Syndrome

      Каспи пять.       Он любит пенку на какао, мамино овсяное печенье и разглядывать картинки в папиных энциклопедиях. Пушистый ковёр у камина кажется мягким облачком, на котором удобно мастерить бумажные фигурки кораблей. Малышу нравится лепить из старых газет и клея паруса и мачты, воображая, что когда-то он сможет стать пиратом, станет бороздить холодные просторы бескрайних вод, пока жгучие языки пламени от дубовых поленьев ласкают хрупкое детское тело.       Милдред редко задерживается на работе, и каждый вечер читает ему любимые рассказы о разбойниках, укрывая в нежных объятиях. Мамины руки пахнут персиковым кремом вперемешку с лекарствами, и это непривычно щекочет нос.       Его любимый вкус мороженного — мятный, а цвет — зеленый. Дом пахнет уютом и вся жизнь ещё впереди.       Касу семь.       Ульрих впервые берёт сына на рыбалку, и сентябрьское воскресенье заканчивается вкуснейшим ужином из жареной рыбы лично пойманной мальчиком. Он не запомнил название, но помнит как чуть не выпал из лодки.       Оказывается, от сахарной ваты у него поднимается настроение, а шерстяные свитеры колются в лопатках. Ему нравится математика, но не нравится учить стихи. Обожает подарки, но не любит доставать их из разноцветной упаковки. Собаки лучше котов, а томат — главнее огурца.       Теперь он мечтает стать врачом, носить белый халат и иметь собственный кабинет как мама с папой. Его редко пускают туда, но он знает, что в двух шагах слева от тяжелой двери стоит стеллаж с пробирками, а вдалеке, в глубине подземной лаборатории, слышатся отдаленные крики. Наверное, кому-то просто лечат зубы. Он не будет задавать вопросов. Безликие коридоры пугают его своей пустотой убранства, выбивают из легких весь воздух, проникая внутрь, и будто под самую кожу, запахами спирта с железом. Это место резко контрастирует с тем буйством красок, что он видит каждый день наверху, но атмосфера неизвестности и строжайшей секретности так и манит неокрепший детский ум. Жаль только, что отец не пускает его посмотреть, что хранится в тех закрытых комнатах. Ульрих даёт слово показать, как только сын повзрослеет и будет хорошо учиться, поэтому мальчик не оставляет не выполненным ни единое домашнее задание и свято верит, что продолжит их дело. Вот только чем именно они занимаются? Мама говорит, что они хирурги, а место их работы — то, где помогают тяжело больным. Касперу этого достаточно.       Его любимый праздник — Рождество, а день недели — пятница.       Касперу десять.       Или даже собственное имя уже не принадлежит ему?       Мальчик ненавидит то, как звучит его новая фамилия и своего престарелого приемного отца.       Стормар. Уродливо, непривычно, обезличено.       Разглядывая свои новые документы, мальчишка задаётся вопросом: для чего нужна была смена фамилии? У него забрали единственную ниточку, что связывала с его прошлой жизнью, с теплыми вечерами на заднем дворе, в окружении родных и близких. Забрали воспоминания. А ведь и от него самого уже мало что осталось.       Мама и папа умерли.       Он не разговаривал столько, что почти разучился. Не мог подобрать слов, да и не понимал зачем. Не мог спать, пить и есть. В один день разрушилась вся его жизнь, неприступный замок пал под натиском непобедимого огнедышащего дракона.       «Думали ли они обо мне, когда умирали?»       Каспер же думал о них каждый день.       «Лучше бы я погиб вместе с ними»       Пожар, унесший с десяток жизней учёных, лаборантов и санитаров, по официальной информации значился как несчастный случай из-за халатности одного из сотрудников. Вспыхнувшая как спичка подземная тайна, точно ожила, делая спасательную операцию практически невозможной. Она то и дело плевалась горячими брызгами пламени, укрывала густым серым дымом все пути к спасению, смертоносно уничтожая всё, что попадется под руку. Точно разгневались боги. Но на что?       Тела Милдред и Ульриха сгорели дотла. Вскоре, земле предали два пустых гроба под всё еще стоявший на острове запах дыма и гари. Каспер не смог попрощаться и увидеть их в последний раз. Только выгравированные имена с короткой эпитафией на паре надгробий под увесистыми ветвями кедра в северной части острова. Позже, он будет приходить туда несколько раз в неделю, принося цветы с траурной лентой в надежде, что родители смотрят с небес и гордятся им так же, как и он ними. Похороны он не запомнил. Одно скорбящее лицо перед ним сменялось другим, что в тот момент невозможно было четко разглядеть из-за пелены удушающих слёз. Не запомнил так же как одевал ненавистный черный костюм, бросал по горсти земли в те глубокие ямы и совершенно точно забыл, как после оказался в своей новой постели, совершенно обессилев. Наверное, он больше никогда не сможет плакать. Больше будет нечем.       