“- Кажется, что небо так низко. И что звёзды совсем-совсем рядом. Так хотелось бы дотянутся до них рукой.
- Зачем? - Он ловит недоуменный взгляд ее сверкающих в темноте глаз, похожих на двух светлячков.
- А разве тебе не интересно, какие звёзды на ощупь? - Теплые пальцы окольцовывают ее запястье, а на губах появляется нежная улыбка.
- Моя личная звездочка всегда рядом и больше меня не интересует ничего. - Звонкий смех и звезды в небе мигают, веселясь вместе с ней.
- Ты бываешь таким дурашкой!
- Я тоже тебя люблю, моя звездочка.
Их пальцы, сплетенные вместе, ощущаются так правильно, что хочется остановить время и продлить этот момент. А звезды, что так низко, перемигиваются и сверкают все ярче и красивее.”
Она давно разучилась видеть красоту этого мира, потому что он слишком жесток. Она давно не различает цвета жизни, потому что она безрадостна. Она давно не испытывает эмоции, ничто не может пробудить в ней чувства, ведь они давно исчезли. Она разучилась чувствовать и от этого часто думала о том, может ли считать себя человеком. Чувство радости было собственноручно задушено, а восторг и трепет сдохли сами, сгнили до основания и стерлись, словно и не было их никогда. Сейчас ее жизнь - это черно-белая безрадостная картинка, пусть не однообразная, но от этого не менее скучная. Заключенная в клетку из своих страхов и ограничений, она день за днём проживает в неволе, смотрит на счастливых людей, окружающих ее, и завидует им. В ее груди истлевшее, выгоревшее дотла поле с мертвой почвой, не дающей никаких плодов. Лишь однажды, один-единственный человек смог заставить ее цвести, но и это было безжалостно уничтожено сукой по имени Судьба.***
Говорят, что случайности неслучайны. Также говорят, что если люди встречаются, то так предначертано судьбой. Шинья никогда в это никогда не верил. В реальной жизни, лишенной магии, нужно уповать только лишь на себя и если что-то случилось - то это всецело твоя заслуга, будь то благо или напасть - неважно. Его выходные были похожи на день сурка: после позднего пробуждения он ел то, что оставалось в холодильнике, а после отправлялся в магазин закупаться на грядущую неделю, чтобы после завалиться в кресло с бокалом вина и смотреть одно из тех телешоу с центрального канала, которые ввиду своей банальности и бестолковости не нагружают мозг излишними размышлениями. Иногда он мог задремать прямо в гостиной, а потом жаловаться на боль в шее и ворчать, что нужно купить новое кресло. Но неделя проходит за неделей, одна бутылка вина сменяется новой, а кресло всё так же стоит на своём законном месте, заваленное декоративными подушками и с пушистым белым пледом, перекинутым через подлокотник, а Шинья всё так же спит, тихо посапывая под противный закадровый смех, пачкая ковёр остатками рубиновых капель, что вытекли из накренившегося в расслабленных пальцах бокала. Остатки овощей, что не пали смертью храбрых, были заправлены оливковым маслом и вполне сгодились в качестве салата, хотя спросонья Шинья и не чувствовал вкуса, повинуясь инстинкту поскорее набить желудок, чтобы не урчал так жалобно, чем насладиться вкусом. Пролистывая ленты новостей в соцсетях, Шинья потирает сонные глаза и делает глоток черного кофе, тут же морщиться от горечи на языке. Отсутствие сахара ощущается чуть ли не катастрофой вселенского масштаба и сопровождается стонами и хныканьем, когда Шинья, садясь за стол, смотрит на чашку как на своего страшного врага. Если бы взглядом можно было убивать, чашка давно была бы хладным трупом, пусть она и неживая. Шинье кажется, что он познал всю тщетность бытия, когда делает глоток горького кофе и возвращается к просмотру новостей. Его внимание привлекает новость о скором открытие художественной галереи, где будут выставлены оригиналы редких, но от этого еще более прекрасных картин. Далее шла приписка о том, что этому поспособствовало очень щедрое пожертвование, от суммы которого Шинья присвистнул. Спонсор пожелал остаться неизвестным до церемонии открытия, состоящейся через месяц. Шинья сделал мысленную пометку в своем головном календарике