Секунды

      Аси считает секунды.       Ей нужно выждать ровно пять минут, это пять раз по шестьдесят секунд, а значит всего ей нужно триста. Один, два, три, четыре… — счет срывается, не дойдя даже до двадцати. В голове у нее как будто рой пчел, мысли разбегаются. Снова — один, два, три, четыре — нужно просто постараться дышать. Ну, же, ну, она слышала это недавно от Чаглы: вдыхаем на четыре, выдыхаем на шесть. Не смей открывать глаза! Не вставай. Не иди в ванную.       Руки сами сжимаются в кулаки, так сильно что ногти впиваются в кожу. Да, именно так, ей нужно думать о боли в руках. И опять — раз, два, три, четыре – цикл почти бесконечен. Будильник, заведенный на телефоне, звенит одновременно сразу и через тысячу лет.       Аси встает, ноги едва её держат. Быстрый поворот дверной ручки и вот она уже в ванной. Еще два метра до цели. Надо просто подойти и посмотреть.       И…черт.       Черт, черт, черт! Ну как же так, ну какая же ты дура, Аси. Просто последняя идиотка!       Она зажмуривает глаза, и на мгновение надеется, что, когда она их откроет окажется, что это все дурной сон. Кошмар. Что она проснется, лежа на груди у Алаза в его спальне на третьем этаже, он поцелует ее в лоб и все будет хорошо. Все будет как прежде.       Но как прежде видимо уже не будет никогда.       Потому что, когда она наконец открывает глаза, то все так же видит перед собой маленький белый тест с двумя полосками.

