Секретик

      Вообще-то больше всего Тэхёна Решительного в собственном дворце удивляло совсем не его великанье крыло.       А слуги.       Он понятия не имел, какой такой феячьей магией, но они всегда точно знали, где кто из королевской четы находится, чем занимается, и в каком душевном состоянии пребывает, абы не попадаться под горячую руку. А ещё немало удивляла их вездесущность, в том числе и верного Чонгука. Тэхён мог из своего крыла ветром домчаться до Большой Столовой (всего три коридора и два лестничных пролёта), а Чонгук, который от конюшен шёл, что дальше всех от той же столовой, уже перед ним дверь распахивал. А на вопрос «как он так раньше него поспел?» только плечами пожимал с неприступным видом: я, мол, срезал.              Принц ему тоже кое-что срезать обещал, если тот не признается, и злата обещал не меряно, и ещё два свободных дня подряд, но Чонгук ему такую дорогу показывал, что Тэхён не то, что не срезать — умудрялся заблудиться в собственном замке.              В общем, принц ни капли не удивился, когда на вопрос к первым же попавшимся доспехам в коридоре (рыцарь в которых вообще с утра с места не сходил) те ему ответствовали, что Его Величество изволит пребывать на дыбе.              Тэхён с умным видом покивал и двинулся к пыточной.              Камзол, мантия, сапоги и корона были аккуратно разложены на ведьмином стуле. Украшения и королевские регалии унизывали железные шипы. А Его Величество собственной персоной возлежал на деревянной, отполированной до блеска поверхности дыбы. Кисти и лодыжки короля были накрепко прикручены верёвками к валикам, и голые ступни выглядели необычайно трогательно в джутовых кольцах.              Палач, здоровенный детина выше Тэхёна ростом, в положенном красном колпаке, закрывающем всё лицо аж до груди, и с прорезями для глаз, стоял рядом с валиком, натягивающим верёвки. Рядом с палачом с недовольным видом стоял Глава Гильдии Целителей и по совместительству — королевский лекарь.              — Иэх, бодрит-то как! — азартно выдохнул король, обращаясь к палачу. — Давай ещё на зарубку!              Тэхён вошёл и замер, не желая прерывать процесс. Присмотревшись, он заметил, что для удобства под спину Его Величества подложили небольшую подушечку, а кисти и щиколотки под верёвками обмотали в мягкую кожу.       Чувствовал себя сейчас Его Величество очевидно превосходно и легко, поскольку Её Величество пребывания на дыбе не одобряла, и в пыточную старалась даже носа не совать.              — ВшВлчство, сколько раз вам говорить, вредно сие сразу после ужина, — произнёс лекарь, с умным видом протягивая руку, чтобы прощупать королевский пульс. Наткнулся пальцами на обмотанную ремнями и верёвками кисть, поморщился и приложил пальцы к шее. — Хоть бы час какой подождали, а то и два…              — Цыц! Ежели б я тебя слушал, так бы на месте и стоял, а вот по-моему — полсантиметра за год!              Палач молча и медленно потянул колесо в одну сторону. Пыточная наполнилась скрипом, от которого у Тэхёна противно заложило уши. Колесо с громким деревянным щелчком замерло, и король снова простонал:       — Иээххх, ххоррошооо… О, сын мой, а ты тут что?..              — Да вот, ВшВлчство, забыл совершенно про ваш подарок, — Тэхён Вежливый шаркнул ногой, демонстрируя узорчатый узелок в руках, и тут же его откладывая в сторону на гарроту. — И мне бы, папенька, переговорить с вами приватно, — попросил принц, поправляя складку на платке так, что мелькнул край шкатулки.              Ким Петиталь Десятый на это только снова хыкнул и кивнул палачу. Тот принялся поспешно развязывать верёвки. Глава Гильдии Целителей наблюдал, брезгливо поджав губы, и иногда подносил к носу пропитанный травяным настоем платок. Едва только король, кряхтя, слез с дыбы, он проверил в очередной раз его пульс, уже на кисти, и первым поспешно вышел. Палач с тоской посмотрел на кавардак, учинённый в его пыточной, и замер в углу, прикинувшись элементом интерьера. Тэхёну, впрочем, он не мешал совершенно — уж кто-кто, а королевский палач тайны хранить умел.              — И чего же ты желаешь? — спросил король, ворочая головой. Шея хрустела.       — Да вот, папенька, желаю вам сие преподнести. Нашёл в лавочке на окраине, покуда ходил с боксёрами договариваться.              Тэхён развернул ткань, и осторожно подал королю шкатулку. Тот с загоревшимся взглядом принял, медленно повертел в руках, рассматривая приспособу на тонкой гибкой вертящейся ножке. Посмотрел в лупу, поохал, рассматривая тончайший узор металлических нитей. Аккуратно водрузил на стол, сдвинув в сторону разноразмерную коллекцию испанских сапог, и похрустев пальцами, аккуратно щёлкнул замками.              На чёрной бархатной подушке в неверном вечернем свете, льющемся сквозь небольшое окошко, и в свете многочисленных свечей блестела крохотная искорка.              