саибо

галоперидол, кажется, лежал в верхнем ящике прикроватной тумбочки. ты тянешься к нему, судорожно пытаешься ухватиться за ручку, чтобы открыть и достать заветные таблетки. ты зажмуриваешься в панике и ужасе, ты почти ничего не видишь перед собой, но все равно тянешь левую руку к тумбочке, стараясь не смотреть налево, направо, назад, наверх — никуда, потому что там оно. или они. или он. или она. это неважно, потому что, какого пола ни было бы это существо, этот мертвый ребенок у тебя в голове, оно никогда не было тебе другом.  а страшнее всего то, что его создал ты. ты пробудил эту покоившуюся под золотыми цветами до твоего появления душу, ты убил всех, показав ему, что все, что вам нужно — сила, мощь, власть. ты сбросил все, отдав свою душу этому новорожденному демону, жалея о своих действиях и желая подарить всем счастье. ты — ничто иное как лицемерная мерзость. твой психиатр пытается убедить тебя в обратном, но ты знаешь, что это правда. и оно так говорит. оно уж точно знает лучше. ты хватаешься за ручку ящика, тянешь и, вкладывая все свои силы в одно движение, рывком достаешь из него таблетки. оно кричит, нет, вопит у тебя в голове, вцепляется в твою шею мертвой хваткой, но ты уже глотаешь эти несчастные две таблетки, и ты слышишь, как оно с яростным шипением исчезает где-то рядом с открытым окном.  выдыхая, ты ложишься на кровать и долго-долго смотришь в потолок. он расплывается у тебя перед глазами цветными, яркими пятнами, и ты чувствуешь, как твое тело становится легче. тебя отпускает. ты встаешь, поправляешь на плечах помятую куртку-толстовку, которую почти никогда не снимаешь, берешь телефон ослабевшими, тонкими пальцами и на нетвердых ногах выходишь из комнаты. в соседней комнате спит ториэль и, скорее всего, дремлет в своем горшке проклятый цветок. ты стараешься как можно тише пройти мимо закрытой двери, с трудом передвигая ноги, и бесшумно спускаешься вниз по лестнице, к выходу из дома. ты надеваешь на босые ноги пыльные кроссовки с развязанными шнурками и аккуратно открываешь входную дверь, проскальзывая через дверной проем на улицу. там пахнет чем-то свежим и накрапывает мелкий дождь, ночное небо затянуто облаками, и вокруг не видно ни души. ты вдыхаешь запах улицы, свежего воздуха, временной свободы и ночи. крутишь-вертишь в руках мобильный, в итоге все же решая позвонить ему. трубку он поднимает тогда, когда голос женщины на автоответчике должен ответить, что абонент не отвечает и нужно перезвонить позже. — кид, я сплю, черт возьми.. что у тебя стряслось? ты лишь молчишь в трубку, шмыгая носом, как маленький ребенок, пусть тебе и скоро стукнет семнадцать. он понимает все и без слов. — снова чара, да? — он вздыхает, — ну, топай ко мне. папс спит, так что можешь не париться насчет него. ты киваешь, как будто он может увидеть, а потом мотаешь головой и мямлишь тихо "ага". он сбрасывает звонок, и ты кладешь телефон в карман большой куртки-толстовки. дотащить самого себя до его дома оказывается сложной задачей, хотя идти совсем немного. ты стучишь в его дверь и ждешь, пока он подойдет и откроет, чтобы пустить тебя внутрь. санс выглядит совсем неважно. свет в глазницах потускнел, под самими глазницами виднеется что-то вроде синяков, одежда помята. шнурки новых кед у него развязаны глупо, по-детски, и как он только не споткнулся о них еще. да и взгляд у него уставший. апатичный.  — проходи, приятель. таблы, если что, помнишь, где, да? ты стыдливо качаешь головой, закрывая за собой дверь. ты постоянно забываешь, куда санс кладет вторую упаковку галоперидола, которую вы купили специально для того, чтобы она хранилась у него в доме. кажется, она на кухне, в ящике рядом с раковиной?.. — в ванной, в шкафчике под раковиной. — напоминает санс, и ты бы хлопнул себя по лбу, если бы были силы. как можно постоянно забывать что-то настолько простое и важное? — у тебя такое выражение лица, как будто ты считаешь себя идиотом. нет, кид, ты не идиот. я тебя прекрасно понимаю. ты хмыкаешь, зная, что он и правда понимает. в конце концов, помимо флауи, он единственный, кто все помнит, конечно, это сказалось на нем. травма у вас одна на двоих, это уж точно. а вот забывчивость — навряд ли. — ты спать-то хочешь? — ты отрицательно качаешь головой, кивая в сторону кухни. все, что тебе сейчас надо, это банка энергетика. ну, либо стакан коньяка, — мелочь, блять, ты меня в могилу сведешь. хотя нет, с этим я, в целом, хорошо справляюсь сам. — санс коротко усмехается, и что-то в этой усмешке есть горькое, невысказанное. вы идете на кухню, и, когда ты садишься на одну из кухонных тумб, он тихо смеется. — хватит мне мебель собой обтирать. — ты знаешь, что он не обижается, только шутит, поэтому остаешься на месте, покачивая ногой, — тебе что-нибудь налить? у меня тут ред булл есть.  