Бунт Душ

Праздник солнцестояния — день, когда темнота господствует на прекрасном небе дольше, чем в любой другой момент года. Дыхание Эйвы замирает, и чернота, озаряемая сиянием звезд, воплощающих блеск глаз Великой Матери, протягивает руки к бесконечности своего существования. На'ви собираются, поют песни, сравнимые с клекотом самых голосистых птиц, строят тотемы, красота которых освещает и дух, и тело, едят самую вкусную еду и делятся ею со всеми животными в округе. Семьи строями несутся к священному древу лишь для того, чтобы Эйва, увидев несметные дары, наконец вдохнула, и ночь вновь сменилась днем. Первым делом общественность племени Оматикайя стекается к самому просторному месту деревни — главной площади. В её центре пылает огромный костёр, будто служа маяком для взгляда Великой Матери. Мрак извилистыми тенями блуждает по каменному полу и стенам пещер, касаясь жёлтого света в надежде поглотить его чистое естество. Стены изрезаны аккуратными узорами и сценами, повествующими случайным взорам историю побед и поражений, времён скорби и времён счастья, моменты радости и моменты утрат. Тсахик племени стоит в окружении двух тотемов: множество палок, скреплённых лианами, навешано цветами и песенными нитями ушедших, демонстрируя непосредственность присутствия предков. Языки огня вздымаются выше, плавно опускаются и вновь восстают, играя пламенными отблесками на лицах собравшихся на'ви. Рои светлячков, сбегающиеся на столб света, стройно кружат над кругом Оматикайев, изредка садясь на их плечи и головы. Тсахик, облачённая в ритуальный плащ и вобравшая на себя пристальные взгляды целого клана, держит деревянную чашу. Ёмкость пуста, но женщина, под громогласный треск костра, плавно водит ею, нашёптывая неразборчивые текста. Её голос становится всё громче, фразы эхом бьют по ушам, а костер дичает. Речь Тсахик теряет всякую вменяемость, превращаясь в невнятный набор звуков прерывистого дыхания и змеиного шипения. Она падает на колени и судорожно собирает массы трав, заранее раскинутые неподалёку. Строй сидящих на'ви “трескается”, оставляя свободное пространство, и вождь, поднявшись на ноги, проходит по возникшей дорожке к костру. В руках он держит ветвь, конец которой обвязан неведомой тканью, а с неё стекает вязкая смола. Оло'эйктан подсовывает кончик ветви, и тот воспылает, заставляя зрителей ахать. Затем вождь опускает огонёк в чашу, и травы, что были там, разражаются сероватым дымом, быстро заполняющим площадь. Дым, струящийся из чаши, вскоре покрывает собою всех присутствующих, позволяя разглядеть только лишь светлые точки, парящие над головами, и хаотичное жёлтое пятно. В полной слепоте раздается пение. Одинокий голос обрастает прочими: тонкая нить мелодии становится мощной балладой, славящей Великую Мать. Мужские, женские, детские голоса сливаются в единое целое, лаская слух и душу. Дым поднимается, смешиваясь с лёгким ночным ветром, разгоняющим лоскуты по сторонам. Пламя костра вздымается, казалось, кончиками касаясь белых звезд в чёрном океане. Голоса на'ви достигают своего апогея, разрывая сердца ощущениями благословения Великой Матери. Тсахик, уже не сокрытая туманом, сидит на коленях, плавно поднимает чашу, а с губ срываются мольбы и благодарности. Вождь, стоящий позади, подходит к шаману и его крепкие руки опускаются ей на плечи. Символ единства.

