Мы в ответе за тех...

Всю эту неделю и начало следующей Гермиона лихорадочно перебирала и просматривала гору книг. Она предварительно отобрала их в министерской библиотеке, затем отлевитировала большую стопку в лабораторию и там продолжила чтение. Грейнджер практически забросила свой проект, и коллеги недовольно косились на нее, оставшись без своего капитана. Ничего, ученым свойственно увлекаться, сказал Невилл, из этих увлечений рождаются новые идеи и проекты. Но Гермиона искала только одно: как разорвать брачный Непреложный обет. Она просмотрела сотни древних и современных манускриптов, книг, рукописей и трактатов. Лихорадочные поиски не дали ничего. Если она видела мельком Малфоя, когда он вечерами заходил в министерство встречать свою даму, Гермиона едва заметно качала головой: нет, не нашла. На второй неделе поисков ей стало ясно — среди открытой литературы этой информации не найти. Нужно идти в Малфой-мэнор, отыскать Запрещенную секцию, продолжать поиски там. В этом была определенная сложность. Нужно было быть предельно осторожными и не выдать себя раньше времени. Они не могли видеться и общаться с Драко, пока тень прекрасной начальницы нависала над ними. Ранее он был вынужден оставить ту квартиру, что снял по приезду в Лондон, и переехать в другие апартаменты. Это решение навязала ему Одри. Та устроила потрясающую сцену ревности и потребовала, чтобы Малфой переехал в ее особняк и проживал вместе с ней. Его это совершенно не устраивало, и меньшим из зол было решение оставить ту квартиру и снять другую, адрес которой был неизвестен Гермионе. Мало того, Одри лично наложила на его новое жилище заклятье ненаносимости, и теперь даже совы не могли определить местопроживание Драко. Он соглашался на эти условия, поскольку на тот момент ему была безразлична собственная судьба. Лишь бы ОНА оставила его в покое. Одри в преддверии близкой свадьбы не собиралась выпускать Малфоя из рук. Она часто бывала в его доме и знала практически обо всех его перемещениях по городу. Почта просматривалась, да что там почта, невеста периодически просматривала эмоциональные отклики событий в мозгу Драко. Ему пришлось очень постараться и применить все свои способности к окклюменции, чтобы замаскировать воспоминания о той ночи, часть которой они с Гермионой просидели на полу в Воющей хижине. К счастью, тогда все обошлось. Но как бы Гермионе не хотелось действовать стремительно, приходилось выжидать. Нужно было дождаться отъезда Одри в Америку. В один из будних вечеров в окно Грейнджер постучалась сова. Сообщение, что она принесла на лапе, гласило: "Завтра утром в 11 в нашем баре". Ура! Гермиону необыкновенно обрадовала инициатива Драко, а то она опасалась, что снова придется его растормашивать. Странно, но вот теперь слово "наш" показалось совершенно уместным. Они с Малфоем стали сообщниками, соратниками в непростом деле снятия его со смертельного крючка Одри Бут. Они встретились следующим утром, и это был неплохой ход, потому что Одри в это время совершенно точно находилась на совещании в Министерстве. Обсудили, где взять портключ до Малфой-мэнора и другие детали опасной вылазки. Драко уже была известна дата очередного отбытия Одри в Америку, что позволило назначить день, время и место их встречи для телепортации в замок, и Гермиону немножко отпустило: хоть какой-то план, хоть какое-то действие. И вот этот день, вернее эта ночь, настала. Как только Одри отправилась в свой очередной вояж, вечером того же дня заговорщики в поисках нужной информации поспешили действовать по заранее обговоренному плану. Гермиона прихватила с собой мантию-невидимку, которая осталась у них в лаборатории в качестве образца. Малфой уже ждал ее на пустынной тупиковой улочке недалеко от "их" бара, чтобы телепортировать вместе. На нем был полностью скрывающий фигуру плащ, но его бледное лицо светлым пятном выделялось в темноте. Гермиона достала маленькое зеркальце, служащее сегодня портключом в Малфой-мэнор. До полуночи — момента, когда сработает портключ, оставалось несколько минут. Они оба нервничали, и разговор не клеился. Просто стояли молча рядом лицом к лицу, опустив головы и не глядя друг на друга. Но их руки сами потянулись друг к другу, пальцы встретились и переплелись, ведя свой собственный диалог. И, странное дело: как только они взялись за руки, нервозность и волнение перед предстоящей вылазкой отпустило обоих. Со стороны они казались двумя одинокими фигурами, стоящими в шаге друг от друга. Но это было не так, их связывало рукопожатие, через него они ощущали единство. По крайней мере, единство цели. Гермионе вспомнилось окончание их разговора той ночью в Хогсмиде. — Я не хочу, чтобы ты шла со мной в мэнор. Я сам. Достаточно будет меня одного. — Мне что, надо доказывать, что вдвоем мы лучше справимся с делом? — Нет. Тебе просто не стоит туда идти. Ты забыла, что это за место? — Это — цель. На остальное наплевать. Я понимаю о чем ты. Я помню, что там меня подвергли пыткам. Я это пережила. — А Я до сих пор этого не пережил. — Что? Я не помню, чтобы ты там присутствовал тогда. Разве?.. — Мерлин! Грейнджер, это самое травмирующее воспоминание моей юности! Твой крик ночами преследовал меня. Каждую