ты киваешь и протягиваешь руку, чтобы взять такую желанную банку. спать ты сегодня все равно уже не ляжешь, — не хочется снова видеть это, — так что терять нечего. да и здоровье у тебя и без лишней банки энергетика на нуле. санс достает и себе энергетик, поборов, судя по всему, желание достать бутылку виски и хлебнуть из горла, и встает рядом. — кид, а ты помнишь, что утром у тебя интервью для "пятого канала"? — ты давишься энергетиком и широко распахиваешь глаза. он хлопает себя по лбу, — твою мать, ну так и знал. хотя, если честно, я сам только сейчас вспомнил. ты прокручиваешь у себя в голове речь, которую тебя недавно составила ториэль. да, теперь ты все помнишь — вы к этому интервью две недели готовились. ты уже хочешь отказаться, отменить все к чертовой матери, только чтобы не идти никуда. ты не хочешь, ты не готов, ты не сможешь, ты.. — приятель, все окей? — санс тебе в глаза заглядывает, будто хочет найти там субтитры. ты молча качаешь головой – нет, ты не в порядке, ты никуда не хочешь и у тебя ничего не получится. он подходит к тебе и сжимает твое плечо в аккуратном дружеском жесте, — все будет нормально. если какая хрень случится, мы все будем рядом, ты же знаешь. я буду рядом. ты молча киваешь. потом решаешь добавить тихо:  — спасибо.     *** в телестудии душно, но по крайней мере не очень жарко. солнечный свет пронзает насквозь, свободно проходя через огромные, от пола до потолка панорамные окна. тебя причесывают, поправляют неудобную официально-парадную одежду и говорят улыбаться. ты киваешь и пытаешься выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки сухими, покусанными губами. кто-то из съемочной группы кричит: — поехали! фриск, улыбнись! и начинают сыпаться вопросы, которые ты слышал уже десятки раз. "были ли монстры дружелюбны по отношению к вам?", "преследовали ли вы цель освободить монстров с самого начала?", "почему вы пошли на гору эббот?", "сражались ли вы с кем-либо?", и тому подобная банальщина. ты отвечаешь на автомате, стараясь следовать составленному ториэль тексту речи, растягивая ответы на вопросы настолько, насколько позволяет твой словарный запас.  — было ли у вас желание причинить монстрам боль? может быть, конкретному монстру? — я.. — и вдруг ты застываешь, не в силах сказать ни слова.  перед глазами снова золотой коридор, залитый поверхностными лучами заката. сквозь шум бластеров, костей и удары твоего тела о пол, потолок и стены трудно расслышать даже собственные мысли. твои волосы и одежда полны серого праха, ты крепко сжимаешь в своей левой руке острый нож, и тебя начинает раздражать его мигающий голубым и желтым глаз. желтый-голубой-желтый-голубой, твоя спина болит от ударов о стены, пол, потолок чудесной красоты коридора, ты молишься, чтобы его блядский ход закончился поскорее. ты хочешь его прикончить, ты желаешь его смерти, ты устал умирать и загружать чертово сохранение. ты ждешь того момента, когда он будет достаточно уязвим, чтобы ты смог стереть эту глупую ухмылку с его лица. — ..в порядке? фриск, вы хорошо себя чувствуете? ты пытаешься прийти в себя и чувствуешь, как по твоим щекам текут жалкие слезы. тебе страшно, ты хочешь уйти, и ты убегаешь в комнату для персонала, в которой, на твое счастье, никого не оказывается.  ты рыдаешь, захлебываешься собственными слезами, задыхаешься, ты не можешь остановиться, и ты чувствуешь длинные, тонкие пальцы этого, сдавливающие твое горло. ты изо всех сил избегаешь взгляда этого, ты знаешь, что с тобой будет, если вы посмотрите друг другу в глаза, тебе будет плохо, тебе будет больно, ты не хочешь этого, ты знаешь, что заслуживаешь этой боли, но не хочешь, ты задыхаешься, ты в ужасе, ты не знаешь, что делать, и постепенно все перед глазами темнеет. — кид! блять, господи, кид!  