***

Будоражащий сознание ритуал был так или иначе утомителен, а потому рассудительные на'ви, живущие задолго до текущего поколения, хорошо продумали череду событий праздника. Вся общественность клана разбилась на небольшие кучки и, будучи всё ещё на главной площади, приступили к трапезе. Она сильно отличалась от обычного ужина, какой проходил каждый, даже самый тусклый вечер. Обычно на'ви едят исключительно в компании своей семьи, но сегодня это было не так. Доступ в укромный уголок пиршества семьи Салли был также подарен Норману — он с удовольствием принял приглашение, Максу и Пауку — хоть всё, что они могли, так это романтично посидеть и поглядеть на красивые пейзажи, ведь маска не позволяла есть на открытом пандорском воздухе. Таковой части так же удостоилась пара другая отдельно взятых друзей Джейка и Нейтири, однако они особого интереса представить не могли. Вместо привычной похлёбки, немного жаренного или вяленого мяса, какого-никакого гарнира из плодов близлежащих лесов, “стол” ломился от иного купа блюд. На огромных, искусно вырезанных из древесины блюдцах лежали запечённые и жареные деликатесы, источающие аппетитные ароматы, контрастно смешивающиеся с запахами трав. Жареное мясо стурмбиста, крупного животного, обитающего стадами неподалёку от деревни, готовилось на открытом огне, маринуясь в соке солёненького нектара. Сочность и аромат мяса были восхитительными, а мягкость достигалась благодаря долгому и тщательному процессу приготовления. Запечённые плоды дьявольских слез, обладающие сладковатым вкусом с лёгкой кислинкой, были фаворитами праздника. Плоды, произрастающие на склонах парящих гор, запекали в глиняных горшочках с мёдом и орехами. Салат из корней ломассу, растения с хрустящими корнями, подавали с зелёными листьями, приправленными соком местных цитрусовых и кусочками мяса. Необычные грибы халликса, с лёгким люминесцентным свечением, тушили в кокосово-подобном молоке и посыпках, в конце концов получая насыщенное блюдо с кремовой текстурой и нежным вкусом. Фруктовые корзинки из мякоти плодов тетраптерона, растения с ярко-красными цветами, были заполнены смесью из ягод и орехов, политых вязкой, очень сладкой жижей. Суп из корней аватри, растения с уникальными целебными свойствами, варили с кубиками мяса, грибами и листьями различных растений. Но настоящей изюминкой праздника было кое-что другое. На'ви с огромным энтузиазмом собирали маленькие синеватые ягодки с кустарников орнеллы, чтобы потом, смешав с местным мёдом, оставить в тёмном месте на пару недель. На выходе получался напиток с терпким, может не очень приятным вкусом и обжигающим запахом. Но все недостатки сметались после нескольких глотков — голова начинала приятно кружиться, уголки губ поднимались сами собой, а смех срывался с горла по любому поводу. Нетейам сидел за общим столом и не без удовольствия срывал клыками заветное мясо с хрустящей жареной корочкой, крепко ухватившееся за косточку. Иногда он поднимал голову и окидывал взглядом окружение. Зачастую картина не менялась: Джейк, что ещё пару часов назад был серьёзным вождём, весело пил и о чём-то то ли спорил, то ли просто говорил, то ли и вовсе хохотал с товарищами; Нейтири хихикала с другими женщинами, иногда показывая разные побрякушки, вроде браслета, сплетённого Тук на неделе, ожидая услышать восхищённые отзывы. Пару раз прецеденты были повеселее. Так, например, осмелевший Ло'ак у всех на виду схватил кувшин с забродившим нектаром и ехидно разливал на несколько чаш, опосля опустошая одну за другой. Будь хоть кто-нибудь, сидящий за столом, менее увлечен болтовнёй — наглеца тотчас поймали бы за руку. Однако такого не случилось, вся эта взрослая мишура будто пеленой ложилась и на глаза, и на уши родителей. А Нетейам сдавать брата не собирался, только лишь тихо усмехнулся, видя немым ответом жест прилаженного к губам указательного и нахмуренные брови мальца. Мо'ат покинула семейное застолье, тихонько перебравшись в таинственный “клуб” старейшин клана. Они загадочно стояли в стороне и с глазами, полными мало кому ясной мудростью, наблюдали за ходом торжества. Но несмотря на это никто из них не осмелился отказаться от очереди шальных глотков известного напитка, отчего многие на'ви наконец удостоились чести поглядеть на искреннюю и слегка глуповатую улыбку самой тсахик. Позади мельтешила детвора: свора детей молниями носилась от стола к столу, видимо разыгрывая свою, никому не понятную, игру. Параллельно с тем часто звучала музыка. Оматикайи не слишком глубоко были погружены и не слишком ценили мелодию древесных флейт, но ни один праздник, по обычаю, не имел права обойтись без музыки. Это некий способ, один из множества, почтить Великую Мать. Особо смелые или, как правильней было бы сказать, не обращающие внимания на слегка непонимающие взгляды, даже пускались в пляс. Тихий ужин Нетейама был неизбежно прерван. Брат ни с того ни с сего подобрался ближе, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. У него в руке была чаша, но к тому времени, как он достиг своей цели, большая часть жидкости расплескалась туда-сюда, но Ло'ака это совсем не смущало. — А ты почему… икхъ… не пробуешь? — парень приподнял почти пустую чашу, будто для тоста. — Это amaz-z-zin'g. Юноше не удалось сдержать смех — “плавающий” братец заговорил на языке небесных людей, но его исконно принадлежащий к на'ви язык, видимо, специально заплёлся в три узелка, чтобы вместо чего-то внятного носитель выдал едва готовое к восприятию ухом нечто. На фоне, тем временем, громкость голоса поддатого вождя значительно увеличилась: — А я поймал рыбу вот такую! — Джейк развел руками, визуализируя размер добычи. Примерный вид рыбы выглядел крайне нереалистично. — Такие у нас не водятся, — по-старчески хохотал седовласый, крепкий мужчина. — Ну не важно, — Джейк поднял свою чашу. Отец сбавил тон, а потому взрослая болтовня перестала отвлекать двух юношей. Однако и сейчас разговор не задался: неподалеку возникли пролемуры. Их никто в пещеры не приводил и жить с кланом не заставлял, но эти милые существа, поняв, что здесь их кормят и любят, сами стали захаживать. Впрочем, это и не удивительно, ведь по заветам поделиться пищей было необходимо. Первым выполнить священный долг решил Ло'ак, зачерпнув часть салата огромной ложкой, попутно роняя листву на пол и пачкая близстоящие тарелки. Но зверьки, подоспевшие первым рядом, были довольны. Подобным образом поступил и Нетейам, избежав при этом “производственных” убытков рабочей силы на отмывку посуды. — Может тебя водой облить? — обратился Нетейам к брату, видя непонимания во взгляде и дрожащие руки. — Себя облей… — не специально протянув, ответил парень, смотря в никуда. А после этого вдруг заулыбался. Нетейам вскинул брови и ухмыльнулся, без слов сообщая о своих опустившихся в попытках образумить руках. Когда на тарелке осталась всего пара листов салата, обглоданные косточки и пустующий стакан, Нетейам встал, сладко подтянулся и зевнул. Каким бы торжественным не был праздник и насколько бы сильно музыка с песнями не пробуждала пламень в груди — ночь берёт своё, засасывая в глубины сна. Приняв разумное и правильное решение, парень отправился к стойлам.