Петиталь с предвкушением бросил на сына довольный взгляд и приник к лупе.              — О-о-о-о-о!.. — прокатился по пыточной такой восторженный вопль, которого эти стены не слышали, даже когда палачу удавалось потянуть верёвки на запястьях короля сразу на две зарубки.              — Ага, — донельзя довольный собой Тэхён радостно кивнул.              — Подкова! Глазами своим не верю, сын мой, это подкова! Откуда? Как?       — Лавочник баил, что с самых Северных границ, от Нижегорских кузнецов привёз. Был у них один, мастерством славился. Поспорил местный князь, что тот не сможет блоху подковать, ему на потеху, а мастер не только подковал, так ещё и личное клеймо поставил!       — Блоху?! — разохался восторженно Его Величество. — И подковал? И даже клеймо?              Он надолго приник к лупе, и так и эдак разглядывая изделие не больше песчинки. Была у Петиталя Десятого тайная страсть к коллекционированию крохотных вещиц, будь то миниатюрный чайный сервиз, где чайник был с напёрсток, а чашки и того меньше, или крохотные часики с кукушкой. И уж кто-кто, а родной сын точно знал, как задобрить папеньку.              — Так вот, папенька, я хотел…       — Да как он так умудрился-то?       — Сие мне неведомо, но талантливый, видать, мастер. Так ВшВлчство…       — А почему же непременно блоху?       — Э-э-э…       — Почему не муравья или комара, к примеру? Блохи же прыгучие — страсть, он её как на месте-то удержал? Сбрую, что ли надел, али стреножил?       — Сие мне тоже неведомо, мой дорогой отец, но…       — А лапу он ей как задирал? Или у блох ноги?       — Не… Не в курсе, ВшВлчство…       — А что за молоток у него с клещами были? Тоже, небось, малипусенькие?       — Но, папенька!.. — воскликнул Тэхён уже в полном отчаянии, ибо дорогой отец, полностью поглощённый своей страстью, не отрывал взгляда от лупы, и жаждал подробностей.       — Тэхён, мне непременно нужен тот лавочник, непременно! Желаю знать, что за Северный город, и что за Горский народ, и что за мастер тоже желаю знать! — на секундочку оторвавшись от лупы, Его Величество бросил на Тэхён горящий азартом взгляд и снова уставился в увеличительное стекло.       — Ваше Величество, я женюсь!              В углу с палачом что-то заперхало, то ли смеясь, то ли давясь. Петиталь оторвался от лупы и с огромным изумлением уставился на сына, потом снова на крохотную подкову и потом снова на сына. Затем с тихим вздохом развернулся к шкатулке и закрыл крышку, очевидно решив, что подарок никуда не денется, а ребёнка надо спасать.              Вздохнув, он залез на пыточный станок, подвинув щипцы и клещи, ибо с нормальными стульями в пыточной было туговато. Тэхёну указал на низенькую скамеечку рядом. Тот послушно сел: если уж чего и просить было у папеньки, то только так, чтоб сидя пониже и глядя снизу вверх, желательно несчастными щенячьими глазками.              И ожидал Тэхён Послушный от венценосного родителя любого вопроса. И как он в свои-то годы дозрел до такого взрослого решения. И на ком, собственного, собрался жениться-то. Он, покуда до пыточной шествовал со шкатулкой в руках, в голове пяток пиес проиграл, только что без музыки, где завязкой служил какой-либо папенькин вопрос, а там уже Тэхён брал соло и распевался на все лады, непременно к развязке уламывая отпустить его на поиски невесты. И вопросов от папеньки он напридумал себе тоже самых разнообразных, кроме, пожалуй, одного:       — Тэхён, ты дурак?              Ким Петиталь Десятый, тридцати семи лет от роду, был твёрдо намерен уберечь сына от самого идиотского шага в жизни, особенно в столь юном возрасте.              И вот пока Тэхён Изумлённый пялился на него в полном недоумении, бормоча под нос «ВшВлчство?..», припоминалась Петиталю Десятому его лихая молодость.              И как со своим тогдашним оруженосцем, ныне Главой Коневодов, поспорил, что тот джигитовку после литра доброго вина не осилит. И как тот таки осилил, и они пирушку закатили в одном из кабаков, и тот ему поклялся, что Гильдией они никогда не станут. Двадцать лет, зараза, слово своё держал…       И как они с бароном соседским двух шпионов друг за другом шпионить наняли, и сами хохотали с их витиеватых письменных отчётов.       И как младшую сестру барона за Подгорное племя сватали. И как вернулся после той развесёлой свадьбы юный король во дворец с невестой под руку. И…              Ну, собственно, на этом приключения и закончились. Начались нудные королевские будни…              Вот их-то Петиталь Десятый искренне Тэхёну и не желал. Хоть сам в шалостях сына участия принимать не мог, но послушать был горазд. Ему кто ещё с дальних уголков королевства подарки такие привозить будет?              — Ваше Величество? — робко уточнил Тэхён, прерывая приятные воспоминания. Ругался папенька на него ох как редко, и вот что сейчас, после такого подарка, дураком обзовёт — точно не ждал.              — Я уже пятнадцать лет Твоё Величество, так что нечего мне тут! — сварливо заявил король. — Кто она?              — Так… Я… Не знаю ещё… — растерялся Тэхён, сообразив, что чего-то он для разговора с папенькой не додумал. — Но жениться желаю, а посему намерен в квест по поиску невесты уехать! — с толикой истинно королевской заносчивости произнёс он, и приосанился, совсем немного задрав нос.              Петиталя попустило. Квест — это ещё не жениться. В эдаком квесте можно незнамо сколько лет провести. Тут, главное, самого Тэхён притормозить, а то окрутит первая встречная, а он парнишка влюбчивый — горничных с садовницами менять не успевали!              — Ах, в квест! — Петиталь потёр подбородок, скользнул взглядом по шкатулке, посчитал на боковой поверхности резные листья, коих там уместилось ровно тринадцать. И, осенённый идеей, задрал палец вверх. — Так вот тебе моя отцовско-королевская воля! — припечатал он, чтобы сразу отрезать пути к отступлению. — С тринадцатью принцессами должен станцевать на балах. Да на память у каждой из них украшение должен выпросить! И шкатулки эти с каждым украшением, да подробным рассказом летописным от тебя про принцессу мне в замок слать! И не вздумай мухлевать, почерк твой мне известен, от Чонгукова мигом отличу — чтоб сам писал, да ещё непременно приличным слогом, а то знаю я тебя! — погрозил пальцем король.              Тэхён озадаченно молчал.              Во-первых, принц был абсолютно уверен, что папеньку он убедит. А тут вроде и убедил, а вроде и на квест напросился, которого не ждали. Хотя аж с тринадцатью принцессами, папенька, конечно, загнул. Тэхён уже было чуть ли не со всем юношеским пылом открыл рот, чтоб повозражать всласть — какие мол, тринадцать принцесс, я их где столько возьму? — как тут же и закрыл. С другой стороны — вот ему-то разница? Хоть квест, хоть не квест — главное, с отцовским благословением свалить из королевского замка на длительный срок! Покуда ему подходящая попадётся — чтоб и сирота, да с личным замком, да с нормальным проклятием, — авось ещё больше встретит? А балы с украшениями, при папенькиных-то деньгах, организовать много ума не надо!              Короче, главное — оказаться за воротами, подальше от маменькиного девиза «Всегда можно чуточку идеальнее!».              — Слушаюсь, папенька, — стараясь не слишком радоваться разрешению свинтить, поклонился Тэхён. Подумал уже разразиться благодарственной речью, но заметил, как отец косится в сторону подаренной шкатулки, и решил не испытывать терпение родителя — не дай Пресвятой Никто, ещё передумает!              — Сын мой! — позвал король, когда принц был уже на пороге. — Уж не от маменьки ли ты сбежать в этот свой квест удумал?       — Как можно, папенька! — искренне возмутился Тэхён Лживый. — Я исключительно о благе государства думаю, и о счастье, которое вам с маменькой внуки принесут!        Король посмотрел на принца. Принц посмотрел на короля. Оба совершенно одинаково поджали губы, сдерживая хохот, и принц умчался по лестнице вверх, грохоча каблуками по каменным ступеням.              — Врёт же? — раздался высокий жалостливый голос из угла, где тише воды ниже травы стоят палач.       — Врёт, — согласился король, осторожно сползая с пыточного стола. — Достала его Огрушка моя, вишь, аж жениться решил…       — Так зачем вы его тогда по принцессам-то отправили? Может, проще сразу в крестовый поход?              Палач вышел на свет, снимая красный колпак, и как-то так сразу занимая всё пространство небольшой, в общем-то, пыточной комнаты. Был он ростом огромен, и весу немалого, Его Величество Ким Петиталь Десятый ему в прямом смысле в пупок дышал. А вот лицо было у него добрейшее, такое бы булочнику какому, или продавцу мороженого, но уж точно не палачу.              — Ха, наших соседей на крестовый поход хрен уломаешь! — поморщился король. — Да откуда у нас на континенте аж тринадцать принцесс? Нет, конечно, ежели всех младенцев да перестарков считать, авось и наберётся… А так — попутешествует, уму-разуму наберётся, авось и правда жену притащит, а ежели не на первую встречную кинется — то и выберет грамотно. А вот чтобы не первую встречную — пусть и поездит к этим принцессам…              — Её Величеству новость сию говорить будете?       — А придётся… — вздохнул король. — Она меня и так уже, небось, заждалась. А так, ежели ей новость скажу, пойдёт Огрушка моя с сыном разбираться, а я-то как раз и улизну, красотой этой полюбоваться… — Король бережно сложил и завернул шкатулку обратно в узорчатую ткань, подавая палачу. — В мастерскую мою отнеси.       — А Тэхён? — спросил палач, аккуратно принимая драгоценный груз.       — А что Тэхён? Он шустрый, уже, небось, коня на конюшне седлает…