Этика

Диана пересмотрела то, что ей прислали, всего раз и дрожащей, нервной рукой тронула тихо спящего Таранина. Последовал впавший скрип кровати, Таранин приподнялся, чтоб потянуться за очками и вместе с тем включил мелкий светильник. — Что-то случилось,— спросил он Диану и коснулся ее плеча. — Алексей Борисович, кажется, мы попали… Она дала ему в руки телефон, он, присев повыше, отложил очки, нахмурился и поднес ближе к глазам телефон. Много мелких складок образовались на шее, соединяя ее с лицом, сейчас Диана смотрела на них не так как раньше, а через пленку, все уплотняющуюся из-за страха. Наконец она проснулась от этого состояния, когда он вдруг резко откинул одеяло, поднялся и схватился одной рукой за лоб, всё ещё не отнимая глаз от экрана. — Кто это прислал? — Ульяна… Что нам делать? — Думаете, она будет это распространять, или просто манипулировать? — Я не знаю, она довольно беспринципная. Может быть все что угодно… Господи, —Диана закрыла горячие щеки ладонями и взвыла как ребенок, повторяя свой вопрос, — что нам делать? Ее сердце до сих пор содрогало все тело ударами и только своим участием усиливало панику. — Не волнуйтесь, для меня это бо́льшая проблема, чем для вас. Сейчас важно привлечь ее к разговору как можно скорее и узнать мотив. Диана сидела на кровати, закрыв лицо руками. Она боялась за Таранина, теперь только представляя, что будет ему за все проделанное, и только сейчас пожалев о том, что призналась тогда ему в чувствах, целиком себя в том всем обвиняя. Таранин коленями опустился вновь на кровать и подобрался к ней, в попытке успокоить. — Диана, вам ничего не стоит бояться, это ведь моя оплошность. Давайте сейчас сосредоточимся и попытаемся проявить хладнокровие. Это поможет. Она открыла наконец лицо и положила подбородок на его голое плечо. Таранин немного приобнял ее, но после, незамедлительно взялся действовать – отстранился, вновь надел очки и стал диктовать план действий: — Сейчас нужно ей позвонить и расспросить о причинах такого поступка. Если ей нужны выгоды, со своей стороны я готов сделать все, что смогу. Если это просто из личных побуждений, мне придется чем-то заплатить за молчание. В любом случае, без жертв не обойтись, но я об этом позабочусь. Есть два варианта почему она отправила только вам это – либо она не сильно уверена в том, что делает и это просто способ запугать вас и меня, либо у вас с ней какие-то личные войны. — Да вроде как не помню такого… — В таком случае, сейчас должен позвонить я, со мной она, вероятнее всего, будет более сдержанна. Таранин набрал Ульяну со своего номера, а Диана пока взялась пересматривать то самое видео: нестабильность картинки, дёрганье-полупадение, стабилизация, рассеивание яркости и наконец – двое, обрамлённые виньеткой замочной скважины, путаются между собой. Таранин сцепливает свои руки за Дианиной спиной, пока она извивается, берется за ремень и улыбается в его губы. Затем он, уже совсем осмелевший, резко поворачивает ее спиной к себе за бедра, медленно обходит лицом пышность волос, заметно вдыхает и убрав их, прижав Диану уже полностью к себе… На этом обрывается видео. — Ульяна, здравствуйте! — дозвонился наконец Таранин, — я не буду долго объяснять почему вам звоню, я думаю, вы догадываетесь сами. Объясните, пожалуйста, зачем вы сняли этот ролик? Тихо в трубке зашуршал молодой голос. Довольно продолжительно, с некоторыми паузами как будто лёгкой неуверенности, даже как будто прижимаемый стыдом. Таранин ходил по комнате, потирая шею свободной рукой. Один раз он застыл и переместил ладонь на макушку, будто что-то анализируя в неразборчивой отдаленной речи. Диана смотрела на его торс, волосатый и крепкий, на руки, сильные и надёжные, на простые черные брюки, кои натянул как первые попавшиеся, когда проснулся, в которых он всегда читал им лекции, на кусание губ, и понимала, что всего этого и даже большего, что довелось увидеть, ей не стоило, не стоило