейстера журнал посещений Его Величества. Мистер Гудфеллоу в нём отсутствует, хотя заслуживающим доверия источникам совершенно точно известно, что он был в Малом дворце, причём провёл там самое меньшее два часа. Я искал циклы с периодичностью в десятилетие. Анализировал законопроекты, обсуждавшиеся за полтора-два месяца до покушений на Марианну и на Кловиса соответственно. Колебания биржевых котировок. Громкие слияния и поглощения на рынке. Некоторые сходства можно обнаружить, но нет никакой уверенности, что после означает вследствие. Силился понять, от чего должно отвлечь планету шумное представление в Одиннадцатой зоне. Я потратил больше всего сил и времени на то, чтобы отыскать мотив – корень всех вещей. И именно неспособность сделать это возвращала меня к банальной, лежащей на поверхности картинке с одиноким волком, хитростью и беспощадностью проложившим себе путь к статусу террориста номер один современности. Буйнопомешанным маньяком. Доктринёром-идеалистом. Самостоятельной сущностью. Только она… Я окончательно укрепился в своих подозрениях после реакции Зеро на вторжение Армии империи восходящего солнца в изгнании. Агрессия. Вооруженное противоборство. Совершенно точно иного ждали его сторонники. Как сам глава Чёрных рыцарей объяснял своё решение? Ссылкой на подчинённый статус господина Савасаки и кампании. Дескать нет никакого смысла менять одних иностранных господ на других. Слабая позиция. Во-первых, любому очевидно, что зависимость зависимости рознь. Непримиримых и бескомпромиссных всегда немного. Большинство вполне удовлетворилось бы полноправным гражданским статусом, собственной государственной символикой, возрождением национальной культуры. Кроме того, откуда такая уверенность, что правительство в изгнании, обретя власть, непременно будет твёрдо хранить верность прежним благодетелям? Бескорыстная преданность вообще нехарактерна для реальной политики. И как раз Зеро вполне мог бы положить начало дрейфу вновь воспрянувшей империи в сторону свободного плавания. Наконец, ничто не мешало ему попытаться перехватить управление – выступить в качестве союзника вождей интервенции, а затем устранить их. Нечто подобное он уже провернул прежде с руководством Фронта Освобождения. Оттуда был рекрутирован, если я правильно помню, только полковник Тодо. Да, такая попытка была бы чревата риском раскола в антибританских рядах. Вот только вместо этого Чёрные рыцари не протянули руку сотрудничества, а сразу набросились на потенциальных союзников. Мне доводилось слышать мнение, что Зеро тем самым окончательно консолидировал свою власть, превратился из политического лидера в практически пророка, главу секты, которому подчиняются беспрекословно в любом его требовании. И повязал своих людей кровью не только ненавистных колонизаторов-оккупантов, а японцев, вынуждая следовать за собой до конца. Примерно так на дело смотрит и Корнелия. Однако я вижу нечто иное. Зеро поспешил напасть на силы правительства в изгнании, поскольку больше всего он не желает прекращения партии. В том числе путём её формального выигрыша. Да, Кэнон, именно так. Он страшится и не желает собственной «победы»! Почему? Видишь ли, тогда нашему Мистеру Х придётся снять маску. Если он возьмёт под свой контроль территорию, достаточно значимую, чтобы с ним стало интересно иметь дело внешним игрокам, а наши протесты утратили для них свою весомость. Они не станут заключать никаких договоров, тем более – идти на альянс с тёмным пластиком, блестящим стеклом и многозначительной кличкой. Им нужен будет человек. Или больше того. Япония свободна. Разумеется, она пожелает увидеть лицо своего спасителя! Организация власти, какова бы они ни была – восстановление монархического строя, или эта провозглашенная Орденом чёрных рыцарей нелепица под названием Японские Соединённые Штаты – не терпит анонимности. Зеро может возглавлять подполье. Но не участвовать в выборах. Сейчас скрытность предводителя террористов оправдывается соображениями безопасности, стремлением избежать поимки. Чем прочнее будет позиция борцов за независимость нынешней Одиннадцатой зоны, тем больше она станет вызывать вопросов. А