I'll Be There For You

Если бы ещё месяц назад Бруту сказали, что он добровольно будет каждые выходные мотаться в самый неблагополучный район города в гости к каким-то маргиналам, он бы посоветовал говорящему обратиться за помощью в психиатрическую клинику. В конце концов Брут не для того поступил в один из самых престижных институтов страны и съехал от помешанного на контроле опекуна, чтобы проводить время в трущобах. Но, как это часто случалось в его жизни, приходилось делать не то, что было запланировано, а то, что захотелось. Не ему, разумеется, а Икару, который умел строить щенячьи глазки как никто другой, и с помощью этой своей сверхсилы получал от Брута всё, что угодно. Серьёзно, абсолютно всё. Когда пятилетний Икар сказал, что ему очень понравился "умный дядя", ставший спонсором приюта, Брут, которому тогда едва исполнилось семь, умудрился привлечь внимание этого самого дяди к себе и Икару и к их "впечатляющим" достижениям – парочке выигранных олимпиад по математике и конкурсов детских проектов. В итоге Тесея – так звали "умного дядю" – привлекли гениальность маленького Икара и серьезность Брута, и он оформил опеку над обоими. Когда Икару взбрело в голову уехать учиться на другой конец страны, Брут приложил все усилия, чтобы убедить Тесея в том, что это лучший вариант для такого дарования, как Икар. После того, как уговоры не сработали, а Икар просто-напросто сбежал из дома, Брут принял на себя весь гнев Тесея и поехал следом за другом, пообещав приемному родителю, что будет контролировать Икара и отчитываться обо всём, что его касается. И вот теперь ему кажется придётся это обещание нарушить, потому что за те несколько недель, что Брут вел переговоры с Тесеем и оформлял документы, чтобы перевестись из своего университета, Икар успел связаться с плохой компанией. К счастью, компания эта представляла собой не наркокартель, а всего лишь каких-то двух бомжей, которых Икар называл Бродяга и Муза (про настоящие имена Брут решил даже не спрашивать). О таком Тесею рассказывать точно нельзя, если жизнь дорога. Не своя, так хотя бы Икара. Правда при первом знакомстве с новыми друзьями Икара Брут и сам был готов был его прибить, лишив мир гениального инженера. Девушка, Муза, была очень милой и приветливой, но после пяти минут общения с ней у Брута сложилось впечатление, что от определения "блаженная" её отделяет почти прозрачная грань. Любую тему она сводила либо к мифам Древней Греции (кажется, её и в Икаре поначалу привлекло именно его имя), либо к своим странным фантазиям. Девушка мечтала летать, как птица, и Икар, оказывается, уже пообещал ей спроектировать механические крылья. Брут пытался объяснить этим двоим, что это технически невозможно, а даже если бы Икар и смог собрать такие крылья, то городские власти приняли бы их за воздушную угрозу и просто-напросто сбили. Однако они от него отмахнулись и продолжили обсуждать свои безумные прожекты. Но если с Музой и её психическими отклонениями Брут ещё был готов мириться, то вот её братец его просто вымораживал. – Огня не одолжишь? – вот и все приветствие, которое Брут получил от него при первой встрече. – Здравствуйте. Извините, не курю. – подчеркнуто вежливо ответил Брут, окидывая нового знакомого взглядом. Выглядел тот, словно типичный персонаж аниме: волосы торчат в разные стороны, большущие глаза, нездоровая худоба, которую подчеркивала черная кожаная куртка не по размеру. – Всё ясно, ещё один папин отличник, – хищно усмехнулся Бродяга и перевел взгляд на Музу и Икара, которые словно забыли, что эта встреча – вообще-то не их свидание, и мило ворковали друг с другом. С тех пор, почти каждые выходные Икар придумывал повод, чтобы выбраться в район, где жила Муза, и частенько тащил с собой Брута. Зачем, оставалось для самого Брута загадкой. Всё равно, как только Икар видел Музу, все остальные переставали для него существовать. В итоге Бруту