такую ночь я задыхался от невозможности помочь тебе, просто не мог дышать! Я уговаривал себя, что не мог тогда действовать по-другому, что всё было бы бесполезно, что меня бы тоже пытали или даже убили, подвергли бы круциатусу моих родителей. Но сам мой организм бунтовал, он кричал мне, что я предатель и не должен жить, и для этого он переставал дышать. — Мне очень-очень жаль, правда! Но для меня после этого было столько всего! Война, крестражи, битва за Хогвартс, смерть друзей, победа, тяжесть послевоенного периода. В ходе войны я видела зверски убитых людей и магов, и мои увечья по сравнению со всем этим были вовсе не велики. Надпись, вырезанная Беллатрисой на моем предплечье, вскоре побледнела, и после войны я обратилась в магловскую клинику по косметологии. Там смогли — не сразу, правда, — убрать уродливый шрам с моей руки. Вот, смотри, почти чистая рука, как будто ничего и не было. Маленькие белые черточки, и всё. И я сумела запереть эти ужасные воспоминания в самый дальний уголок моего сознания. Конечно, Гермиона немного, да нет, сильно, хорохорилась перед Малфоем, говоря о тех событиях десятилетней давности и что они не имеют власти над ней. Она старалась абстрагироваться от тревожащих мыслей и придать Драко уверенности в хорошем исходе дела. Её, и правда, страшило,что предстояло заглянуть на это кладбище собственных воспоминаний. Ужасных воспоминаний. На самом деле еще долго после тех событий воспоминания о пытках в каменном зале Малфой-мэнора причиняли Гермионе сильную душевную боль. Одно время после окончания Хогвартса она даже ходила на сеансы психотерапии, и, как надеялась, излечилась. Боль потускнела и стерлась так же, как метка с ее предплечья. И вот сейчас уже некогда было раздумывать, стоит ли Гермионе идти в Малфой-мэнор. Портключ замерцал, запульсировал и через мгновенье сработал. В результате аппарации сообщники оказались в парковой зоне Малфой-мэнора. Было темно, пришлось сразу использовать заклинание Люмос, чтобы разглядеть дорожку, ведущую в замок. У запасливой Гермионы был с собой мощный магловский фонарь и сменные аккумуляторы к нему, потому что никакая магия не сравнится с хорошей техникой, если нужно освещать помещение всю ночь. Но пока хватало и люмоса. Держась за руки, словно Ганс и Гретель из сказки, Драко и Гермиона шли к замку, освещая небольшое пространство вокруг себя. Шли молча. Лишь на ступенях мэнора Малфой тихо спросил: — Тебе страшно? Скажи, как есть. — Немного не по себе. — Останься здесь. Я наколдую тебе кресло и плед. — Себе наколдуй, — обиженно проворчала она. — Девчонка! — Что?! Мантия-невидимка была не нужна. Здесь никого не было. Ни охраны, никого. Замок, национализированный правительством, был совершенно пуст. Он был просто заперт и запечатан мудренным охранным заклинанием. Шепотом переговариваясь, компаньоны подошли к огромной двери. Створки ощутимо вздрогнули, преодолевая навязанное поверх базового заклинание, и когда Малфой потянул за массивную ручку с видимой даже в неярком свете люмоса буквой М, медленно разошлись, пропуская их внутрь. Не понадобилось никаких дополнительных заклинаний. Вот она, родовая магия в действии. В замке была абсолютная, давящая тишина и такая же абсолютная, кромешная темнота. Гермиона все-таки потянулась в свою сумочку с чарами незримого расширения за фонарем, включила. Тот осветил высоченные потолки и каменные стены. Фонарь отбрасывал от предметов и идущих людей необычные длинные подвижные тени. — Здесь никого. Мы могли бы прийти сюда и днем.. — Да. Если не успеем все осмотреть, следующий раз будет днем. Они прошли два помещения и оказались в третьем. Те же потолки, те же тени. Но что-то сказало Гермионе — ЭТО было здесь. Здесь, посередине этого зала она лежала на полу, корчась от немыслимой боли круциатуса. Здесь бесноватая Беллатриса в ярости кромсала жестоким кинжалом ее живую плоть. Не думать. Не думать. Я не отпущу. Не признаваться, что страшно. Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай свалился во сне. Вот дом, который построил Джек, а это пшеница, которая в темном чулане хранится… Гермиона всячески старалась абстрагироваться от окружающей ее мрачной обстановки. Читала в уме детские стишки. И хотя сердце ее сковал ледяной ужас, Гермиона сильно сжала ладонь Драко, черпая в этом силы. Их путь лежал в подземелья. Их шаги гулким отзвуком отражались от каменных стен и как будто множились, наполняя тишину ложными, шуршащими звуками. Их тени тоже создавали обманчивую картину из движущихся изломанных переплетений . Все было зыбко и нагнетало жути. “Спокойно! — приказала себе Гермиона. — Я прошла ТОТ зал, дальше уже ничего не страшно”. Но дальше было еще страшнее. Они шли подземными казематами, здесь держали пленников, мучали и убивали неповинных людей. Здесь обязательно должны быть привидения. Замученные души. Мысль об этом прочно поселилась в мозгу Гермионы, и она почувствовала, как ее пронизал ледяной холод, от которого каждая волосинка на ее теле встала дыбом. В голове послышался нечеловеческий вопль, и фонарь, надежнейший магловский фонарь вдруг погас и выпал из ее руки. Тьма сомкнулась над ней, и Гермиона скользнула в эту тьму как в бездонный колодец.