видеть. Не её это все, не её. Не принадлежит оно ей, не прендлежит... И так ей захотелось плакать бесконечно и громко, что она закрыла лицо одеялом, нещадно комкая его в кулачках, и зажимая им рот, чтоб не мешать важному разговору, зарыдала. Шла своей дорогой телефонная беседа, которую Диана уже не могла слушать, и даже не понимала слов, а другой дорогой раздавались глухие звуки того, как мучается Диана. Таранин продолжал говорить с Ульяной, ходил беспокойно от окна к двери, и обратно, скрипел полом. Диана свалилась на бок не убирая от лица одеял, иногда она выглядывала, чтобы подышать и посмотреть на то, с каким выражением Таранин расхаживает. Это ее не успокаивало. Наконец, он отнял от уха экран, сбросил звонок и швырнул телефон на кровать. Тот плюхнулся и подпрыгнул одной стороной. — Ну что? — с ужасом спросила Диана. — Та ничего, не сильно я ей верю. Вкратце – говорит, что распространять не будет ПОКА, а сохранит на всякий случай. Диана аж поднялась верхней частью тела от такой доброй новости. — Надо будет как-то удалить это видео из телефона и все! — вскрикнула неровным от прежнего рыдания голосом она. — Хорошо, если она не догадалась сохранить где-нибудь ещё… Рисково. Я думаю, если сохранила, то наша хитрость нам же вылезет боком. Что думаете? — Ну да… — протянула Диана, а потом выдала такое, что даже сама не поняла своего поведения, — значит, мы же можем ведь… продолжать это? Только теперь без хождения по лезвию. Осторожней, а? Таранин дёрнул головой, в очках блеснуло окно, и как бы не зная куда деть руки, потер предплечье. — Диана, — сказал он и посмотрел на нее своим частым взглядом смущения, соединённого с большим желанием, — ну вы даёте… Она, ещё немного подрагивающая от прежнего пережитого, взглянула на него робко улыбаясь, оголила плечо, которое он особенно любил целовать и Таранин, переменив опору с одной ноги на другую, цыкнул от нетерпения и сказал: — Господи, да что вы со мной делаете… Судя по всему многим мне это обойдется. После чего он, опустившись мягко на кровать, подхватил ноги Дианы и подтянул к себе ее всю. **** Следующий день на пересдачах в университете был для Дианы страшен. Ей было одновременно важно и интересно посмотреть Ульяне в глаза. Когда они встретились наконец, одногруппница, прежде бывшая с Дианой в хороших отношениях, избегала ту совсем. Диана пыталась с ней заговорить не прямо, издалека, но та уходила и делала вид, что не понимает о чем она. Было видно, что пока ей от Юревич лично ничего не нужно. Диана пыталась отгадать, что за мотив, что ей так сильно необходимо в этом манипулировании, чего от нее ждать, как ей самой действовать, она даже думала расплатиться с ней деньгами, ежемесячно вручать Ульяне свою стипендию. К слову, в итоге так и договорились. Диана была настолько безумно влюблена в Таранина, что была готова покупать его таким образом, даже не подозревая, что он условился почти о том же. Только вот сумма от него шла меньшая, а как бонус – ходатайство перед кафедрой. Диана подозревала, что ее новоиспеченный враг не так умён, как они с Тараниным думали. Так что, когда однажды Ульяна спускалась в метро, (пришлось пару раз преследовать ее) Диана выхватила ее телефон из кармана, когда наконец-то подвернулся случай. Тут же она направилась обратно, и все уничтожила. С Тараниным они об этом не сообщались, Диану просто вдруг переклинило. Уже через два дня ей пришло сообщение: “ТВАРЬ”. Диана была этим весьма довольна. Ульяна больше не присылала ничего, так что видимо сообразительность Юревич имела успех. Но совсем тихое после этого поведение тоже не могло не вызвать подозрений. Диана продолжала жить в давящем страхе. Ровно так же, как и Таранин, которому она вскоре сообщила все, и который её порядком отчитал за все проделанное. Началась паркая, летняя сессия. Подводя историю ближе к экзамену с Тараниным, Диана целиком убедилась, что никто из других одногруппниц не знает о случившемся. Что-то мучало