об обязательном посещении столь замечательного места. Он всегда любил искусство в разных его воплощениях. Настолько, что даже решил посвятить этому жизнь. В своей душе Шинья сохранил воспоминания, окрашенные тёплым оранжевым цветом, о том, как вместе с мамой и братом посещал различные выставки и галереи. Мама была чрезвычайно горда, что у её маленького сына есть столь изысканное хобби, которым можно похвастаться перед высокопоставленными приятелями и получить порцию уважения и похвалы за достойное воспитание детей, а Курето лишь молча следовал за ними с безразличным ко всему видом. Уже тогда, в шестилетнем возрасте, когда единственным интересом у детей были игры на улице, Шинья восхищался картинами, что писались не один десяток лет. Он восхищался хаотичными мазками, плавными линиями и вкраплениями контрастов, сделанных умелой рукой. Его завораживали игра цвета, переливы оттенков и резкость теней на полотне. Скульптуры приводили его в восторг своими выверенными пропорциями, филигранностью и точностью работы мастера, его умелых пальцев. Но настоящей его страстью была архитектура. Он мог бесконечно долго рассматривать отдельные элементы дворцового комплекса Кёнбоккун в Сеуле, куда отец привёз всю семью отдохнуть, когда Шинье было семь. Мог отмечать особенности строения Форта Сэм Хьюстон и Виндзорских руин. Маленький Шинья был искренне заинтересован внешней стороной столь величественных зданий - подросший Шинья стал интересоваться и внутренним устройством. Да, сейчас он не работал в той сфере, куда стало тянуться его сердце с малых лет, но он понимал, что это временно, что его страсть и любовь никуда не делись. Он просто устал, выгорел и нуждается в отдыхе. Телефон в его руке вибрирует, оповещая о входящем сообщении. Это Гурен, соизволивший продрать глаза, отписался, что, к огромному его сожалению, он жив и нуждается в, по меньшей мере, пяти литрах воды, чтобы стать хотя бы отдаленно похожим на человека. Шинья каждый раз смеется над неумением друга пить, но и каждый раз искренне беспокоиться за него. Если у Гурена голова болеть будет не только от работы, но и от похмелья, он станет совсем диким и, того гляди, на людей начнет кидаться с пеной у рта. В открытое окно врывается порыв шального ветра, который приносит с собой несколько крохотных листочков и громкий собачий лай. Шинья морщится от этого визгливого тявканья, прекрасно зная, кому он принадлежит. Окно с громким хлопком закрывается и в квартире воцаряется столь желанная тишина, нарушаемая лишь гудением увлажнителя воздуха. Шинья косит взгляд на чашку с остывшим кофе и кривит губы: у него нет никакого желания допивать это горькое нечто. Жасминовый чай приятно обжигает горло, оставаясь на языке приятным сладковатым послевкусием, а ненавязчивый аромат обволакивает лёгкие. Шинья прикрывает глаза в удовольствии и пушистые ресницы трепещут как крылья бабочки. Сонливость и леность, навеянные душевным теплом и легкой прохладой кухни, проходят. Сегодня ему снова снилась Прекрасная незнакомка, лица которой он не видел из-за длинных волос. Она смеялась и смех ее, нежный и мелодичный, был прекрасен, словно пение угуйсу. Он же просто с улыбкой наблюдал за тем, как она рассматривает то невообразимое количество цветов, которые радовали глаз своими яркими красками, наполняя стеклянную оранжерею сладостными разнообразными ароматами. Почему-то он точно знал, что они находятся в оранжерее парка Синдзюку Гёэн и что он, абсолютно равнодушный к какого-либо рода растениям, испытывает искреннее удивление от того количество неизвестных ему цветов и кустарников. Напополам с удивлением его существо полнится удовлетворением и нежностью от того, что смог угодить своей спутнице. Каждый раз стоило ей увидеть потрясающий воображение цветок, она довольно улыбалась и с видом первооткрывателя указывала на него и с восхищением принималась говорить про его красоту, а он слушал и кивал, рассматривая цветастое нечто, мысленно говоря, что она прекраснее всех цветов этой оранжерее вместе взятых. Девушка в его сне всегда улыбалась, а он улыбался ей в