приходилось общаться с Бродягой, который, похоже, таскался за сестрой по собственной инициативе и пристально следил за ней каждую прогулку, словно она могла исчезнуть, если отвести от неё взгляд на несколько лишних секунд. Одновременно с этим он успевал оскорбить наряд Брута, его образ жизни и все его интересы (правда, для этого ему приходилось сначала расспросить Брута обо всех его привычках и интересах, но на что только не пойдёшь, чтобы обстебать "зажравшихся университетских"). Оказалось, Муза и Бродяга всё же не были бомжами в буквальном смысле. Они жили в однушке на краю города, которая осталась им от отца. Что случилось с отцом, они не говорили, но из рассказов Музы о детстве стало ясно, что он был каким-то гражданским активистом с высокими идеалами. Вот только идеалами не покроешь коммунальные счета. – На что же вы жили? – однажды не выдержал Брут. – На то же, что и сейчас – Бродяга работает в тату-салоне, а я пою, – ответила ему с улыбкой Муза. Так они с Икаром и познакомились – он так заслушался девушкой, которая выступала в переходе, что простоял рядом с ней весь вечер, оставил в чехле от гитары всю наличку и чуть не довёл Брута до инфаркта, потому что не отвечал на звонки. После Икар проводил её до дома, и выяснилось, что они родственные души. Когда Икар пересказывал ему эту историю знакомства, на фразе про "родственные души" Брут закатил глаза так сильно, что они заболели, но, познакомившись с Музой ближе, понял, что Икар был прав: эти двое действительно настолько подходили друг другу, "что блевать охота", как выражался Бродяга. Брут не заметил, как пролетел учебный год. Кажется, никогда еще его жизнь не была наполнена столькими событиями. Муза показала им свои любимые в городе места, о которых большинство приезжих не догадывались, возила за город смотреть на звезды, рассказывала странные, но завораживающие легенды и предания, услышанные от отца. Бродяга, кажется, израсходовал весь запас ругательств и подколов, известных человечеству, и словно немного оттаял к «чужакам». Однажды, будучи вдрызг пьяным (с его комплекцией не нужно было большого количества алкоголя, чтобы напиться), он даже порывался набить Бруту и Икару татуировки. Как потом объяснила Муза, абы кому он такое предлагать бы не стал. Брут самозабвенно врал Тесею про то, что Икар думает только об учебе, и когда они приехали навестить опекуна во время рождественских каникул, выдал Икару краткий курс «Как случайно не выболтать за обедом того, о чем пожалеешь». Сам Брут эту дисциплину освоил в совершенстве еще в подростковом возрасте, а вот Икару с его наивностью было сложно утаивать что-то от Тесея, перед которым он к тому же все еще чувствовал вину за свой побег. К счастью, прием «щенячьи глазки» действовал и на Тесея, так что примирение состоялось. Весной снова были прогулки, песни под гитару, влюбленные взгляды Икара, звонкий смех Музы, беззлобное ворчание Бродяги. Жизнь впервые казалась легкой и полной надежд. Надежд, которые рухнули одним июньским днем. Икар, окрыленный любовью (и еще, возможно, сессией, которую он закрыл на отлично без необходимости сдавать ни один экзамен), готовился сделать Музе предложение. Бруту это казалось блажью, они ведь знакомы меньше года, но оказалось, что переубедить влюбленного Икара еще сложнее, чем Икара в базовой комплектации, поэтому Брут дал свое «благословение», помог Икару выбрать кольцо и остался драить квартиру к приходу в гости будущей невестки. Вот только вернулся Икар один, да к тому же в слезах. Таким зареванным Брут его не видел со времен приюта. В глазах друга застыли боль и отчаяние, и Брут понял, что простой отказ не мог быть тому причиной. – Что случилось? – сразу же спросил он, осторожно притянув Икара к себе. – Она… Она умирает, – прошептал Икар так тихо, что слова едва можно было разобрать. – Сказала, что боялась признаться раньше… – Умирает? Что с ней? Где она