ее все время, что-то в груди кипело и не давало тишины. Таранин поправил темную седину и вызвал Диану к выбору билета. Она подошла к нему с большой силой держа себя крепко против эмоций. Он протянул ей карточки, глядя вниз через очки на кончике благородного носа, совсем не поднимая глаз. — Этот,—крякнула она игриво и ткнула на первый, улыбнувшись затейливо. Таранин вдруг опустил голову и с непониманием поднял глаза, под тяжело нависшими веками, очки остались блестеть и переливаться. Он посмотрел на нее прямо, не долго, но в этом Юревич стало ясно, что она вновь сотворила нечто из ряда вон выходящее и чем-то как будто бы его подвела. Диану этот выстрел внимания пристыдил, но уравновесить до конца не смог. Когда она шла обратно на свое место, он ни разу не глянул ей вслед, правда, часто посматривал в сторону Ульяны – для этого Таранин незаметно приподнимал подбородок, вместо того, чтобы притянуть оправу к переносице. К слову, Ульяна была уж слишком самоуверенна. Весь экзамен Алексей Борисович был молчаливее, чем с прежней группой, что-то писал за свои столом, что-то проверял, но по ходу дела задавал уж очень много дотошных вопросов. После окончания всего, когда аудитория опустела, остался только он. Конечно же, спустя минуту одиночества, заглянула Диана. — Для чего вы кривляетесь, —сразу же спросил он, имея в виду ее детский голос на экзамене, — вам мало всего? — Я чувствую себя такой дурой опять. А вы зачем мне столько дополнительных вопросов задавали?—опять скривилась она в кокетстве. Но он был не на веселе. — Потому что вы студентка философского факультета и должны быть достойным специалистом, ровно как и все остальные, —говорил он так, как должен был сказать, будто не помнил, кто перед ним. Ее сердце заговорило беспокойно и весь настрой истек из нее как тяжёлая вода, — я не собираюсь занижать и завышать требования к вам. Те уточняющие вопросы, которые я вам задавал, абсолютно логичны в контексте того, что вы пришли в это заведение получать высшее образование, а не среднее, — он был не похож на себя, ни Диана, ни кто другой никогда не видели его в такой строгости. В груди было жарко от этого сухого песочного ветра, которым стала она вдруг задыхаться. Так бывает, когда вечно добрый перестает быть угодливым, не теряя при том своей доброты, тогда человек пугается чего-то и крайне обижается, хотя во всем том лишь правда, — если у вас нет желания разбираться в своей специализации уже будучи на третьем курсе, то я тут, извините, не при чем. Ваша тройка полностью заслужена по всем стандартам оценивания. И, между прочим, не только у вас. — Вот так?— стала вырываться злость – первый сорвавшийся ряд пехоты, защищающей от совести, взревевшей и как от гробницы поднятой, — так больше от меня ничего не ждите. — Чего мне от вас ждать, — сказал Таранин и развернулся к ней полностью всем своим бойким туловищем, которое она осмотрела так, как раньше себе не позволила бы, Диана играла и Тараниным, и собой, не зная, ни что хочет предпринять, ни что испытывать. — Того, чего вам не хватило за жизнь. — Да вы что… — он ни капли не улыбался, смотрел на нее через очки, недвижимо, шевеля только губами, — а вам всего хватает, я чувствую. Скучно, заняться нечем, учиться – лень, работать – лень, от этого приходится на стены лезть за развлечением. — А вам это ведь и нравится – когда за вами на стены лезут, и когда с ума сходят. — Прекратите нести чушь! — устало закрыл он лицо рукой, — у меня скоро другой курс, лучше вам уже замолчать. — Нет. — Что “нет”? — он поднялся и, обойдя ее, закрыл дверь, — что вы всем этим хотите сказать? — Что вы меня не знаете. Я о вас знаю больше, чем вы обо мне. Поэтому мне и не ясно, на основе чего мы начали… то, что начали. Он мягко вздохнул и встал перед ней на расстоянии. Она продолжала: — Что я люблю – вы не знаете, куда я хожу, чем увлекаюсь, что у нас общего, что нет – не знаете. Тогда почему среди всех, именно я? — Ну а