Зеро не может снять маску ни при каких обстоятельствах. Потому что под ней – пустота. Нет-нет, никакой мистики, мой друг. Я имею в виду нечто иное. Вы никогда не задумывались, Кэнон, отчего такое странное имя выбрал себе наш предпочитающий оставаться инкогнито вождь? Зеро есть нуль. Как будто не слишком подходит для человека, вознамерившегося увлекать за собою других, да к тому же склонного к пафосу и эффектам? Для обозначения покрова тайны можно было подобрать немало более удачных понятий. Я ощущаю здесь мефистофелевскую иронию. Оставленный на видном месте намёк, который никто не сумеет прочесть. Зеро может оказаться кто угодно. И не в смысле тщательно охраняемого секрета одной отдельной личности. А в том, что это – маска, вроде Чумного доктора, или Арлекина, амплуа. Актёр же заменяем. Зеро нельзя разоблачаться, откладывать в сторону шлем, потому что под ним может оказаться многоглавый дракон – целая группа людей, изображавших его в разные моменты времени в зависимости от обстоятельств. Покуда сохраняется инкогнито, лидер Чёрных рыцарей бессмертен и вездесущ. Нет никакого противоречия в том, что его видели в нескольких местах одновременно. Убить того самого Зеро невозможно – всегда окажется, что это было всего-навсего подставное лицо. А вот настоящий…! Опять же, Эндрю, вы не обращали внимания на изумительно маленькую толику собственно японской специфики во всём предприятии этого анонима? Стоит чуть отойти в сторону, окинуть всё непредвзятым взглядом. Почему не самураи, а именно рыцари? Где хоть один исторический японский символ? Любого аристократического дома, религиозно-философской школы – чего угодно? Личность всегда имеет корни. А вот проект можно с намерением подготовить универсальным. Зеро и его Орден с абсолютно тем же успехом могли бы гастролировать в любой другой колонии вместо Одиннадцатой зоны. Драться за независимость жёлтых, чернокожих, людей какой угодно расы, разреза глаз, культуры и языка. Зеро… это ещё и особая ситуация при игре на рулетке, если выпадает заветная цифра. Когда все ставки, независимо от того, кем и как они были сделаны, забирает крупье. Кто-то говорит нам, что при любых раскладах останется в выигрыше… Но постойте… Кажется я вижу тень скепсиса на челе моего верного оруженосца - что вас смущает на сей раз, Эндрю? - То же, что и прежде, мой принц. Теория о множественности Зеро предполагает, что существует разом довольно значительное число лиц, имеющих прямой выход на наших гипотетических закулисных кукловодов. Их сложнее контролировать, тяжелее обеспечить постоянство и преданность. И, прежде всего, их всех требовалось в какой-то момент завербовать. Исключительно непростая операция с учётом закрытости и изолированности старого подполья Одиннадцатой зоны. К тому же – чрезвычайно рискованная. Стоит только одному из потенциальных актёров попасться в руки полиции, либо Секретной службы. Да и сейчас тоже… Они ведь не могут все играть роль Зеро одновременно – это вызвало бы слишком много подозрений в рядах их собственной организации, если бы большое количество чёрных рыцарей клялось, что видело своего лидера разом в двух или более удалённых друг от друга местах. Без маски артист превращается в рядового боевика, и следовательно может стать жертвой какой-нибудь облавы. Ну а далее – катастрофический рост рисков для его нанимателя. Первый же допрос с пристрастием вполне способен расколоть столь информированного агента. Угроза петли за терроризм, шанс спасти себя, сдав следствию бесценные сведения. Японцы умеют быть стойкими. Я даже готов допустить, что ни один из разыгрывающих Зеро актёров до самой своей кончины не раскроет тайны. Но вот что их хозяева настолько доверяют этой выдержке, чтобы только на неё одну делать ставку? Нет. Это, как мне кажется, исключено. -Неплохо, Кэнон. Однако в твоих рассуждениях есть одна фундаментальная ошибка, сводящая на нет всю стройность дальнейших логических построений. Ты отчего-то решил, что артисты обязаны сами принадлежать к организациям вооруженных инсургентов-одиннадцатых. Вовсе нет. Я убеждён, что, так сказать, в свободное от работы время наши Зеро ведут самую мирную и