в комнату для персонала забегает, нет, врывается санс, громко хлопая за собой дверью, и судорожно пытается оторвать твои руки от твоей же шеи. у тебя на удивление крепкая хватка, особенно с учетом того, что руки у тебя дрожат похуже листьев на деревьях во время урагана, и ты сидишь, весь бледный и испуганный, загнанный в угол, заглядываешь сансу в глаза. — все хорошо, я рядом, все живы, все.. — он осекается на полуслове, разворачиваясь к дверному проему, в котором стоят и ториэль с азгором, и папирус, и меттатон, и телеведущая, и еще много неизвестных лиц, — уйдите отсюда, пожалуйста. телеведущая и ториэль в один голос начинают протестовать: — но мы же можем помочь! у фриск явно паническая атака, нужно.. — мы можем помочь человеку, санс! хватит нас прогонять! мы.. — голос папируса еще никогда так тебя не напрягал и не раздражал. ты будешь винить себя за эти эмоции позже, но не сейчас. — мы все сейчас можем помочь, чем нас больше, тем.. — заткнитесь. я что, непонятно выразился?  — прерывает всеобщий протест санс. у него пустые глазницы, напряженный голос и такой вид, будто от всего происходящего зависит судьба вселенной. он пару секунд сохраняет гробовую тишину, а потом как будто не своим голосом рыкает: — вышли все нахуй отсюда. у ториэль глаза делаются как два больших пончика, папирус выглядит расстроенным, телеведущая недовольно цокает, незнакомые лица начинают перешептываться, а азгор просто молча кивает и закрывает дверь.  — надо будет поблагодарить его позже. и извиниться, наверное, перед всеми. — бормочет себе под нос санс, а потом разворачивается к тебе, — все хорошо. сейчас без десяти три часа дня, десятое мая, в этом таймлайне никто не пострадал, ты никого не убивал, и я тебя.. тоже. не убивал. — последнее он произносит с запинкой, будто сомневаясь в своих словах, но ты помнишь, что он ни разу тебя не убил, пусть и пытался пару раз во сне. — меня зовут фриск. — тихо мямлишь ты практически себе под нос, — у меня первый УР, я ни разу не ранил никого в подземелье и вне подземелья, и.. я тебя не ненавижу. и ты.. — ты думаешь, стоит ли говорить то, в чем ты не уверен, но санс просто договаривает за тебя: — и я тебя не ненавижу. ты мой близкий друг. вы сидите в тяжелом молчании, кажется, целую вечность. он сжимает твое плечо — все-таки он так показывает то, что волнуется за тебя. как родитель или старший брат. наставник, наверное, даже. — пойдем, может быть? интервью, думаю, они уже продолжать не будут. ты киваешь, прикладывая большие усилия, чтобы встать с пола. у тебя все еще трясутся колени и руки, и тебе сложно двигаться, но это не беда. ториэль или, возможно, азгор вызовет такси, и ты сможешь немного поспать в наушниках, может быть, даже расслабиться на какое-то время. а пока что уже привычный тремор и потерпеть можно. — тори, можешь вызвать нам такси? — вежливо просит санс, а потом подходит к ней и что-то объясняет, слегка размахивая руками. ториэль кивает, и на ее лице отражается все большее понимание и сочувствие, после чего она обращается уже к тебе: — дитя мое, прости за мои агрессивные попытки поддержать тебя. я постараюсь следить за этим в будущем. если что, рассказывай, пожалуйста, о том, что тебя тревожит, хорошо? — ты киваешь, слегка улыбаясь, но трещинки на губах дают о себе знать, и ты тихо шипишь, облизывая их. вы с сансом выходите на улицу ждать такси — белый рено логан, тебе никогда не нравились машины рено, — и ты думаешь, что, возможно, у тебя нет светлого будущего. образ травмированной истерички в медиапространстве не понравится никому, и такой человек-представитель монстров рано или поздно начнет всех раздражать. за прошедшие шесть лет про тебя уже успели наклепать глупых мемов и твитов, мол, вот, посмотрите, он такой нервный и странный. и ты готов к тому, что, если момент с твоими слезами решат оставить для драмы, тебя просто отвергнут. скажут, что ты слишком слабый и ведешь себя как ребенок.  оно, кстати, тоже так говорит.