Его пристроили в семью довольно быстро — сжалившийся над сиротой коллега родителей взял все хлопоты на себя. Винсент, кажется?       — Я позабочусь о тебе, — успокаивающе молвил он, патетически положа руку на плечо мальчика при первой встрече.       Касперу Стормару пятнадцать.       Приемный отец, седовласый мужчина далеко за пятьдесят, оказался местным охотником. Касперу не нравилось совершать с ним вылазки по лесу, в надежде отыскать следы животных, что бы после хладнокровно убить, ведь еще слишком рыхлой была почва под его ногами, а душевная рана так и не переставала кровоточить. Он отчетливо запомнил, что такое смерть, страдания и никому не желал такой участи.       Пока ещё юный приемник охотника плохо отличал следы оленя от кабана, неумело ориентировался по мху и разбил свой компас, но учиться играть по правилам пришлось быстро. Недовольное цоканье Луиса, его опекуна, набатом било по мозгам, когда неумеха снова неправильно держал приклад или уронил патроны, но он пробовал снова. И снова, и снова. Пока не отточил навыки до идеала. Кажется, Винсент прав. Ему нельзя быть слабым. И он не будет.       Холодное оружие быстро заменило книжки и тетрадки на его прикроватной тумбочке, а как точить топор он знал лучше всяких химических формул. Дружбу Каспер не водил ни с кем, кроме Адама Синклера — сына Винсента. Им уже тяжело будет вспомнить первую свою встречу, но никто не забудет тот злополучный вечер, когда совсем еще юный Каспер, весь в крови лучшего друга, тащил его на себе ревущего от боли с изуродованным лицом. Стормар помнит, кажется, каждую кочку на своём пути к дому, и каким неимоверно тяжелым казалось тело Адама, повисшего на его плече. Но думать в тот момент мог лишь о том, как спасти того, кого любит. Он должен. Он сильный. У него никого больше нет.       — Я не уверен, — тихо проговорил младший Синклер, перескакивая очередное повалившееся дерево.       Каспер не хотел настаивать и подумывал закрыть больную тему, когда друг внезапно продолжил сам:       — Кажется, это был… зверь.       — Зверь? Но Луис отогнал всех диких животных подальше в чащу леса перед сезоном охоты.       Мальчик пониже, в походных тяжелых ботинках, палкой отбивался от колючих кустов, расчищая дорогу, точно Индиана Джонс в диких джунглях с саблей.       — Я не знаю, Кас, всякое могло померещиться, — Адам поправил спадающую повязку на больном глазу. Левую часть лица неприятно саднило, он снова забыл выпить таблетки, любезно оставленные отцом у кровати.       И вот тихое пение леса внезапно прервалось таким простым и искренним словом:       «Спасибо»       Что-то тёплое и мягкое, похожее на сладкую патоку разлилось у Каспера в груди. Он никогда не ждал этих слов, не мог себе даже разрешить думать, что достоит их, ведь сделал то, что должен был. Но отчего-то улыбка озарила его, еще полноватое от юности, лицо.       — Да брось, принцесса, нужно же было спасти тебя из лап злого чудища.       — А ты, получается, принц? — Адам развернулся корпусом к нему, ухмыляясь.       — Получается так, — Каспер зарделся.       — Принц Датский, — выждав недолгую паузу, добавил, — Гамлет!       — Это что еще за чушь? — Мальчику не хватило сил, что бы подавить в себе смешок и вскоре он рассмеялся, что есть мочи, пугая птиц на ветках.       — Не бросил бы учёбу — знал бы. Совсем одичал в своём лесу, — Синклер тепло улыбнулся, совсем не имея в виду ничего плохого.       — Это принцессам пристало читать заумные книжки!       Так они и продолжили свой путь по безлюдному лесу, шугая белок и зайцев, пока не дошли до залитой солнцем поляны, где устроили привал. Горячий чай прямиком из термоса приятно грел горло, но больше всего нежилось в теплоте сердце мальчиков, пока один рассказывал о Шекспире, а второй с упованием слушал.       Каспер любил Адама.       Мистеру охотнику тридцать три.       