примерную вторую жизнь. Более того. Мне даже кажется весьма вероятным, что они вовсе не принадлежат японской нации. Это британцы, которых рекрутировали в Метрополии, многократно перепроверили там же, а затем уже направили в колонию тех, кто прошёл тщательнейший отсев. Это гарантирует от неприятных для заговорщиков возможностей случайной поимки, о которых ты говорил. Равно как и от шанса, что один, либо несколько Зеро, изменив нанимателю, раскроются перед кем-нибудь из собственных подручных. Белое лицо станет последней каплей. Свои же сочтут происходящее провокацией, уберут вышедшего из повиновения агента, место которого тут же займёт иной, сохранивший лояльность направляющей руке аноним. - Но Ваше Высочество… Британцы? Как они могли внедриться в структуры местных – я имею в виду первый шаг? При недоверчивости одиннадцатых, их своеобразии и обособленности. Само появление неизвестного в маске априори обязано было вызвать большие сомнения. Если же он к тому же слабо ориентируется в нюансах, не знает имён, условных сигналов, истории движения… - В этом нет ничего невозможного, Эндрю. Особенно если за той конкретной ячейкой, в которую осуществлялось внедрение, предварительно наблюдали. Шпионы-профессионалы могут годами жить в чужой культурной среде, изображая из себя местного уроженца. «Припоминать» случаи из детства, обсуждать со знакомыми курсы лекций «услышанные» на занятиях в одном из местных университетов. Они порой даже заводят семьи, где каждый день всплывает неизъяснимое множество мелочей, вроде того, сколько стоили лет десять-пятнадцать тому назад какие-нибудь продукты в бакалее. От наших Зеро требуется несравненно меньше. Они не имеют прошлого и даже настоящего вне пределов маски. С ними не станут обсуждать старых звёзд кино, или давно минувшие спортивные матчи. Вообще людей, Кэнон, потенциально можно натаскать на что угодно. Я взял себе труд перед тем, как отправиться сюда, перечитать по диагонали Хагакуре – и сейчас сумею в двух-трёх предложениях поддержать беседу о традициях благородного клана Набэсима. Тому же Зеро требуется лишь немного больше. Сама напряженная обстановка подполья с постоянной готовностью к бою и недостатком времени не располагает к длительным отвлечённым разговорам. Наконец, есть и альтернативный вариант – он по-своему проще и остроумнее любого иного. Вы поневоле проникнитесь доверием к человеку, который вызволяет вас из беды, попутно без малейших колебаний истребляя ваших врагов. Когда у нас впервые Зеро вышел на сцену? Под камерами и при большом скоплении народа – позже, однако не вызывает сомнений, что его дебют - это убийство Кловиса. А тогда по распоряжению брата как раз устроили масштабную облаву на террористов, которых зажали в Синдзюку. Почти наверняка Зеро явился к ним как спаситель, тот, кто внезапно отвёл клинок, уже готовый обрушиться им на шею. Убивал солдат. В конечном счете, застрелил самого генерал-губернатора. Какие уж тут сомнения? Ни один провокатор не пойдёт на такое… - Допустим, всё так, мой принц. Только вопросы по-прежнему остаются. Если говорить о Синдзюку… Хозяева Зеро либо должны были знать обо всём заранее, предвидеть теракт, атаку гетто, всю цепочку событий, либо отличаться поистине молниеносной реакцией, чтобы сымпровизировать. - А вот это, Эндрю, весьма интересная и потенциально плодотворная тема для дальнейших размышлений. Но, каков бы ни был ответ, он не меняет сути в ключевом пункте. - Каком же, Ваше Высочество? - Что следует сосредоточиться не на Зеро как таковом, или, тем более, его организации, а на силе, стоящей за их спиной. Черные рыцари по существу – приманка. Их дерзость приковывает к себе внимание, нарастающая мощь заставляет то и дело задумываться о возможности внезапного перехода противоборства в открытую фазу, что вынуждает нас сбиваться на военную логику при решении задачи. Тогда как на самом деле центр всего – политика. Лишь в ней можно отыскать ответ. Источник победы над Зеро. Заметь, мы достигали наибольшего успеха, когда не обращали внимания на эту уловку, не боролись против него напрямую. Корнелия разнесла его в уже не раз помянутом сегодня Синдзюку – это