сейчас? Что произошло? – Брут чувствовал, как его волной накрывает паника. – Она точно не знает. Что-то с сосудами мозга… У них не было денег на хорошую клинику, а теперь она думает, что уже слишком поздно… – оценив состояние Икара, Брут понял, что придется отложить паническую атаку. Или не обращать на нее внимание. Первым делом он усадил друга на диван и влил в него успокоительное. Поборол соблазн влить успокоительное в себя – на нервах Брут всегда соображал быстрее. Он договорился о встрече с Бродягой, из которого вытряс все детали: аневризма, обнаружили несколько лет назад, сказали, что случай сложный. – Даже если бы бабки были, хирурга, который согласится такое оперировать, хрен найдешь, – хотя Бродяга и пытался говорить спокойно, было видно, что он все еще не смирился с мыслью о том, что ему придется хоронить сестру. – Она же и не жила нормально. Это разве жизнь? Безнадега галимая. Безнадега. Ну уж нет. Брут не был готов сдаваться так просто. Они с Икаром принялись таскать Музу по всем врачам города, однако те лишь подтвердили то, что уже и так было известно – запущенный случай, в стране нет таких специалистов. Безнадега. Брут лихорадочно стал перебирать в уме имена и лица всех знакомых Тесея, которые бывали у них в доме – случайных людей Тесей никогда не приглашал, его интересовали только «полезные» знакомства. Должен среди них быть кто-нибудь, кто знает кого-нибудь, кто лечился за границей и знает кого-нибудь… Ход его мыслей прервало внезапно всплывшее в голове имя – Крисания. На момент их знакомства она была необычайно способной студенткой кафедры нейрохирургии и приемной дочерью одного из самых неприятных людей, которых Бруту доводилось встречать. Они с Тесеем сошлись на схожих политических взглядах и на том, что оба растили гениальных приемных детей. Во только Тесей хотя бы не был религиозным фанатиком и не применял к детям физическое насилие. Брут помнил, как однажды случайно заметил синяки на запястье у девушки, как нашел предлог поговорить с ней наедине, как пытался сгладить неловкость, которую Крисания испытывала от того, что единственным человеком, готовым обсудить с ней происходящее, оказался едва знакомый мальчик-подросток. Помнил он и то, как несколько месяцев притворялся, что не в состоянии освоить школьную программу по органической химии, и под предлогом репетиторства приглашал Крисанию к себе. Она приходила, когда Тесея не было дома, и Брут со своего ноутбука подключался к онлайн-встречам групп психологической помощи жертвам домашнего насилия. Поначалу Крисании все это казалось глупостью, и она соглашалась только из-за того, что не хотела обижать нового друга, но спустя время она искренне благодарила своего «воина Света», как она называла Брута, за помощь. В конце концов ей хватило смелости пойти наперекор отцу и подать заявку на грант одной из крупнейших европейских клиник в Германии. Последний раз они с Брутом виделись, когда он провожал ее в аэропорт. Потом общение постепенно сошло на нет, но Брут не сомневался, что Крисания – тот человек, который им нужен. Крисания ответила на его сообщения не сразу – разница часовых поясов давала о себе знать – и Брут проверял телефон каждые пять минут на протяжении нескольких часов. Привет! Молодец, что написал. Пришли мне все заключения и выписки, какие у тебя есть. Посмотрим, что можно сделать. Брут не был верующим, но, прочитав это сообщение, он был готов благодарить всех известных и неизвестных богов за то, что у них снова появилась надежда. И чем дольше Брут переписывался с Крисанией, тем ярче разгоралась эта надежда. Девушке удавалось сохранять баланс между профессионализмом и дружеским сочувствием. Вам обязательно нужно приехать. Без обследования ничего обещать не могу, но случай не безнадежный. В моей практике уже был удачный опыт такой операции, до сих пор с ним мучаюсь :) Выяснилось, что муж Крисании, Рейстлин, попал в их