Гамлет давно вырос и превратился в бурчащего отшельника в своём деревянном домике на опушке. Знаменитую трагедию английского писателя он так и не прочитал, несмотря на все обещания Адаму. Некогда. Перейдя в должность единственного охотника, он то и дело либо бегал за постояльцами отеля «Синклер» с ружьем наперевес, проводя этим недолугим денежным кошелькам инструктажи о правилах поведения с оружием и основах стрельбы, либо поддерживал популяцию животных на острове. С возрастом он стал проще относиться к тому, кем он теперь стал. Толстопузые мужчины, что с таким нетерпением ждали сезон начала охоты, всё равно почти ничего не ловят, а их глупые дамочки с маленькими собачками на руках — и подавно. Убивать и разделывать приходилось Касперу. Выработав привычку и подтянув навыки, он чётко и методично занимался своей работой изо дня в день, подавая на кухню свежее мясо. Только вот всё равно старался не смотреть умирающему животному в глаза. Было горько осознавать, что собственными руками отнимаешь жизнь у невинного создания, которому просто не посчастливилось родиться на этом проклятом острове. Но либо ты, либо тебя. Простая аксиома.       Луис отдал Богу душу относительно недавно и Каспер, полностью переняв его обязанности, даже был благодарен за такую возможность. Винсент, увидевший в нём потенциал и не давший загнуться в каком-то приюте, стал для охотника кем-то особенным. Благодаря ему теперь всегда имелся кров над головой, теплая еда на столе и своё дело. И Каспер Стормар не собирался расстраивать Винсента Синклера. Владелец отеля, да и всего Гевира в целом, стал сродни отцовской фигуре в жизни молодого человека. Он то и дело искал одобрения в глазах наставника, потакал любым прихотям и шел на поводу, как верный пес за хозяином, не смея отбежать в сторону. Но, закрывая глаза не некоторые явные недостатки характера Винсента, Каспер всё еще не мог нормально относиться к тому, что именно тот скрывает.       Поврежденные этажи лаборатории отстроили заново за короткий срок. Когда охотник спустился туда снова, его розовые очки разбились стёклами внутрь. Детские воспоминания рисовали картинки больницы для очень богатых и очень больных людей, где мама и папа трудятся на благо общества. На этот акварельный набросок тогда же будто вылили чернила, перемешав между собой все радужные цвета и оставляя после себя лишь непонятную кашу из разводов. Лазарет на деле оказался домом пыток и боли. Множество ярусов, уходящих вниз под землю, являли собой пыточные, лаборатории, кабинеты и камеры для узников. Касперу было неприятно смотреть. Винсент, поначалу убеждавший его лишь в чистых помыслах и намерениях о создании «сверхчеловека», вскоре бросил эту затею, оставляя того со своими мыслями наедине.       «Ты примешь это. У тебя нет выбора. Ты так же уже замешан в этом, как и твои родители когда-то»       И Каспер принял. Со скрежетом в зубах, с тяжелым грузом на сердце, но принял. В некоторые моменты ему было особенно мерзко от себя. Но либо ты, либо тебя.       От мыслей о родителях, бывало, становилось особенно одиноко. Как бы сложилась его жизнь, будь они живы? Остались ли бы они здесь, продолжая своё дело, или жили бы счастливо где-то на материке? Какую вообще роль играли его родители в том, что происходит под отелем? Умер ли кто-то от их руки? Да и умер ли вообще там кто? Много вопросов и мало ответов. А возможно, у него уже была бы собственная семья с собакой и лужайкой возле дома. Мужчина редко предавался таким грёзам, но глубокое одиночество съедало его холодными дождливыми вечерами, в окружении десятков чучел и камина, который он никогда не зажигал. Не мог смотреть на огонь.       Адам вернулся совсем недавно. За те годы без него, связь друзей поутихла. Пока один учился в университете, второй изолировался ото всех и дни напролет рубил сгнившие деревья на дрова. Сейчас же друг из далекого детства активно занимается делами отеля, еще, видимо, не подозревая, с чем на самом деле имеет дело. Нечто светлое к нему всё так же теплится в груди у Каспера, и он не посмеет нарушить покой любимого, почти что брата, рассказывая всю правду сам. Он намерен уберечь Адама от того, в чём варятся они все, как можно дольше. И пускай они не общаются. В конце концов, сын Винсента - почти единственный, кто у него, Каса, остался. В своей скорлупе Касперу было особенно удобно, и он, даже наплевав на колючее одиночество, не собирался вылезать из неё ради новых знакомств. Да и выбирать не приходилось. Обезумевшая Минерва, что мечтает перегрызть ему глотку в погоне за милостью Винсента? Лифтёр Гуннар, мадам Шанталь-Стерва-Ришар? Да лучше упасть с самой высокой скалы на Гевире.       