ровно ничего не поменяло. Нарита – пирров успех. Примерно равные потери людей и техники, едва не попавшаяся в ловушку Британская львица, кадры с этим превратившимся в один сплошной селевой поток горным склоном, перепугавшие обывателей по всей Зоне. С другой стороны противопоставление вождю Чёрных рыцарей фигуры рыцаря белого – Сузаку Куруруги, изначально почти случайное, возымело куда больший эффект. Орден Зеро недосчитался множества рекрутов, поверивших, что Британской империи можно служить со славой, честью и не забывая при этом об интересах собственной нации. Ну а наше расследование деятельности некоторых людей из аппарата управления колонией – я имею в виду, прежде всего, господина Хоппа, их непубличных связей с прежними японскими элитами, вовсе выглядит наиболее продуктивным из всех шагов, предпринятых пока на островах. При том, что Зеро там фигурирует лишь косвенно. - Это совершенно справедливо, мой принц. В прежних условиях. Теперь же запущен обратный отсчёт до момента восстановления независимости Одиннадцатой зоны. Обходные манёвры хороши всем, кроме того, что они всегда требуют больше времени, нежели прямой путь – а именно его может скоро начать не хватать. - Им, Эндрю. Не нам. В этом вся соль. Мой замысел в отношении будущего Японии… конечно, это далеко не единственный его аспект, однако он может быть понят и как масштабная попытка принудить хозяев анонима в маске раскрыть свои карты. Мне казалось, что ты схватил суть… - Я понимаю, почему стратегически ход выигрывает партию, Ваше Высочество. Риски, связанные с тем, как поведёт себя организация Зеро, осознав неизбежность поражения – вот источник моего беспокойства. Вы намерены как-либо превентивно ослабить ударные возможности неприятеля прежде, чем основные силы нашей армии покинут острова? - Никто и никуда не уходит, Кэнон. Отплытие из района Нового Токио конвоев с солдатами и официальными лицами есть не что иное, как элемент спектакля. Япония становится суверенной не мгновенно, а через промежуточный этап с формированием Особой административной зоны. После одним из первых указов императора Сузаку – ну или какое там новое тронное имя он примет по здешней традиции – станет договор о военном союзе двух держав. В случае нужды мы в состоянии перебросить по воздуху несколько полков за 10 часов. Относительно этого меня уверили в штабе ВВС. Киото с его промышленными мощностями и финансами меняет сторону. Кирихаре нет никакого смысла держаться в новой системе власти за ситуативный альянс с непредсказуемым Зеро. А значит, из под ног Ордена уходит логистическая и производственная почва. При дефиците тяжелого оружия, без найтмеров и артиллерии, не говоря уже об авиации, они не смогут выйти за пределы террористических методов. Только всеобщее массовое восстание могло бы уравнять для Зеро шансы, но как раз оно после восстановления старой династии на престоле окажется совершенно исключено. Нет, Эндрю. Я не стану предпринимать ничего. Если крысе прищемить хвост, зажать её в угол, она может броситься. Нам сейчас не нужны неожиданности. Пускай всё остаётся как будто нетронутым – и в то же время совершенно бесполезным. Пусть они – я имею в виду истинных отцов заговора – окажутся на крючке у собственной жадности. Такой естественной в подобном случае. Единственный точный ответ на мой гамбит – безропотно отдать материал, бросить всё с таким трудом завоёванное достояние. Если же они решат спасти, извлечь свои активы, и переместить здание всего этого чёрного ордена из Японии на новое место... Тогда в процессе неизбежно останутся следы. - Весьма тонкий расчёт, Ваше Высочество, если мне позволено выносить оценку. Я бы даже сказал изящный. - И вы, Кэнон – жизненно необходимый элемент его успеха. - Что вы, мой принц. Моя поездка… - Я не о ней, Эндрю. Вернее, не только. Ваши услуги как порученца очень ценны, но, прежде всего, вы важны как едва ли не единственный человек, с которым я могу быть полностью откровенным. - Вы считаете, что сети заговора раскинулись столь широко, Ваше Высочество? Неужели до такой степени никому нельзя доверять… - Нет. Я подразумеваю вовсе не возможность измены, - Белый