***

      Аси не дура, конечно же она знает, что незащищенный секс приводит к беременности. Ради всего святого, она выросла на улице, где большая половина детей были просто последствиями необдуманных поступков безответственных взрослых. Возможно, она сама была такой. Незапланированный, никому не нужный ребенок, которого проще было оставить в мусоре, чем донести до ворот приюта.       Взрослея она смотрела на старших девочек, которые повторяли судьбу своих матерей, также бросая своих детей на произвол судьбы — потому что не знали ничего другого. Потому что не могли о них позаботиться. Потому что чаще всего заводить этого ребенка было совсем не их выбором. Трущобы были опасны. Аси повезло — у нее был дом и братья, которые могли ее защитить. Но она все равно носила с собой нож, все равно осторожно ходила по улицам. И всегда, с тех пор как ей исполнилось четырнадцать лет, и она смогла накопить достаточно денег, держала у себя в потайном ящике тумбочки таблетку экстренной контрацепции. Раз в три года ее нужно было обновлять, но лучше уж было поголодать несколько недель и зашить очередную дыру на свитере, чем остаться без таблетки в самый неподходящий момент.       Потому что Аси не собиралась повторять этот бесконечный цикл, она не могла обречь невинного ребенка на ту жизнь, на которую обрекла её собственная мать.       И сейчас, глядя на две яркие розовые полоски на белом куске пластика, Аси не понимала: как она могла быть такой беспечной? Почему эта мысль не приходила ей в голову до вчерашнего утра, когда наконец осознала, что уже почти два месяца ей не нужно было покупать прокладки. Нет, её цикл никогда не был регулярным. Просто не мог быть, учитывая, что большую часть своего детства она голодала. Но два месяца — слишком большой срок, чтобы просто списать его на стресс и не очень здоровый образ жизни. Приступы тошноты, настигающие ее, когда она чувствовала запах сигаретного дыма, которым теперь всегда пах Алаз, только подтверждали ее подозрения.       Неужели она думала, что из-за того, что они влюблены и счастливы, то каким-то магическим образом она не окажется в этой ситуации? Правда заключалась в том, что похоже тогда Аси не думала вообще. В тот день, Алаз при всех своих друзьях признался, что влюблен в нее. В нее, Аси, уличную девчонку, которая наносила ему увечья большее количество раз, чем это нормально в здоровых отношениях. Нет, она была слишком влюблена и слишком очарована, чтобы думать.       — Я думаю сейчас ты должен выполнить свое обещание, — пробормотала Аси между поцелуями.       — Обещание? — Алаз оторвался от её губ и прижался своим лбом к ее, — что за обещание?       Его рука, все еще запутанная в копне ее волос, опустилась к шее и Аси почувствовала, как по спине бегут мурашки. Дыхание ускорилось.       — Ну же… В тот день, когда ты помогал Рюйе… В домике в горах… — в теплых янтарных глазах Алаза проскользнуло узнавание, но он не стал облегчать Аси задачу.       — В домике в горах? Я что-то обещал тебе тогда? — на его губах появилась хитрая усмешка. Уж если она не собиралась снова признавать свою любовь к нему, то хотя бы здесь он получит свою маленькую месть, — Возможно тебе стоит напомнить мне, Аси-кыз.       Всего на секунду ей захотелось продолжить эту игру, но Алаз наклонился ближе к ней, его дыхание обожгло ее шею:       — Что бы я не обещал — я непременно это выполню, тебе просто нужно напомнить мне, милая. — и в этот момент его губы наконец коснулись ее кожи, там, где ускоренно бился пульс.       Аси шумно выдохнула. Все мысли об играх и сопротивлении покинули ее голову. Хотелось просто сдаться ему, позволить руководить процессом, сделать все как он хочет, просто чтобы он не смел останавливаться.       — Ты обещал… ты обещал мне, что однажды мы поедем в этот домик. Только вдвоем— она еще крепче схватилась за его плечи, так что он почти мог чувствовать ее ногти сквозь ткань рубашки, — Я думаю, что сейчас самое время.       Дорога по свободным улицам вечернего Стамбула заняла меньше часа. Все это время рука Алаза лежала на её голой коленке, лишь иногда, на светофорах, поднимаясь все выше и выше, едва касаясь края ее хлопкового белья. В такие моменты Аси казалось, что она вот-вот сойдет с ума. Но красный свет сменялся зеленым, машина трогалась с места и Алаз возвращал свою руку в привычное положение лишь для того, чтобы возобновить эту пытку на следующей остановке.       Ливень начался внезапно, когда они уже въехали на подъездную дорожку дома и им пришлось бежать к двери, чтобы не намокнуть окончательно. Но на середине пути Алаз вдруг резко остановился и притянул её к себе.       — Что ты делаешь? — спросила она, стоя вплотную к нему. Её грудь прижималась к его так тесно, что она чувствовала каждый его вдох, — мы промокнем! И замерзнем! И заболеем!       — Плевать, — он наклонился к ней и буквально в миллиметре от ее губ произнес, — я знаю способы согреться.       Они целовались под дождем, а Аси все ещё стояла босиком на мокрой дорожке, и чувствовала себя героиней романа. Вот она, самая обычная она, никто, и Алаз, и он ее любит, и он ей в этом признался, и он признал это перед его друзьями-снобами. И он выбрал ее. И он хочет только её. А где-то над ними, спрятанные за весенними тучами, сияют звезды. Ей казалось, что это невозможно быть счастливее, чем в тот момент.       Аси схватила Алаза за руку и буквально потащила в сторону дома. Он засмеялся от её нетерпения, но увидев, что на ней все еще нет обуви, поднял на руки. И уже не на спину, как тогда в ресторане, а по-настоящему, как будто она какая-то невеста принцесса. Открывать дверь в таком положении оказалось довольно сложной задачей, но Алаз отказался опускать её на землю, поэтому, когда они все-таки смогли это сделать и он сам перенес её через порог дома — они уже промокли насквозь.       — Я принесу полотенца, стой здесь, — он поставил ее на мягкий ковер и направился было куда-то вглубь дома, но на этот раз уже Аси схватила его за руку и притянула к себе.       — Мне казалось ты сказал, что знаешь способы согреться. Или про это обещание тебе тоже нужно напомнить? — её руки лежали у него на груди, и она пыталась плавно поднять их выше, чтобы стянуть с него пиджак.       — Ты сегодня очень требовательная, Аси-кыз, — пробормотал он перед тем, как снова прижаться её губам, — весь вечер собираешь с меня долги.       — Я думаю, что это… — его руки внезапно оказались на ее бедрах и стало гораздо сложнее собрать слова в предложения, — то к чему нужно привыкнуть.       Он ничего не ответил, лишь углубив поцелуй. У Аси заканчивалось дыхание, но в тот же момент открывалось новое. Алаз провел одной рукой по ее спине, коснувшись застежки от молнии. Здесь он помедлил:       — Я… я могу? — она лишь кивнула, ощущение теплых губ на ее шее окончательно лишило Аси способности к связной речи.       Когда мокрое платье наконец упало на пол, она оказалась перед ним лишь в одном тонком и таком же промокшем белье, по телу пробежала дрожь от контраста холодного воздуха, теплых рук и горячих губ.       Они с трудом добрались до его комнаты, по пути натыкаясь на мебель и врезаясь в стены, но не размыкая губ и не отпуская друг друга из объятий. В тот момент, Аси казалось, что прекратись это все, она бы умерла. Теперь она была зависима. Зависима от его теплого взгляда, от ощущения его рук на её талии, его губ на внутренней поверхности её бедра. От того, как он неровно дышал, когда пытался сдерживаться ради нее и от того звука, который он издал, когда наконец перестал.       Утро, когда она проснулась в его объятиях, абсолютно обнаженная, в горном домике вдали от цивилизации, Стамбула и всех проблем, которые уже ждали их там — это утро было лучшим в её жизни.       Поэтому конечно же, тогда она не думала о последствиях. Она не думала о них, ни тогда, когда будила его поцелуем, ни тогда, когда утром они повторили вчерашнюю рутину, еще даже не проснувшись окончательно. А потом, когда они вернулись обратно в Стамбул, и там разверзнулся настоящий ад, думать уже было некогда. И после всего, что произошло за последние два месяца — несчастный случай с Серханом, исчезновение Рюйи, смерть малышки Эдже — она просто обо всем забыла. Списывала на нервы, на плохой режим, на постоянное недоедание, на горе.       Сейчас уже было глупо что-то отрицать.       Один тест мог ошибиться, три — вряд ли. Она…беременна.       Господи, как страшно было признавать эту мысль даже в голове. Что она будет делать с ребенком? Хочет ли она вообще ребенка? Готова ли она? Может ли она о нем позаботиться? Тысяча разных мыслей одновременно кричали у нее в голове разными голосами. У неё не было матери, не было старшей сестры, не было никого, к кому бы она могла обратиться за советом. Аси даже никогда не была чьим-то ребёнком. Как, черт возьми, она может стать чьей-то матерью?       На глаза навернулись слезы. Ей казалось, что она уже выплакала их все еще на похоронах и после них, когда буквально пыталась собрать Алаза по кускам обратно. Он почти не спал по ночам, не улыбался, почти не разговаривал и очень много курил. Как будто был тенью самого себя. Она старалась не оставлять его надолго, каждую ночь оставалась у него, но чувствовала, что он ускользает. Что она никак не может залечить его раны, никак не может помочь.       Как она сбросит на него эту бомбу сейчас? Как она может ему рассказать?       Аси оперлась руками на край раковины, и наконец оторвав взгляд от проклятых тестов, посмотрела на себя в зеркало. Глаза покраснели, а по бледным щекам текли слезы. Нет, решила она, достаточно слез. Она всегда решала свои проблемы сама. И сейчас она… разберется.