Сидя в тишине охотничьей гостиной, обрамляемый синеватым отблеском света из окна, он казался себе привидением. Кажется, имя ему дали самое подходящее. Маленькое привидение Каспер, как из того мультика, что непроизвольно стало заложником обстоятельств, теперь летает по дому из деревянного сруба и пугает любого, кто посмеет зайти в жилище. Кажется, он сам не заметил, как действительно стал диковатым и отстраненным в своём коконе, обвешанном трофеями. Думать об этом мужчине не нравилось, и без того забот хватает. Любые дурные мысли его посещали, когда тот бездельничал, поэтому он старался не давать себе продыху, работая наизнос в лесу и изредка выполняя поручения старшего Синклера.       Одним из таких стала добыча мяса для предстоящего грандиозного ужина в честь открытия сезона, что означало лишь одно — ночь будет тяжелой. Во время, когда отель обычно битком забит толстосумами, Каспер старался не охотиться днем без особой надобности, чтобы не напугать маминых неженок, прогуливающихся бывало вдоль опушки леса. Конечно, некоторые из них находили это забавным, совсем не стесняясь пялиться на окровавленное лицо и одежду Стормара с тушой животного наперевес. Однако делать себя очередным развлечением он был не намерен. Решено было идти в ночь, подальше от назойливых взглядов.       Ночная охота дается особенно тяжело, несмотря на опыт. Он сотни раз стрелял, резал, ломал кости конечностей, но каждый раз словно впервые. Отрепетированными движениями расправился с новой жертвой, стараясь принести животному как можно меньше боли и побыстрее прекратить страдания. Домой вернулся под утро.       Кажется, отец любил свистеть, иначе Каспер не может объяснить, откуда он помнит эту мелодию из детства и почему сам поддается задорному свисту при каждом удобном случае.       «Видишь, пап, я теперь охотник. А ведь раньше даже не умел держать нож и не пораниться»       Почему-то он продолжал вновь и вновь разговаривать с родными через мысли. Наверное, ожидал, что они его услышат. Какими бы они не были, они были его родителями, и он бесконечно горевал. Ему не хватало того тепла и хоть на секунду хотелось почувствовать себя маленьким мальчиком, не знающим все прелести этой жизни. Его жизни.       В размышлениях дорога от кухни отеля «Синклер» до охотничьего домика пролетела как мгновение. Уставшие мышцы безумно ныли и просились в кровать. Так бы он и поступил, если бы не…       — Ты кто? — спросил Каспер, потупив взгляд в непонятную фигуру подле лестницы. Глупо спрашивать того, кто тебе не может ответить, но всё же.       Первая мысль — заплутавшая дичь. Может, заболела или ранена? В темноте было не разглядеть и, на всякий случай, охотник ухватился за нож, висящий на поясе. Совсем ещё теплая кровь животного, разбрызганная по лицу, неудобно стекала всё ниже, так и норовя попасть в глаза. Он быстрым движением стёр её, впервые осознав, насколько был испачкан. «Дичь» оказалась человеком, девушкой. Промычав что-то нечленораздельное, она прикрыла глаза и, похоже, отключилась.       Думай, Каспер, думай.       На ней была алая форма отеля, с блестящим значком оленя на груди. Но зачем же шастает на рассвете где попало? Новенькая? Скорее всего. Дура? Определенно.       — Да твою ж мать, — устало протянул мужчина.       Спина стояла колом, руки болезненно пульсировали от тяжелых нагрузок целой ночи, но деваться было некуда. Подхватив практически невесомое тело его новой головной боли, он заволок её внутрь домика, небрежно бросив в кресло вблизи камина. Церемониться не хотелось. Маленькой серебряной таблички на груди с именем, как у остальных работников, не было, поэтому оставалось только догадываться, кто это и что она тут забыла. Мужчина отметил, что личико довольно миловидное. А это почти наверняка новая игрушка для Винсента. Каспер научился не привязываться к новеньким и старался не думать об участи тех, кто попадал в лабораторию после работы на его так называемую семью. Это было не его дело. Они — больны, лишняя шестеренка в слаженной системе, как говорил Винсент. Каспер верил Винсенту.       Девушка открыла глаза.       — Где я? — метнулась вперед, свалившись с кресла.       — Не кричи, — отозвался хозяин жилища. Его голова разрывалась от навязчивой боли, вызванной недосыпом и переутомлением.       