вы, разве думаете, я всегда был таким, каким меня, как говорится, знаете? Вы выбрали уже готового человека, со всеми нужными вам преимуществами, с готовой жизнью, большим опытом. Зная вы меня, каким был я, когда встретил свою жену, подозреваю, не глянули бы даже в мою сторону. Я не был таким всегда, я был меньше, слабее, глупее. Память, за которую меня знают в университете, дана была мне не с детства, как вы могли догадаться, и то, что имею сейчас, никак не имело отношения ко мне тогдашнему. В юности я делал все не так хорошо, как сейчас. И уж точно, без должных усилий, невозможно было бы преодолеть все трудности. Всё всегда надо поддерживать и развивать, и без опоры не обойтись, как и без любви. И вот, мы оба знаем, что когда-нибудь все, что между нами, должно будет закончиться. Я женат. Диана, я понимаю о чем вы, я же вижу современных парней, толку от них мало, и мне жаль, что вам приходится искать кого-то на две, а то и три головы выше. Хотел бы я пожелать вам умного молодого человека, но не знаю, есть ли такие, точнее, станут ли они такими со временем, учитывая их праздность и тщету разговоров. За жизнь мне пришлось пройти много, много чего уже перепробывал, и многое понимаю. Это тяжело, и дальше будет тяжелее. А вот отвечая на ваш вопрос: я заинтересовался тем, что в вас видел, вы же тем, что много во мне не видели. И то, и другое больше, чем нужно, оттого и свело нас вместе. Мы оба напридумывали друг друга. Вся эта правдивая речь горько избивала Диану, она не могла ничего сказать, а только смотрела вниз, чтобы Таранин не видел ее слез. — Мы, конечно, можем сохранить это приключение, но дальше оно не развинется, вы должны это понимать. Только если вам такое нужно. Если же нет, я никогда ни к чему вас не стану принуждать. — Я ничего не хочу, — сказала она и развернулась, что б уйти. — Вы уверены? — он сказал то же самое, что и тогда, перед первым их соединением. А потом добавил кое-что, пока она медленно шла к двери, — будь я моложе, все могло бы быть правильно. Хотел бы я, чтобы так было. Хотел бы узнать вас лучше. Но зачем вам это нужно? Диана не в силах была ответить. Только приостановилась. — Да и началось-то у нас все по-человечески – вы развернули передо мной свою душу... Прекрасная, красивая девушка, но я, к сожалению… Таранин не договорил, потому что в тайне от нее, все это время сжимал свое сердце, а сейчас капля живой крови из него таки бросилась, задушив страданием и превратилась в слезу. Он мигом снял очки и пальцами сдавил переносицу. Диана исчезла вновь и навсегда. Так казалось, что навсегда. Ей тоже так казалось, что она точно себя отвернула от жизни, от радостей, от чувств, осталась одна в пустом мире (только кусок неба из не меняющегося окна). Часто она изнемогала от истерик, которые окончательно вытягивали из нее жизненную силу, после чего она валялась на горячем дереве пола, откуда медленно, почти бесконечно отползал дневной свет, и смотрела глазами необитаемыми, редко моргая, уродливая от слез. На ночь она иногда могла залезть на кровать, потная от жары, а не от движения, и уснуть. На следующий день все повторялось и так прошла почти половина лета. Когда ее стало отпускать, она смогла подняться и пойти полноценно поесть, помыться и сделать что-то хорошее для своего истощенного, дряблого тела. Ещё через какое-то время не смогла пересилить свое желание позвонить Таранину. Он часто не брал трубку из-за работы, так же случилось и в этот раз. Университет работал, так что она решила туда наведаться. Великая удача была в том, что именно сегодня Таранин оказался в университете. Так сказала лаборантка Юлечка, и подтвердил заведующий кафедрой. Диана решила его дождаться на кафедре, поговорив пока с той самой нежной Юлечкой. Говорили они монотонно весело, как вдруг в сердце Дианы взорвала открывающаяся за спиной дверь. И было сердце право: Таранин, вперёд пропуская портфель, переступал через порог и через ее самоуважение.