принц вздохнул, сделал небольшую паузу, - Допустим, моя сестра Корнелия. Она – одна из самых достойных людей, каких я знаю. Идея предательства ей абсолютно чужда. Британская львица – это практически живой символ надёжности, верности. Корнелия без колебаний пожертвует во благо империи собственной жизнью, а я, пожалуй, доверил бы сестре свою. И, несмотря на всё перечисленное, или вернее именно из-за него, мне ни в коем случае нельзя было посвящать её в подробности и подоплёку плана. С её представлениями о воинской чести, долге, справедливости, её характером, привязанностями, жизненным опытом, она никогда не стала бы действовать так, как это необходимо, знай Корнелия всю правду. Похожая ситуация с Юфемией и многими другими. Люди делятся на два типа, Кэнон. Есть те, кто готов стать твоей пешкой, позволять распоряжаться собой как заблагорассудится, не задавая вопросов. Из страха, во имя выгоды, ведомые фанатизмом, либо нежеланием брать на себя ответственность, думать своим умом. Как правило, это – разной степени отъявленности негодяи, или же трусы. Они послушны, но ненадёжны. В самый ответственный момент так удобно лежащая в пальцах пешка может сменить цвет. С другой стороны – те, кто способен на преданность. Вот только она очень редко оказывается персонифицированной и безграничной. Это лишь здесь, в Японии, местным аристократам, похоже, удалось вывести идеальную служебную породу человека разумного. Самурай, если верить Хагакуре, был обязан, не угодничая перед господином, упорно пытаясь переубедить его, коль скоро принятое хозяином решение представлялось слуге неверным, тем не менее, исполнить любой его приказ. Быть может потом, протестуя против несправедливости, либо мучась раскаянием, кончая из-за этого с жизнью. В нашей, европейской цивилизации, лояльность неизменно имеет рамки, которые задают Бог, нравственность, совесть. Что ещё важнее, за редчайшими исключениями мы делим нашу верность, поскольку даём сразу несколько морально равнозначных присяг. Страна, семья, узы дружбы, общие моральные ценности. Мы пытаемся, как Труффальдино, услужить разом многим хозяевам. И это правильно. Вот только подобная многоплановость неизбежно приводит нас к неопределённости, усложняет процесс выбора. Людей можно убежать, отыскивать подход, набирать всё новые аргументы. Или приказывать. Подавлять авторитетом. Требовать повиновения тогда, когда внутренний конфликт ещё не разрешен. Тогда для них окажется верно всё, что справедливо для обыкновенных инструментов. Одни, более хрупкие, могут сломаться сразу. Другие, отличающиеся большей стойкостью, послужат некоторое время, а после – затупятся, выгорят, сделаются равнодушными. Либо тоже треснут, дадут слабину. Нет ничего ценнее, чем человек, действующий в твоих интересах искренне и инициативно! Он отыщет возможность, которую ты не предусмотрел, не встанет на месте, стоит только игроку отвлечься, переключить на посторонний предмет внимание, как это случится с шахматной фигурой на доске. Невероятно трудно находить баланс между требующей времени индивидуальной обработкой кадров и их незамедлительным использованием во благо дела. Государственный ум обязан понимать, что самое эффективное средство, позволяющее достигнуть гармонии, это частичное умолчание. Никто не ощущает себя слепым – и в самом деле не мыкается, как новорожденный котёнок. Но, в то же время, знает лишь ту часть правды, которая не вызовет у него протеста, вынуждая прибегать к дополнительным разъяснениям. Нет нужды давать каждому исполнителю детальные инструкции, потому что ты способен достаточно точно предсказать его решения, вызванные собственными побуждениями. Все просто чудесно – до тех пор, пока число участников действа не начинает расти. Каждый должен оказаться в определенный момент на нужной позиции, правильным образом взаимодействуя с другими. Чем сильнее твои старания заблаговременно надёжнее увязать всё и вся между собой, тем они заметнее. Вплоть до того, что начинают вызывать нежелательные дополнительные вопросы… Манипулировать нужно одними лёгкими касаниями, будто бы спонтанными в этой своей видимой непринуждённости. Или, как это иногда