120 писем Гермионы Грейнджер

Проходя вдоль пафосных магазинов центра магического города, Гермиона искала свою спутницу, которая порядком потрепала ей нервы своим отсутствием за эти 15 минут. Глаза почти сделали оборот вокруг черепной коробки, как звонкий голос резанул уши. Наконец-то. — Я здесь, Гермиона-а-а! — Джинни орала, что есть мочи, вероятно думая, что Грейнджер глухая. — Мерлин, не ори! Ты будто одно из яиц на испытании Кубка Трех Волшебников! — она ускорила шаг, чтобы опозориться до конца, взяв подругу под руки и аппарировав без предупреждения. Ей назло. Девушки оказались в центре своего номера в отеле. В силу того, что Уизли не знала про намерения подруги, то не была готова к аппарации и позорно стояла на четвереньках. Спасибо, что конечности на месте. — Не зря Малфой собирался на тебе жениться, — девушка встала и подняла свои пакеты с новенькой одеждой. — Не неси чепухи… Он… не хотел этого, — упоминание слизеринца заставило Гермиону почувствовать тяжелый ком в горле, но она не могла промолчать. Она знала правду. — И это умнейшая ведьма столетия, — сарказм в голосе Уизли стекал по перепонкам, как мед. — Очнись, Гермиона! Этот придурок наплел тебе ереси размером с квиддичное поле! Драко, прости меня Мерлин, как чертов Цербер на поводке, а этот, мать твою, поводок в твоей ладошке! Прости меня, Грейнджер, но ты и в правду глупая, если поверила Люциусу Малфою. Джинни была единственным человеком, который знал всё: как Люциус пришел к ней, как угрожал, о её беременности, о помолвке Драко с младшей Гринграсс. Она знала всё, но не верила в последнее. Грейнджер не хотела продолжать этот разговор и молча начала идти в ванную. У самой двери она обернулась и тихо прошептала: — Там была его печать, Джинни, — предательский ком был размером с Лондон, и большего она сказать не смогла, да и не хотела. Невербально наложив заглушающее на дверь, она стекла вниз по стене и уткнулась носом в колени. Ей нельзя плакать, но как же, блять, хочется! Чертов Люциус сделал все, что бы Гринграсс выскочила за Драко, и у него получилось. Грейнджер лично видела договор о помолвке, написанный его почерком, с его печатью. Ровно в день, когда она хотела сказать о беременности. В тот момент она сама только узнала об этом, и ждала, пока Малфой вернется домой. Но через пару часов на пороге стоял Люциус под ручку с младшей Гринграсс, которая так и пыталась порвать свой рот в натянутой улыбке. Алчная сука вручила ей договор о помолвке. Первые пару секунд после прочтения Грейнджер не верила, но подделать печать невозможно, ибо кольцо-печатка всегда на мизинце Драко. Всегда. Воспоминания нахлынули, словно цунами и не в силах себя сдерживать, она начала рыдать. Навзрыд. Так, что внутри будто все набито стеклом. Так блядски больно. Аж выворачивает. Неделю спустя — Гермиона? — Уизли уже час наблюдает, как ее подруга пытается написать хоть слово. — Ты должна ему написать, дата помолвки уже прошла, но нет ни одной новости! Ни в Итальянской газете, ни в Ежедневном пророке! — девушка активно жестикулировала, кстати, вполне агрессивно. Гермиона не хотела ее бесить, но она и впрямь считала это плохой идеей. — Они могли оставить такое событие в тайне, между семьей и друзьями, —голос звучал настолько наигранно-нейтрально, что мысленно Грейнджер дала себе по лбу. Посмотрев на подругу, она поняла, что она ей не верит даже на сикль. — Не смотри на меня так! Я пытаюсь! — Ты реально считаешь, что такие как Малфои-Гринграссы могли оставить ТАКОЕ в тайне? — рыжая подняла свою изящную бровь, а взгляд был полон недоумения.

***

Звук стука был настолько назойливым, что Драко буквально заставил себя открыть глаза. Стучали в окно, скорее всего, совы. Усмехнувшись от своей собственной дедукции, Малфой встал и направился к окну, открывая его и запуская птицу. Отвязав письмо от лапки, он увидел персиковый конверт. Её персиковый конверт. То, что осталось от его разбитого сердца дрогнуло, но ярость была сильнее. — Сука! Тебе хватает наглости мне писать? — Малфой яростно разорвал письмо и сжег его буквально взглядом, но это не помогло. Никогда не помогало. Он истреблял всё на своем пути, стулья летели в стены, столы были взорваны Бомбардой, подушки изрезались Сектумсемпрой, любимый эльфами хрусталь был побит. Вся комната была разрушена, как и вся его жизнь. — Я ненавижу тебя, Грейнджер, ненавижу! — он сел на остатки кровати и зарыдал. Ненавидел себя, но рыдал, как Миртл в своем туалете. Она всегда была жалкой, когда они общались и, видимо, теперь у них еще больше общего. Только он еще более жалок.