Единороги Заповедного Леса

      «Что же ты скрываешь, Павеллионеторин? Что за страшный секрет таишь?» думала я, неуютно поёрзывая на стуле. «То, что тайна есть — это как пить дать. Но какая? Неужели Принц навеки сгинул в этом ужасном человеческом мире? О-о, нет, это слишком ужасно!»       Впрочем, сам Павеллионеторин пока что молчал и не спешил делиться со мной своими секретами. Молчал и вкушал до безобразия вкусный салат, щедро орошённый подсолнечным маслом.       Стыдно признаться, но при виде салата мои мысли сами собой переключились на съестное. Тем более, что у Павеллионеторина почему-то была лишняя тарелка. Лика же, как назло, задерживалась. Может, она тоже пропала с концами?       И вот, когда я уже была готова отбросить свою гордость и унизиться до прошения салата, подруга всё-таки явила себя. Поставив передо мной ту самую тарелку с салатом, который я так вожделела и стакан с чаем, Лика устало опустилась на стул. Как видно, стояние в очереди отняло у неё немало сил. Если не все.       Но даже тогда я не притронулась к еде и, сунув нос в её тарелку, сделала мощный вдох. Лишь убедившись, что в еде Лики отсутствует конина, а подозрительная котлета сделана из обычной говядины, я вонзила вилку в салат.       — Итак, вернёмся к главному вопросу, — Лика откинулась назад и скрестила на груди руки. — Где Принц?       Я вздрогнула, так как никак не ожидала, что подруга так быстро перейдёт к сути дела.       Мы ведь даже не поели!       Для Павеллионеторина, вероятно, это тоже было неожиданностью, потому как он поперхнулся и был вынужден хлебнуть компота.       — А вы, собственно, какое отношение к нам имеете, уважаемая? — укоризненно взглянул на Лику он. — Я не чувствую в вас ни грамма магии, а, следовательно, вы — обычная человеческая девочка. Что вам до нас, единорогов?       — Всё, — отрезала Лика, не меняя положения. — Соня — моя подруга. А друзьям принято помогать.       — Здесь вы ничем не поможете, — сородич недовольно поджал губы и вернулся к еде. — В конце концов, вы — человек…       — Ну, а ты — бета, — невозмутимо парировала Лика. — Но я же не ставлю тебе в вину пресмыкание перед теми, кто выше тебя по положению? Не ставлю. Вот и ты прекрати напирать на мою человечность, лошадка.       — К-как т-ты м-меня н-назвала? — голос Павеллионеторина был полон негодования, а сам он незаметно для себя перешёл на «ты». — Да будет тебе известно, я — правая рука Принца Единорогов, Павеллионеторин! Обращайся ко мне с надлежащим уважением, самка!       — Пс-с, хочешь услышать сногсшибательную новость? — насмешливо поинтересовалась Лика, нисколечко не обидевшаяся на «самку». — Ты в человеческом мире, дружок. Все ваши единорожьи титулы — не более чем пшик, Павлуша.       — Ах ты! Ты!..       Так и не найдя приличествующих случаю слов, Павеллионеторин крепко ухватился за стакан с компотом и в мгновение ока осушил его. Однако даже компот не смог приглушить его гнев, нашедший выход в форме икоты, перемежающейся лошадиным ржанием.       Это выглядело до того уморительно, что я не удержалась от хихиканья. Лика так вообще рассмеялась в голос. Не знаю, как долго мы бы с ней веселились, если бы в дверях столовой не возник он.       Тот, кого я жаждала увидеть больше всего на свете.       Принц.       Пускай сейчас он и пребывал в непривычном для меня облике, он всё равно был прекрасен и притягивал к себе взгляды.       Его серебристая грива, спускавшаяся чуть ниже лопаток, была восхитительна и шелковиста. Глаза, насыщенного тёмно-синего цвета, обрамлены пушистыми ресницами. Осанка — стройная и изящная. Кожа — бледная и, как мне кажется, слегка светящаяся. Даже чужеродный костюм из джинсовой ткани сидел на нём как влитой. Это лишний раз доказывало, что нашему Принцу всё к лицу.       Пройдя между столами и вызвав целую массу восторженных ахов и охов, он остановился напротив нас. Окинув нас с Ликой скучающим взглядом, Принц обратился к Павеллионеторину:       — Кто эти двое?       — Рыжая — Лиссониядель, светленькая — человечиха, — представил нас Павеллионеторин. — Что-то ты подзадержался.       — Все претензии — к преподавателю, — Принц отодвинул табуретку и сел за стол. — Они что-то от меня хотели?       — Не знаю, что там насчёт человечихи… — Павеллионеторин поморщился как от зубной боли. — А вот Лиссониядель пришла за тобой. Я так понял, что её послал табун.       — Понятно, — кивок Принца был исполнен таким достоинством, что у меня захватило дух. — Тогда передай ей следующее: я не вернусь. Пускай найдут себе другого идиота, согласного весь остаток своей жизни служить символом благородства и изящества.       — А самому произнести слабо, что ли? — прошипела Лика, сужая глаза. — Слушай сюда, белобрысый. Мне плевать, кто ты там и какое положение занимаешь в своём стаде. Здесь человеческий мир и все условно равные. То, что ты чуть красивее других, ровным счётом ничего не значит.       — Но, тем не менее, даже ты находишь меня красивым, — на сей раз Принц обратился к Лике напрямую, что по единорожьим меркам было неслыханной честью.       — Я сужу по реакции остальных, — отозвалась Лика. — Ты даже не в моём вкусе, чтоб ты знал!       — Да как ты смеешь! — Павеллионеторин подскочил на месте. — Следи за своим языком, самка!       — Ты бы лучше за собою последил, бета, — в тон ему отозвалась Лика. — И за Прынцем своим. Если он и в повседневной жизни через тебя общается, то его ожидают бо–ольшие проблемы.       — Пожалуйста, не ссорьтесь! — в отчаянии выкрикнула я и обратила исполненный мольбы взгляд в сторону Принца. — Пожалуйста, скажите, отчего вы не хотите возвращаться в табун!       — Павеллионеторин, расскажи ей, — велел Принц. — Ну, а я пока поем…       — Как скажешь, — кивнул тот и начал рассказ. — Вот как всё было.       — Печальная повесть Принца Велионовлассина, поведанная Павеллионеторином –              С самого рождения маленького Велионовлассина окружали всяческими почестями. Не было ничего, что он не мог бы заполучить. Свежая и сочная трава? Пожалуйста. Самая мягкая и удобная подстилка из листьев?       Ради всех единорогов! Лежи, пока не надоест. Это уже не говоря о том, что в будущем он мог взять в жёны абсолютно любую единорожицу в табуне. А может, и не одну, а сразу двух. Или трёх. Он же Принц, ему всё можно.       Однако Велионовлассина всё это не радовало. Всё чаще он посматривал в сторону границы Заповедного Леса. Там стоял волшебный барьер, отделявший часть леса, наполненную магией, от реального мира, где царствовали люди.       Терзаемый любопытством он часто подходил к нему и тыкался рогом, в слабой надежде, что однажды барьер расступится перед ним и позволит заглянуть в неизведанную часть леса. Однако тот не поддавался. Поэтому Принц продолжал вести свою скучную и однообразную жизнь, не прекращая, впрочем, мечтать о чём-то большем.       И вот, когда по единорожьим меркам Велионовлассин стал совершеннолетним, его отец, Король, владычествовавший над соседним табуном, раскрыл ему тайну барьера.       Отныне Принц мог в полной мере управлять им, открывая и закрывая по собственному желанию. Король знал, что его сын благоразумен и ни за что не использует новообретённое знание во вред своему табуну, а потому не особо переживал. А вот о чём он и понятия не имел, так это о желаниях своего сына.       Дождавшись, когда отец вернётся в своё табун, Принц стремглав понёсся к барьеру и совершил таинство, которому научил его отец. Барьер послушно исчез, и Принц ступил в новый, неизведанный мир.       Разумеется, поначалу все его вылазки были скучны и малоинформативны, но однажды ему повезло. Он познакомился с могущественным человеческим чародеем, пообещавшим вырвать его из плена серых будней и обеспечить невероятными приключениями и незабываемыми впечатлениями.       