ответ. Мысль выйти и просто погулять настигает Шинью внезапно, и он сам себе удивляется, потому что не привык ходить куда-то просто так, без необходимости что-то купить или сделать. Большую часть времени занимает работа, после которой априори не хочется никуда идти, кроме как домой, в теплую и уютную кроватку, а в остальные дни он предпочитает сидеть дома, наслаждаться тишиной и покоем, которые в повседневной его жизни отсутствуют напрочь. Он уже и забыл, как это приятно - выйти на улицу и просто неторопливо идти куда-то без особой цели, фланировать в людской толпе и слушать посторонние шумы, не приглушенные музыкой в наушниках. как приятно рассматривать витрины магазинов, удивляться каким-либо вещам, покупать милые безделушки, которые радуют глаз. Повинуясь внезапному порыву, Шинья быстро встает и начинает собираться, оставив телефон на зарядке, параллельно размышляя, куда бы пойти.***
Taylor Swift - August
Синдзюку-гёэн каждый раз потрясает воображение, сколько бы Шинья сюда не приходил. Стоит только пройти парковые ворота и ступить на каменную дорожку, оказаться в этом лабиринте вишнёвых ветвей, ты словно переносишься в другую эпоху, где чувствуется старой Японии имперских времён. Парк в выходной полнится посетителями, которые с нетерпением ждут самого главного события весны - цветения сакуры и с неким благоговением и трепетом смотрят на набухшие вишневые бутоны, что ждут своего часа, дабы раскрыться и даровать этому миру ни с чем не сравнимую красоту. Шинья идёт по широкой извилистой дороге, огибает чересчур радостных посетителей, веселых детей и восторженных туристов, слушает громкий смех и иностранную речь, потому что решил насладиться шумной и даже немного суетливой атмосферой столь великолепного места и не взял с собой наушники, с которыми в повседневной жизни не расстается. Он выходит на мост и замирает на середине. Пальцы поглаживают нагретое солнцем, чуть шершавое дерево парапета. До слуха доносится громкое кряканье уток, которые, совершенно не опасаясь людей, спокойно плавают в зеркальных водах здешних озёр. Легкий ветерок колышет ветви ив, кленов и платанов, раскинувшихся у самой кромки воды, шуршит листьями и треплет волосы. Кристальная вода под его слабыми порывами идёт легкой рябью, искриться серебром в косых солнечных лучах, омывая покатые зеленые берега. Под сенью голубого величественного неба, среди вековых деревьев своим “шепотом” повествующих о истинах эпох, наслаждаясь шумом столетий, Шинья чувствует себя спокойно. Этот мир, что раскинулся перед глазами, невероятно красив, в нём чувствуется какой-то волшебный флер, словно ты ступил на мифические земли из древних сказаний. Толпы людей текут мимо него, переговариваясь и смеясь, наслаждаются счастьем, запечатлев его на пленках фотоаппаратов, чтобы после, в периоды тревоги или ностальгии, вспоминать эти моменты со светлой грустью, что теплом согревает сильнее, чем ясное светило над головой. Шинья стоит долго, наслаждается пейзажами, греется на солнце и улыбается. В голове нет ни одной мрачной мысли - только блаженная тишина и удовольствие от созерцания. Он любил мир, воплощенный художниками на полотнах, но тот, с которого эти самые картины писались, любил не меньше. На парапет, громко хлопая крыльями, приземлился голубь и воззрился на Шинью своими глазками в ожидании еды. Шинья с усмешкой махнул на него ладонью, отгоняя нахальную птицу, но голубь продолжал невозмутимо сидеть и взирать на него с некоторой долей непонимания. Прикормленные сердобольными туристами, здешние птицы не боялись людей и с огромной охотой принимали угощения, считая это неким налогом на вход. Голубь просидел на парапете недолго, словно понял, что тут ловить нечего, и улетел, оскорбленно хлопая крыльями. Шинья смотрел ему вслед и думал о том, что, должно быть, эта птичка очень счастлива. Она имеет крылья и может улететь куда хочет, но остается здесь, глупая. А может глупая не птичка, а он сам - Шинья не знает точно, не может сказать. Он много думал о том, чтобы уехать отсюда, но каждый раз его что-то останавливало. Проблема даже не