случается в бильярде, если немного перебрать с силой воздействия, пролетающий мимо человека биток твоей направляющей воли, вместо того, чтобы лишь чуть прикоснувшись «щёчкой» подкрутить шар в направлении лузы, заставляет его метаться, хаотично сталкиваясь с другими и портя всю картину. Только за зелёным столом у вас есть возможность примериться как следует, сконцентрироваться, позволить кию плавно ходить по руке. Ваша осторожность, плавность и неторопливость никого не смущают. Что касается искусства интриги… Главная тонкость здесь – необходимость принимать решение молниеносно, потому что, как небесные тела вновь сойдутся после парада планет в той же конфигурации только через сотни лет, так и нужные люди лишь единственный раз окажутся на такой дистанции друг от друга, когда не обязательно будет вести их за руку – достаточно чуть развернуть, чтобы они оказались лицом к лицу. И, если допустил ошибку, то исправлять её надо не прекращая жонглировать обстоятельствами – иначе опоздаешь, всё посыплется из рук. А темп давит. Развивая игровые ассоциации, это сродни быстрым шахматам. …Никогда не любил их. В отличие от моего покойного брата… Нет-нет, не Кловиса. Этот знал, как ходят фигуры – не более того. Лелуша. Вы поступили ко мне на службу, когда они с Наннали уже погибли, и не застали его. Он почти всегда выигрывал наши с ним короткие партии. Мда… Возможно, наш Лулу отдавал им предпочтение именно потому, что это был единственный способ взять надо мной верх – при классическом контроле времени я никогда не упускал победы. Впрочем, едва ли дело было только в этом. Сам стиль брата – остроатакующий, нацеленный на короля, на мат. Не лишённый известной небрежности, зато неизменно оригинальный… Ха! Мне случалось даже немного завидовать. - Осмелюсь отметить, Ваше Высочество, вы преуменьшаете свои таланты: не каждому удастся на равных играть с кем-нибудь, вроде мистера Блэксмита. Помните ту вашу встречу в Бостоне? - Разумеется. Как и то, что наш претендент на мировую шахматную корону играл на двадцати досках одновременно. И что мне едва удалось свести партию на ничью. Кроме того, Кэнон, вы, похоже, не совсем поняли, но я говорил о пятилетнем ребёнке. Лелуш был десятью годами младше меня, непрерывно прогрессировал. Из него вырос бы выдающийся мастер. Как сейчас помню его с доской в руках. Подходит – серьёзный, сосредоточенный. И вежливо просит дорогого брата уделить пять минут. Хитрец. Я в какой-то момент взял было обыкновение дезертировать с черно-белого поля брани: отговаривался делами, спешкой. Игра – это, вроде бы как, не вполне серьёзно. Но не откажешь же младшему брату во времени, которого едва хватит, чтобы опустошить чашку чая? И мы опять выставляли часы… К слову о них. Очень хорошо, что вы здесь, поскольку я теперь могу со спокойной душой избавиться от этого раззолоченного монстра. Пока мой секретарь рядом, затеряться во времени мне не грозит. Кэнон слегка повернул голову, оценивая массивные часы, выполненные в виде двух гербовых фигур – единорога и льва. Вместо четверочастного щита между лапами и копытами зверей располагался циферблат. На его взгляд в них, несмотря на избыточную претенциозность, не было чего-то по-настоящему ужасного. -Пошлость, - пояснил Белый принц, - Которая ещё могла бы быть извинительна сама по себе. Однако из-за всего этого бездарного блеска и особенностей конструкции невозможно, сидя за столом, отчётливо разглядеть минутную стрелку. …У меня, как ты понимаешь, не было времени обставить здесь всё в соответствии со своими вкусами. Теперь уж едва ли есть смысл начинать, но я не откажу себе в маленьком удовольствии вытащить эту раздражающую занозу. ...