За всё про всё чародей запросил лишь одного — рога единорожьи. Это было до того простое и несколько нелепое условие, учитывая, что несколько раз в год единороги, подобно оленям, сбрасывают свои рога, что Принц даже удивился. Но чародея больше ничего не интересовало, так что Велионовлассин дал своё согласие.       После того как все договорённости были соблюдены, чародей вручил Принцу зелье, способное превратить его в человека. Правда, зелье то было временное и действовало ровно месяц.       И если Принц желал продлить действие зелья, то должен был наладить поставку высокоценимых рогов на постоянной основе. Однако принцу не хотелось возиться со столь скучным и нудным делом, а потому он поведал всё своему близкому другу, Павеллионеторину, готовому пройти за него и огонь, и воду, и медные трубы…              

— Конец печальной повести –

             — И это, по твоим меркам, оказание «высочайшего доверия»? — Лика зевнула, даже не потрудившись прикрыть рот. — Да тебя просто используют, Павлуша! Только и всего.       — Ты — человек, а потому не вправе судить нашу единорожью иерархию, — самодовольно заметил Павеллионеторин.       — Ой, да чего судить там… — отмахнулась от него подруга. — Пусть лучше ваш Принц сам скажет Соне, что не хочет возвращаться. Сам. Лично.       Павеллионеторин обеспокоенно глянул на Принца, но тот поднял руку, показывая, что всё в порядке. Затем он повернулся ко мне и, взмахнув своими пушистыми ресницами, мягко произнёс:       — Я не вернусь в табун, Лиссониядель. Будь добра, передай это остальным.       Земля медленно, но верно стала уходить из-под моих ног. Принц… шутит, правда же? Как это не вернётся? Мы… мы не можем без него. Никак не можем! Или можем? Ч-что в-вообще п-происходит? Всё так… странно.       Нереально. Неправильно. Нереально и неправильно. Из этого ужасного состояния меня вывел резкий голос Лики. Подобно хлысту, он стегнул меня по спине и привёл в чувство.       — Не вернёшься, говоришь? — прошипела она, вставая со своего места и приближаясь к Принцу. — Ты хоть соображаешь, что говоришь? Хотя чем тебе соображать-то. Павлуша тебе не только голос заменяет, но и мозги, по ходу. Ладно, объясню популярно и доступно. Так, что даже до тебя дойдёт. Соня преодолела множество злоключений. Сменила облик, угодила под машину, едва не подверглась травле со стороны класса… Всё лишь для того, чтобы отыскать тебя и вернуть в табун. И после всего этого ты говоришь ей, что не вернёшься?! У тебя, как, совесть вообще имеется?       — Искренне соболезную Лиссониядель, но тут уж ничего не попишешь, — Принц тоже поднялся с табуретки и теперь стоял напротив Лики, скрестив руки на груди. — Мне хочется остаться здесь.       — Ах, ты!.. — разъярилась Лика и подняла руку, стремясь отвесить ему оплеуху.       — Не-ет! — прокричала я, в последний момент влезая между ними.       Бац.       Пощёчина пришлась точнёхонько по моей левой щеке. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы. Бо-ольно… Но зато… зато я защитила Принца. Я повернулась к нему, довольная тем, что исполнила свой единорожий долг… лишь для того, чтобы узреть презрительную ухмылку, играющую на его губах.       — Видишь? — обратился к Лике Принц. — Для них я — всё. Если потребуется, они и жизнь свою за меня отдадут. Что за убогие созда…       Договорить Велионовлассин не успел, так как второе оглушительное «бац» пришлось на его нос. Да такое мощное, что тут же хлынула кровь. Принц недоумённо вытаращился на Лику, одновременно прижимая руки к носу.       Видать, не мог поверить в то, что та всё-таки ему врезала. Лика же несколько секунд потрясла ушибленной рукой, после чего самым будничным тоном заявила:       — Пошли в класс, Соня. Скоро звонок.       — А-а… да, — машинально кивнула я.       Лика первой направилась к выходу, начисто игнорируя возмущённые вопли Павеллионеторина. Я засеменила следом, испытывая доселе неведомое мне чувство глубокого морального удовлетворения. Лиссониядель — плохой единорог. Очень плохой.