в деньгах, а во внутреннем дискомфорте, который появляется сразу же, стоит только мысли о переезде промелькнуть в его голове. Чаще всего они появляются под вечер, когда Шинья, усталый и ни на что не способный, лежит в кровати и мечтает лишь забыться сном. Казалось бы, его ничего здесь не держит и можно спокойно прыгнуть в поезд или сесть на самолёт и помахать ручкой на прощание, но тихий голос - Шинья думает, что это голос разума, не иначе - шепчет ему, что это плохая идея. Нельзя вечно бегать от своих проблем, скрываться в полупустых съемных квартирах и прятаться под другими масками. Шинья идет дальше, углубляясь в центр, мимо деревьев-великанов, взирающих на него с неким снисхождением. В шуме их листвы слышались советы мудрых старцев, но обычные люди не могут их услышать, и все, что остается этим деревьям - наблюдать за людскими душами, мечущимися во тьме неизвестности в поисках правильного пути. Гравий тихо шуршит под подошвами кроссовок. Иногда Шинья задевал плечом или макушкой низкие ветки деревьев, растущих по бокам тропы. Кончик носа щекочет сладкий запах вишневых деревьев, смешанный с ароматом японского векового наследия. Оранжерея парка Синдзюку Гёэн похожа на джунгли в миниатюре, заключенные в стеклянную шкатулку, чтобы сохранить столь нетленную красоту. Стекло сверкает на солнце, переливается бриллиантовыми бликами и ослепляет своей невообразимой прелестью. Вряд ли где-то еще в мире есть такое же удивительное и редкое по своему изяществу место. Внутри тепло и влажно, пахнет землей, а от стеклянных стен эхом отскакивают голоса людей и шум водопада. Оба уровня оранжереи полнятся восхищенными людьми, которые почти без остановки щелкают кнопками камер, стараясь ухватить всё и сразу. Шинья не торопясь проходит в тропическую зону, вдыхает полной грудью экзотические ароматы, рассматривает огромные листья папоротников. Маленькие камешки отскакивают от носков его обуви и отлетают в густые темно-зеленые кусты. Шинья ходит медленно, внимательно смотрит на все растения, отмечает их странную очаровательность, вдыхает теплый воздух. Со второго уровня весь сад как на ладони: все зоны раскинулись перед ним, смешиваясь, представляя собой странный симбиоз, невозможный в природе, но существующий здесь. Рокот водопада оглушает, несколько прохладных капель попадает Шинье на лицо и он небрежно смахивает их ладонью, рассматривая разлившееся внизу озеро, поверхность которого усыпана водяными лилиями. Нежно-розовые и белые лепестки этих красавиц прекрасно гармонировали с чистой голубой водой. Шинья сново опирается на парапет, как было на мосту, и просто смотрит с легкой улыбкой на лице. Он думает ни о чем и сразу обо всем, абстрагируясь от всех посторонних шумов, наслаждаясь лишь музыкой водопада. Телефон в кармане брюк вибрирует входящим звонком, но Шинья и это игнорирует. Сегодня он погружен в себя и пусть весь мир подождёт. Из раздумий его вырывает мужской голос, что громко извиняется за то, что задел кого-то. Шинья без особого интереса поворачивает голову да так и замирает. Глаза расширяются в удивлении, кровь приливает к щекам, а сердце в груди сходит со своего обычного ритма, начинает биться быстрее. Она стоит совсем рядом с ним, на лице - полное равнодушие. Мужчина извиняется перед ней, в ответ слыша заверения о том, что всё в порядке, сказанные таким ледяным тоном, что становится не по себе. Шинья смотрит на ее красивое лицо с печатью отрешенности и не может оторвать взгляд, пусть здравый смысл, задыхаясь, кричит, что так пялится - неприлично. Она заправляет за ухо выбившуюся прядь волос и он смотрит на ее хрупкое запястье с золотой нитью браслета, который сверкает драгоценным блеском в косых лучах, пробивающихся сквозь стеклянные стены и потолок. В сознании яркой вспышкой возникает мысль, что он где-то видел этот браслет, но он быстро забывает про что-то столь незначительное. Скорее всего он увидел браслет у нее на руке, когда она делала заказ и мозг решил отметить это как что-то важное. Девушка ощущает на себе чей-то взгляд и поворачивает голову, чтобы после замереть с