Охотник стоял у окна. Свет луны, бьющий мужчине в спину, подсвечивал фигуру со всех сторон, образовывая вокруг него странный лимб. В доме пахло деревом и кровью.       — Кто вы? — испугано спросила незнакомка, от Каспера не ускользнуло, как она пятится в сторону двери.       Прочитав, что та отходит, он тут же направился к ней и перегородил путь:       — Не многовато ли вопросов? Это я должен их задавать, — раздраженно. — Кто ты? Какого дьявола оказалась посреди ночи рядом с моим домом? Отвечай!       В крови бурлил опасный коктейль из злости, раздражения и… заинтересованности? Стормар отогнал от себя непрошенные мысли.       — Я Скарлетт Кацен, новый администратор отеля. Работаю здесь второй день, — осторожно произнесла девушка, очевидно испугавшись такого напора окровавленного мужчины.       Скарлетт? Кажется, это что-то из того романа, что любила читать мама. Где-то он уже это слышал.       — Каспер Стормар. Охотник.       Вот так. Чётко и ясно, без лишних объяснений. Однако, несмотря на свой сухой ответ, он выжидающе глядел на девушку, требуя объяснений уже от неё. И та поддалась.       — На ресепшен поступил звонок из охотничьего домика. Я подумала, что кому-то… Что вам могло стать плохо, поэтому вы позвонили. По инструкции я должна была обязательно прийти и проверить.       Каспер плевать хотел на эти их инструкции. Он не любил, когда постояльцы заглядывают к нему в берлогу, а персонал не терпел уж особенно.       — Что за чушь? Какой звонок? Меня не было здесь с вечера.       — Я лишь рассказываю то, что было, — она запнулась, — откуда столько крови?       Зеленая кофта под такой же зеленой курткой неприятно липла к телу. Скарлетт бесстыдно прошлась по нему изучающим взглядом то и дело останавливаясь на лице, руках, торсе и всём, что было испачкано огромным количеством алой жидкости.       — Я был на охоте, это разве не очевидно?       Кажется, он начинал терять терпение.Администратор стушевалась, начала быстро лепетать что-то о лицензии и бумажках, а Каспер тем временем рассмотрел свою гостью поближе. Точёная фигура, даже слишком худая, ему такие не нравятся, каштановые волосы с завитком на концах, перепуганный взгляд. С таким же страхом на него смотрят лани в лесу. Как следует просмаковав это сравнение у себя в голове, он ухмыльнулся, почувствовав себя снова в своей тарелке. Ему нравилось быть главным, охотником. Так он чувствовал себя хозяином ситуации.       — Лицензия — просто бумажка. Или ты думаешь, что в остальное время я сижу здесь слова руки? — Мужчина достал из кармана куртки кусок ткани и принялся медленно протирать руки, чтобы хоть чем-то заняться, — Я слежу за всеми животными здесь, их же искусственно завезли. Необходимо не только убивать, но и поддерживать популяцию.       Каспер не понимал, зачем это рассказывает. Он убедительно врёт сам себе, убеждая, что не волнуется в присутствии чужачки, но взгляд, отведенный в сторону, говорит совсем о другом.       — Теперь ты. Что ты здесь забыла? Почему валялась возле лестницы? — немного грубее, чем хотелось.       Но лучшая защита — нападение, верно?       — Я упала с лестницы, когда… когда испугалась чучел.       Кажется, Кацен слегка покраснела, а Стормар в этот момент хотел просто рассмеяться ей в лицо. Пошла в охотничий домик и испугалась чучел? Давясь смехом, спросил:       — Немыслимо. Кого набирает эта старуха?       — Было темно, а их тут так много… Лестница такая скользкая и… — смущенная девушка не знала, что сказать.       На какой-то момент Касперу даже стало её жаль, но только немного. Он вспомнил, как впервые попал в дом Луиса Стормара и сам оторопел от количества пугающих мертвых фигурок. Их пустые стеклянные глаза, кажется, смотрели прямо в душу, и ему пришлось собраться с силами, чтобы подавить в себе чувство накатившей рвоты. Поддавшись воспоминаниям, он эгоистично прослушал всю ту тираду, что новенькая вываливала на него как снежный ком. Кажется, что-то про телефон и ошибку. После та потрусила к двери.       Да-да, беги обратно, маленькая Скарлетт.       — Не свались там, пока будешь идти обратно, испугавшись собственной тени, — самодовольная наглая ухмылка растеклась по щетинистому лицу.       Девушка, наверное, и не слышала, что ей бросили в спину, но это не помешало Касперу вдоволь насладиться своим колким комментарием.       Немыслимо. Почему-то охотник не поверил ни единому слову нового администратора. Что-то унюхивает?       Да кто ты такая, Скарлетт Кацен?