клинику в куда худшем состоянии, чем Муза. Приступы неконтролируемой агрессии, галлюцинации, чуть ли не голоса в голове, и к тому же целый набор сопутствующих заболеваний, от астмы до искривления позвоночника. Крисания тогда только начинала оперировать самостоятельно, и Рейстлин попал к ней по одной простой причине: другие врачи не видели смысла оперировать этот ходячий труп и портить себе статистику. Однако про Крисанию не зря говорили, что у нее Божий дар. После успешной операции Крисания решила познакомиться с пациентом поближе. Рейстлин оказался человеком сложным, но интересным. Он долго не отвечал на симпатию Крисании взаимностью, а когда все-таки признался в чувствах, едва не потерял сознание, и Крисания успела испугаться, что, не успев толком побыть ее парнем, он снова превратится в ее пациента. Назвать их идеальной парой язык бы не повернулся ни у кого, но их самих это мало беспокоило. Крисания сказала, что для невесты «малыша Икара» она готова провести операцию бесплатно, однако денег все равно нужно было немало – на перелет, на диагностику, препараты, реабилитацию. Пришлось продать новенькую машину, которую Тесей совсем недавно подарил Икару на день рождения, добавить сумму, отложенную Икаром на свадьбу и свадебное путешествие, и с присущей Бруту деликатностью выпросить у опекуна денег на поездку в Берлин. Нет, не по ночным клубам шляться, а на научную конференцию. Да, летом их тоже проводят. Вот информационное письмо. Перед выездом в аэропорт Брут трижды собирал и разбирал их с Икаром чемоданы и заставил всех раз пятнадцать перепроверить документы. В какой-то момент Бродяга психанул, разломал (случайно или нет, история умалчивает) свои солнечные очки и утащил Брута покупать новые. Все следующие дни до операции Брут помнил урывками. Вот они поднимаются по трапу. Вот Муза испуганно и восторженно смотрит в иллюминатор, а Бродяга сидит, зажмурив глаза и впившись в подлокотники ногтями – для ни обоих это первый в жизни перелет. Вот Крисания с улыбкой встречает их в аэропорту и знакомит с мужем, который даже безуспешно пытается скрыть, насколько ему некомфортно в обществе посторонних. Дальше – больница, мечущийся по коридору Бродяга, Икар, пристающий с расспросами к каждому врачу, проходящему мимо, и сам Брут, безуспешно пытающийся угомонить обоих. Операция была назначена на вечер, и Муза уговаривала измученного тревогой за нее Икара уехать в гостиницу и поспать, а не караулить под дверьми, но и он, и Брут, и Бродяга не намерены были покидать больницу без Музы. Однако время близилось к ночи, и Брут чувствовал, что начинает клевать носом. Бродяга уже раза три выходил покурить, а Икар отвлекал себя какими-то чертежами (Брут надеялся, что не чертежами долбанных крыльев!). Бруту тоже нужно было чем-то себя занять, и он решил найти в округе что-нибудь круглосуточное и кофесодержащее. Вот только в незнакомом городе заблудиться оказалось легче легкого, поэтому поход за кофе превратился в настоящий квест. Что ж, хотел отвлечься? Получи и распишись. Когда он наконец вырулил обратно к зданию клиники, из дверей выскочил знакомый анимешный силуэт. – Она будет жить! – Бродяга врезался в него с разбегу, и остатки кофе плеснули Бруту прямо на белую рубашку. – Операция закончилась, все показатели в норме, скоро придет в себя! – А где Икар? – Он там, с врачами разговаривает, а я решил тебя найти потому что, ну… Если бы не ты… Короче, спасибо тебе за всё…– Бродяга обнял его так крепко, что Бруту послышался хруст собственных ребер. – Мы твои должники, че хочешь теперь проси. – Бросай курить. – Чего? – Сам сказал, могу попросить, что хочу. Так вот, хочу, чтоб ты бросил курить, чтобы потом не пришлось выбивать для тебя операцию легких. – Вот ты козлина! – рассмеялся Бродяга. – Ладно, твоя правда, надо завязывать. У нас же теперь новая жизнь начинается. – Больше никакой безнадеги? – Больше никакой безнадеги.