рукой в волосах и удивлением на лице. Шинья хочет улыбнуться, сделать шаг навстречу, но внезапно жалкое расстояние в несколько метров становиться невыносимо огромным и непреодолимым. Они смотрят друг на друга, впервые глаза в глаза и Шинья сходит с ума от того, какие они красивые. Она сама, в окружении всей этой зелени походит на лесную фею или нимфу, готовую раствориться среди ветвей без следа. Но в реальности она стоит и также смотрит в ответ, не моргая и не отводя взгляд. Алые губы размыкаются, словно она желает что-то сказать, но изо рта не вылетает ни звука. Превозмогая дрожь в коленях, чувствуя себя глупым подростком, Шинья делает шаг навстречу, а затем ещё и ещё. Он подходит к ней, застывшей на месте и смотрящей на него во все глаза, улыбается и наклоняет голову к плечу в попытке выглядеть как можно более дружелюбно. - Здравствуй. Голос его, совсем тихий, утонул в шуме толпы, но он уверен, что она услышала. Казалось, что время замедлилось: секунды, что до этого летели столь стремительно, стали перетекать одна в другую тягуче-медленно, лениво, словно желали подольше удержать этот момент, не дать ему закончиться. Стоило Шинья заглянуть в чужие глаза, все звуки смолкли, цвета поблекли и перед его взором осталась только она. Они стояли, не обращая ни на кого внимания, заставляя людей недовольно ворчать и обходить пару, застывшую почти на середине прохода, но их это не волновало. чувства, что захлестнули каждого из них, создали вокруг защитный стеклянный купол, ограждающий от недовольства и косых взглядов. Глаза испуганные встречаются с его, как зелень лесов встречается с льдистыми глубинами озера. От нее пахнет цветочными духами, и в нежных нотах Шинья без труда распознает жасмин, отчего сердце становиться тепло от кого-то странного, непонятного чувство. что поглотило его с головой, а он и не заметил. Она всё так же молчит, но глаз не отводит, смотрит в ответ и он хочет подойти еще ближе, чтобы сильнее услышать аромат ее духов, почувствовать ее тепло, но тормозит себя, потому что понимает, что выглядеть это будет как минимум странно, а как максимум - пугающе, ведь и имени ее он даже не знает. Пусть лицо девушки остается равнодушным, в глазах, что сравниться могут с изумрудами, проносятся эмоции, одна другой ярче. Она явно недоумевает, почему он подошел к ней и поздоровался, словно они знакомы, и мысль, которая посетила его голову, кажется Шинье отвратительной и он пытается гнать ее, но не получатся, отчего противные жирные мурашки расползаются по спине. А если она его действительно не помнит? Какая ей разница, кто готовит для нее кофе? Каждый раз, когда она приходила в кофейню и делала заказ, то никогда не смотрела на него, пусть и была безукоризненно вежлива. - Извините, разве мы знакомы? Голос холодный и ровный, в нем нет ни раздражения, ни удивления, которые были бы свойственны обычному человеку, к которому пристал незнакомец. И тон этот, схожий с острыми кристаллами льда, разбивает стеклянный купол, окружавший их, и он рушится с громким звоном и хрустом, вторя звуком разбитых мечт. Ей действительно всё равно, что у нее отнимают время, которое она могла бы потратить на что-то другое вместо разговоров с прохожим, и она просто терпеливо ждёт, когда её оставят в покое. Шинья смотрит на ее тонкую кисть, что висит вдоль тела, на длинные тонкие пальцы с длинными ногтями и неловкость одолевает все его существо, а скулы заливает краска. Видимо, она действительно понятия не имеет, кто он, поэтому смотрит как на дурака. Шинья криво улыбается, натыкаясь все на то же выражение отчужденности на чужом лице. - Простите, я обознался. Не буду вам мешать. - Голос болезненно хрипит, срывается, отчего Шинья с досадой морщится. Он уходит быстро, не оглядываясь, потому что даже не надеется на ответ. А девушка остается стоять одна, впивается длинными ногтями в кожу ладоней так, чтобы до боли, до красных следов, провожает его глазами и взгляд не может отвести от чужой напряженной спины, пока Шинья окончательно не скрывается, среди людей исчезая. Вина падает на плечи тяжким грузом, перекрывает кислород, отравляет мысли. Она не хотела заставлять его чувствовать себя неловко, не хотела обижать его, но слова сорвались с губ неосознанно. Она не хотела, чтобы это случилось так… Она снова остается одна, пока он снова уходит, смотрит вслед ему невозможно красивыми зелеными глазами, в которых слезы застыли, и не может сделать ровным счетом ничего.***