***

Икран жадно хватал предлагаемые ему полосы свежего мяса, ликуя каждый раз, когда парень тянулся в мешочек за новой партией. Спать летуны совсем не хотели, несмотря на то, что день перед такой ночью был особенно насыщен полетами. То ли на них так влиял шум толпы, то ли это определённое воздействие Великой Матери… Так или иначе — к вынужденным транспортировкам животина была готова.

***

Пробила вторая четверть ночи и рассредоточенные по главной площади на'ви вновь собрались в единую толпу, внемля словам тсахик с порозовевшими щеками. — Пора, — голос её прозвучал чётко и уверенно, хотя в его основании отчётливо звучали нотки предвкушения. — Эйва ждёт! Восхищённые возгласы толпы эхом пронеслись по всей сети пещер, будоража гору от верхушки до самого её основания. Крики быстро сменились топотом. На'ви знали, что их ждёт и, стоило верховной жрице подать соответствующий сигнал, устремились к своим банши, знаменуя заключительную часть всего празднества — беседу с предками, тсахейлу с Древом Душ. Оматикайя, ведомые Тсахик и Оло'эйктаном, медленно поднялись на икранов. Животные, покорно следуя мысленным приказам своих наездников, взмыли в воздух. Мерцание их крыльев, освещаемое сероватым светом, создавало удивительный эффект: казалось, что звёзды танцуют в небе. Они кружили, поддаваясь порывистому ветру, смеялись и романтично переглядывались. Путь не был долгим. Когда на горизонте стали видны биолюминесцентные линии Древа Душ, на'ви поддались своим эмоциям и летящий строй разразился привычным кличем: “АЯАЯАЯАЯА”. Они по очереди спускались к величественному стволу под чутким контролем тсахик клана, но когда очередь дошла до семейства Салли, Нетейам, увидев вовлечённость отца в шествие к священному месту, подал икрану иной приказ. Крылатый ящер развернулся и понёс своего наездника к лесам.