Кажется, ты опять принял это на свой счёт, не так ли? - Да, Ваше Высочество. Мой долг – организовывать вашу комфортную и плодотворную работу, а значит и обеспечивать для неё все необходимые условия. - Знаешь, Эндрю, чем отличается хороший дворецкий от идеального? У первого в доме все идёт так, как заведено, что бы ни случилось. У второго – так, как требуется господину именно в этот момент времени. Мне сейчас был нужен в первую очередь помощник и доверенный представитель, которого при необходимости можно направить с поручением через океан, а не лакей, меняющий предметы интерьера. В конце концов, если бы уж несчастные часы так сильно меня донимали, неужели я не нашёл бы возможность отдать все требующиеся в таком случае распоряжения? Просто у нас обоих постоянно были слишком туго набиты головы, чтобы там отыскалось пространство ещё и для подобной мелочи. То, что оно теперь появилось – хороший знак. Я бы даже рискнул назвать его символом успеха. - Да, мой принц. Благодарю вас и… Действительно недавние события слишком выбивались вон из общего ряда, чтобы прилагать к ним обычную мерку. - Вы дали весьма дипломатичное определение, Кэнон. Если бы кто-нибудь ну хотя бы во время тех чудовищно затянувшихся прений вокруг Билля об акцизе рассказал мне о перипетиях последних месяцев, то я решил бы, что меня просто пытаются развлечь, блеснуть остроумием, слегка перепев сюжет какой-то оперетты, плутовской комедии. В самом деле, все клише соблюдены, всё на месте: скрывающийся престолонаследник, влюблённая (и не в кого-нибудь, а именно в него) принцесса, злодей в маске и, хм, волшебник, который сперва распутывает клубок, а затем снова увязывает вместе нити так, чтобы всё разрешилось наилучшим образом. Не хватает только исполняемой хором песни, когда артисты выходят разом на поклон. Впрочем, официальное торжественное провозглашение Особой автономии Нового Токио у нас ещё впереди – едва ли ошибусь, если предположу, что музыки и торжественных декламаций там будет предостаточно. Между прочим, вы пропустили весьма занимательное представление за время вашей отлучки. Помните, как я обратился за содействием к лорду Артуру Эшфорду? - Неужели он повёл какую-то свою игру? - Нет. Просто у лорда Артура оказалась весьма даровитая и оригинальная внучка. Дед привлёк её к организации оговоренного нами мероприятия. - Позвольте угадать, мой принц: она со свойственным юности наивным энтузиазмом решила самостоятельно докопаться до истины? - О, отнюдь, Кэнон. Вовсе нет. Вы определённо недооцениваете масштаб. Наша наследница выдающейся фамилии умудрилась замутить воду во всём Новом Токио. Её эмиссары были на всех улицах. Повсюду листовки. И дважды люди, совершенно не склонные к юмору, докладывали мне, что у Чёрных рыцарей Зеро, кажется, появился ещё более таинственный конкурент. Как вам это? - Признаюсь, неожиданною - А если я скажу, что сделанная с подачи мисс Эшфорд своеобразная пародия на конспиративно действующую организацию, стоит добивать и в самом деле весьма острая, заставила так переволноваться журналистов в одном из городских изданий, что они отважились обратиться за разъяснениями непосредственно к генерал-губернатору? Можешь себе представить, какими потенциальными последствиями это грозило? К счастью, репортёр оробел при виде Корнелии, а с учётом того, что у него и так были лишь отрывочные и противоречивые сведения… Британская львица просто рыкнула на несчастного, посоветовав тому не распространять в столь непростое время безответственные путаные слухи – на том всё и кончилось. Эндрю Кэнон, кажется, собирался ответить что-то на реплику принца, когда дверь после короткого делового постукивания распахнулась: - Прошу меня простить за вторжение, Ваше Высочество, но вы распорядились срочно известить вас, когда лейтенант Грэм выйдет на связь. Он радировал только что. Сообщил, что Её Высочество принцесса Юфемия прибыла на место. - Благодарю вас, можете быть свободны. Стоило только доставившему донесение вестовому выйти, как Шнайзель Британский поднялся со своего места. - Давно ли вы в последний раз смотрели телевизор, Кэнон? - … - Не утруждайте себя настойчивым понуканием памяти. Давно – вот самое точное слово. И я предлагаю это исправить. Пойдёмте в холл. - В общий гостевой, Ваше Высочество? Уместно ли? - Ну, Эндрю, как видишь, здесь телевизора нет. Что же ещё делать бедному принцу? Сомнительно, чтобы в этот час там кто-нибудь был, но если и так – неужели нас остановит подобная помеха? Особенно когда речь идёт о трансляции столь примечательного и своеобразного, диковинного и уникального зрелища, как студенческий Фестиваль Академии Эшфорд…