Sapphire - Unity
Никогда ему не было так стыдно, как сегодня днем, когда он стоял в оранжерее и смотрел в невыносимо красивые, но холодные глаза самой невероятной девушки на свете. С горящим лицо Шинья почти выбежал из царства солнца и зелени, не разбирая дороги шел к выходу, пока в голове на повторе звучало ровное: “Извините, разве мы знакомы?”. Уже дома, лежа на заправленной постели звездой, он мысленно избивал себя за то, что осмелился подойти и поздороваться с ней. Каким он был глупым и самонадеянным, если решил, что она с охотой пойдет на контакт. Он ждал от нее лучистой улыбки, а получил ледяное равнодушие, что бьет со всей силы по затылку и пронзает сердце насквозь. Раньше, когда девушки отказывали ему, он не расстраивался, скорее это было что-то сродни легкому раздражению от того, что придется искать кого-то другого и тратить на это силы, но отказ именно этой девушки так сильно ударил по его уверенности в себе, что выть охота зверем раненым. Шинья не знал, что с ним происходит, не знал, что с этим делать и мучился от неизвестности, а в голове его мешался этот ужасный и взрывоопасный коктейль из боли, неопределенности и безответной влюбленности, что в любую минуту грозился пролиться, заполнить черепную коробку, а после и все его существо своим ядом и травить, травить, травить, пока ничего не останется. Темноту комнаты разбавляет внезапно вспыхнувший экран смартфона, который валяется на тумбочке, пока его хозяин занимается разрушительным самокопанием. Сообщение от Гурена полниться негодованием и жалобами о том, что его в законный выходной снова вызвали на работу и сорвали такие важные планы, как спать без перерыва двое суток кряду. Шинья тихо усмехается и отбрасывает телефон на подушку, прикрывая глаза. Сегодняшняя неудача провела между ним и Прекрасной незнакомкой невидимую черту, которую он не в силах преступить. Она ясно дала понять, что не желает с ним знакомиться, всем видом своим демонстрировала отчужденность и Шинья не был дураком, чтобы этого не понять. Да, это больно, но придется принять тот факт, что его отшили. Тошнота подкатывает к горлу - так ему тошно от всей этой ситуации и себя самого в частности. Голос из искаженных, давних воспоминаний звучит шипением ядовитой мамбы, которая впивается в своими клыками в него, рвёт на части: “Ты такой слабак. Пытаешься строить из себя кого-то, а на деле - ничтожество.” Перед глазами всё расплывается, пока Шинья почти вслепую бредет на балкон, запинаясь о пороги и ударяясь об углы, шипит от боли и лохматит и без того растрепанные волосы. Вечерняя прохлада отрезвляет, позволяет выкинуть из головы мрачные, как мазутное пятно, мысли, а чужой голос в голове заставляет замолкнуть. И вновь становиться тихо. Так тихо и спокойно, что Шинья шумно вбирает в легкие вечерний воздух и разом расслабляется, словно всё напряжение, скопившееся в его теле за этот долгий день, разом сорвало с плеч и унесло потоками северного ветра. Он поднимает голову и смотрит на далекие, но такие красивые звезды, невольно проводя аналогию с Прекрасной незнакомкой. Она, как и эти звезды, так же далека от него, но и столь же прекрасна, недосягаема и холодна, но ровно настолько же притягательна. Шинья сам себе удивляется, потому что эта девушка так быстро проникла в его мысли и закрепилась в них, как будто так и надо, так и должно быть. И так хорошо становиться от этого простого осознания, так тепло, так правильно. Сможет ли он оставить ее в покое? Сможет ли перестать смотреть на нее, думать о ней, мечтать? Неискушенная влюбленностью натура любит так страстно, вопреки всему и всем, словно в этом заключается ее смысл жизни. Не этим ли любовь - или влюбленность, кто разберёт? - прекрасна и