Определение констант

Душеньке крутят руки, упирают лицом в каменную кладку, и что-то кричат в ухо. Он облизывает кровь с треснувших губ, пытается сказать хоть слово в оправдание, но только сипит нечленораздельно. Кофту стягивают с головы, душат, он надеется, случайно. Голоса незнакомые, переговариваются меж собой. Мелькают знакомые имена, но шум в голове мешает сосредоточиться. Дёргает плечом, за что его сильнее скручивают. Хрипит. Тащат от стены. Путается в своих ногах и едва не падает носом в асфальт. Чьи-то руки хватают. Значок впивается сквозь одежду в тонкую кожу. Лишь бы не лопнула. Он сидит на заднем сиденье между двух полицейских в гражданской форме. За рулём девушка. Это не проясняет ситуации. Душенька теребит край рукава и запоминает детали ландшафта. В них мелькает что-то знакомое. Но не задерживается надолго. Наручники, застёгнутые на голой коже, весьма раздражают как холодом, так и удручающим бряканьем на кочках и ямах. Из карманов вынули два неприкосновенных яблока Нотча, а тотемы схлопнулись ещё в переходе. Перед глазами встают нити временных линий, переплетаются с отображением его сверх нормы скачущим пульсом. Душенька дышит глубоко, по квадрату. Задерживает дыхание на четыре секунды. Мельтешащая красным сквозь закрытые веки темнота, лёгкое покалывание лёгких. Разум успокаивает. Фонари светят жёлтым, сжигают сквозь веки радужку. Вдыхает. Тихо, старается не шуметь. Следит краем за экраном телефона полицейского в маске. Второй кусает его яблоко. Не дышит. Читает смутно знакомые имена. В голове что-то крутится. Выдыхает. Сердце бьётся жутко громко, вены, кажется, взорвутся в месте, где скованы наручниками. Экран загорается картинкой рыжего кота в чьих-то исцарапанных руках и ужатой до трёх пикселей фотографией пчелы, полицейский спешит ответить в чате. Печатает быстро, с кучей ошибок. Перепроверяет трижды и отправляет всё равно с парой опечаток в очевидных местах. Пугод — знакомое имя, — писал что-то про открытие новых автоматов, а пчела прислала отвратительную фотографию неясного чего с подписью "вы". Душенька смотрит исподлобья на закрытое маской лицо. Тот трёт глаза, вздыхает постоянно тяжело. Показывает телефон другому через спину Душеньки. Они смеются и начинают активно переписываться в общем чате. Девушка кривится, видно даже со спины. Руки сцеплены спереди, это единственное, что сейчас хорошо. Собачий холод на улице, проникающий под тонкую кофту к лёгким, и унылое здание полицейского участка навевали ужас. Снег, упавший с крыши, тает неприятно. Стряхивают с него чужой шапкой. Когда пытаются оформить на бумагах, они обыскивают трижды все карманы, залезают чуть ли не в трусы, и смотрят неприязненно, когда он сиплым голосом говорит свои скупые данные. Имя. Возраст. Мужчины переглядываются на отметку в днях. Человек без маски играет бровями и крутит на пальце связкой ключей. Шутит неосторожно пошлую шутку. Душенька улыбается сквозь сковывающий страх. У него лицо трещит, и сердце бьётся о рёбра. Всё внутри кричит, что он в засаде. Девушка представляет их, закатывая на каждом имени глаза, как Зака, того что в маске, и второго как Жирафа. Душенька криво пародирует смущённую улыбку. Ники кривится в ответ. В тишине скрипящей ручки по бумаге, он горбится, мнёт пальцы. Хруст суставов чуть успокаивает. Он может рассказать тысячи часов жизни, но не ответит, какая дата рождения. Спросите его, какой путь у этой временной линии? Он вцепится в тонкий бронежилет Жирафа и начнёт умолять не лезть в дело Жреца. Не туда, не опять. Есть другие пути. Душенька смотрит сквозь решётку кпз на этих троих. У него есть чужие воспоминания. Их многочисленные смерти играют костлявыми пальцами на его расхлябанных нервах. Удушье войда цепляется паршивым кожаным браслетом в шею на манер поводка. Глотает на сухую таблетки, смаргивает красную поволоку. Хлопают стальные крылья за спиной, шепотки гнили цепляются за разум. Душенька улыбается на безмолвный вопрос Ники, трясётся внутри. Почва уходит из-под ног, не за что зацепиться. Под пальцами холодная сталь. Такая же, какой он отбивался от монстров десятки тысяч часов. Она успокаивает дрожь и расковыривает старые раны. Жираф улыбается ему и на месте сердца кровавое месиво, бьётся полугнилое. Гноится. Видно, как чужие пальцы, припорошенные золотом, сжимают до мерзкого хлюпа маленький мотор. Он лопается в трёх местах. Кровь течёт вверх, по шее и затекает в глаза. Душенька мило щурится. Коленки прижимает ближе к телу, чтобы не тряслись как несмазанные петлицы при сквозняке. Душенька зачарованный, видит, как рука вытаскивает сердце на манер лишней детали. Крутит, рассматривает. Будто на рынке выбирает спелое яблоко. Вытаскивает аорту на манер червя. У Душеньки желчь в горле, а кто-то ест сердце заместо сладости. У Зака глаза выколоты, он их щурит в сомнении. Качает головой, едва держащейся на артериях. Душенька моргает. Эти трое не смотрят на него. Мировая линия на периферии показывает, как тонет человек. Он кричит. Вода заливается жидким железом в нос, оседает в желудке и на тонких стенках альвеол. В ушах хлопают бесперебойно фейерверки и пушки, бьются литавры и революционная песня нарастает. Его трясут за плечи, суют что-то в рот, заставляют проглотить и запить. Смерть улыбается ему на той стороне век. Распахивает объятья и обещает радушный приём. У Душеньки руки связаны на манер сумасшедшего. Он пустым взглядом вперся в потолок, говорит Ники всё, что видит. Слышит, скрипит паршивая ручка по серой бумаге, записывает неразборчиво, потому что не верит, как она помогала скрыться преступнику, или как она смеялась на собственной свадьбе. Чернила текут по сжатой в ярости руке, когда он смотрит в расфокусе сквозь неё, повторяет её слова, когда она предаёт. Шепчет, как ей придётся вытаскивать бессердечный труп из кровати. У Душеньки в комнате белой сосед. У него глаза тёплые, когда улыбается только ему. Придвигается ближе и шепчет горячо, Обхватывает руками лицо, вкладывает слова прямо на язык,

"Мы не в той временной линии"