удивительна, не потому ли ее воспевают в сотнях книг, тысячах песен и миллионах стихов? Красивое, но и такое же страшное чувство, которое может как излечить, так и покалечить, творит с людьми, которые его испытывают, настоящие чудеса. Человек, что до этого думал лишь о себе, замкнулся и утонул в своих проблемах, почувствовал тягу к кому-то другому и словно ожил. Он идет на теплый свет чувств, готов пропустить их через себя, принять и попытаться понять. Закрывшись в себе, человек часто не в состоянии пустить кого-то в свой темный мир, для него это тяжкое испытание, которое он иногда не в силах преодолеть, но если случается так, что он решает открыться, подпустить кого-то к себе и принять, то он становиться самым преданным и любящим существом, которое закроет глаза на все недостатки. В самом ли деле Шинья сможет оставить ее в покое? Сможет ли перестать смотреть на нее, думать о ней, мечтать? Природное упрямство, что до этого спало беспробудным сном где-то глубоко внутри, рвануло с силой цепь, вторя ударом влюбленного сердца. Если Шинья сейчас сдаться, то он перестанет быть собой. Сколько раз ему казалось, что ситуация безнадежна, сколько раз казалось, что он в тупике? И каждый из этих разов он находил выход, выходил из ситуации победителем и открывал новые горизонты. А всего лишь стоит поверить в себя. Поверить в себя и найти опору. Кто-то может найти опору в друзьях, кто-то в семье, кто-то в любимом человеке, а он находил опору в себе. Когда руки опускались и не было сил из поднять, когда все твердили, что у него ничего не получиться, он не слушал их и шел дальше, прямиком в глубокие дебри без боязни заблудиться, свернуть не туда и сгинуть навеки во тьме, потому что огонь в его сердце горел столь ярко, что освещал все вокруг, находил нужный и самый правильный путь, грел изнутри и подгонял его к цели. Вот и сейчас этот огонь, что на время успокоился и незаметно тлел угольками внутри разгорелся ярче прежнего. Языки пламени, взлетая вверх, освещали изнутри, заряжали уверенностью и нашептывали свои речи. Кулаки непроизвольно сжались, ногти впились в ладони, оставляя красноватые полумесяцы, но Шинья даже внимания на это не обратил. В голове его зрел план, может не самый гениальный и уникальный, но он хотя бы был и Шинья понимал с чего стоит начать. Он ещё долго стоит на балконе, наблюдает за редкими прохожими, опять смотрит на небо и терзает пальцами сорвавшийся с ветки кленовый листок. Шинья вспоминает, какой красивой она была, как светлые волосы золотил солнечный свет, как ее и без того яркие глаза сверкали почти потусторонним зеленым светом в буйном переплетении листьев. Невысокая и тоненькая, она едва доставала ему до плеча и при разговоре ей приходилось задирать голову, а ему, наоборот, опускать, отчего в груди разливалась душащая нежность. Шинья снова вспомнил, как они стояли и смотрели друг на друга: он - с восторгом и восхищением, а в ее взгляде было столько разнообразных эмоций, что сейчас, стоя на балконе и размышляя об этом, Шинья не может понять ее реакции, но он вполне четко уловил одну перемену, странную и непонятную, не поддающуюся объяснению: когда она увидела его, то сначала смотрела с удивлением, но стоило ему подойти и заговорить, как удивленный взгляд сменился на взор, полный боли, отчаяния и чего-то ещё. Чего-то, что он не мог понять, но столь сильного и сокрушающего. Шинья всегда гордился своим умением разбираться в людях, но эту девушку понять не мог. Почему она смотрела на него так, словно он принёс ей очень много боли, хотя они даже не знакомы? Говорят, что случайности неслучайны. Также говорят, что если люди встречаются, то так предначертано судьбой. Шинья никогда в это никогда не верил. В реальной жизни, лишенной магии, нужно уповать только лишь на себя и если что-то случилось - то это всецело твоя заслуга, будь то благо или напасть - неважно. Да, Шинья никогда не верил во встречи, что предначертаны судьбой, но тогда, стоя на втором уровне стеклянной оранжерее и глядя в самые красивые на свете зеленые глаза, он был готов поверить во что угодно.