The Magnus Archives (любительский перевод)

Заявление Эми Патель касательно предполагаемого исчезновения ее знакомого Грэма Фолджера. Изначальное заявление сделано 1 июля 2007 года. Аудиозапись сделана Джонатаном Симсом, главой архива Института Магнуса в Лондоне. Начало заявления. Впервые я встретила Грэма более или менее два года назад. Трудно сказать точно, когда мы впервые встретились и начали общаться, так как в то время мы вместе ходили на занятия. Я уверена, что мы много взаимодействовали, прежде чем узнали имена друг друга, но я поступила в сентябре 2005 года, так что думаю, нормально познакомились мы примерно через два года. Я решила прослушать курс криминологии в Биркбекском университете, чтобы вырваться из рутины своей офисной работы – я младший аналитик, отвечающий за качество, в "Делойте", и если вы думаете, что это скучная работа, что ж… да. Я, конечно, знала, что вечерние курсы криминологии ни к чему не приведут, даже если я их закончу, но мне просто нужно было чем-то заняться, чтобы найти интерес в жизни. Учитывая, что единственное, что привлекало меня – алкоголь… Извините, я отклоняюсь от темы. Честно говоря, поначалу Грэм показался мне немного отталкивающим. Он был заядлым курильщиком и использовал слишком много дезодоранта, чтобы заглушить запах. Он был немного старше меня, лет на десять или около того. Я никогда не спрашивала его о возрасте, мы не были настолько близки, но у него начинали седеть кончики волос, и было видно, что усталость на его лице была не только из-за недосыпа. Одет он был хорошо, у него было круглое, открытое лицо и глубокие голубые глаза, но он был совсем не в моем вкусе. Он был хорош в групповой работе, по крайней мере, когда выступал, и, по-моему, однажды упомянул о том, что учился в Оксфорде, хотя не знаю, в каком из колледжей. Я и раньше замечала, что во время лекций он, всегда что-то яростно строчит в блокноте, даже когда лектор не говорит. Сначала я думала, что он просто скрупулезен, но, клянусь, я видела, как он за одну лекцию заполнил целую тетрадь формата А5. Я помню, что это была лекция о молодежи и системе правосудия, где профессор говорил так медленно, что этого не хватило бы на целую тетрадь, даже если бы Грэм записывал каждое слово. К тому же, однажды я попросила у него записи для эссе, а он странно на меня посмотрел и сказал, что не делает никаких записей. В общем, я бы не назвала его своим другом, но мы отлично ладили. Примерно через четыре месяца после начала моего обучения я впервые встретила Грэма за пределами университета. Я ехала домой на ночном автобусе, выпив пару стаканов. Я живу в Клэпхеме, а туда ходит довольно обычный ночной автобус. Конечно, "обычный" также означает "пьяных, разъяренных людей", так что я стараюсь быть незаметной и предпочитаю сидеть в задней части второго этажа. Именно там я и увидела Грэма. Он сидел впереди и смотрел в окно. Я люблю наблюдать за людьми, поэтому решила не здороваться, по крайней мере, не сразу. И я не была разочарована – в одиночестве он вёл себя более странно, чем во время занятий. Тогда была середина зимы, поэтому окна быстро запотевали, но он почти одержимо протирал окно, как только обзор на улицу становился немного хуже. Казалось, он внимательно осматривал улицу в поисках чего-то, отвлекаясь только на некоторые крыши проплывающих мимо зданий. Он нервничал и дышал намного чаще, чем обычно, отчего окно запотевало еще больше. Честно говоря, наблюдать за этим было немного тревожно, и в конце концов я решилась раскрыть своё присутствие. Он слегка подпрыгнул, когда я с ним поздоровалась, и я поинтересовалась всё ли с ним в порядке. Он сказал, что обычно не задерживается на улице так долго и считает ночной общественный транспорт неудобным. Я села рядом с ним, и он, казалось, стал гораздо более расслабленным, так что я не стала давить на него лишний раз. Мы говорили ни о чем, пока автобус не начал подъезжать к моей остановке. Поднимаясь, я заметила, что Грэм тоже встал, и с некоторым дискомфортом осознала, что мы, должно быть, живем на одной остановке. Мне очень нравился этот парень, не поймите меня неправильно, но я все равно чувствовала себя не в своей тарелке из-за того, что он знал, где я живу. Но было очевидно, что я встала, чтобы выйти из автобуса, поэтому я не могла проехать до следующей остановки, и дело даже не в том, что я чувствовала себя небезопасно с Грэмом, я просто не люблю делиться лишней информацией о себе. Я решила просто идти с ним так далеко, как только можно, и убедиться, что он не видел, в какое здание я зашла. Мы шли в одном направлении, мне даже показалось, что мы направлялись на одну улицу. Тогда я почувствовала, как чья-то рука схватила меня за плечо и швырнула на дорогу. Я не знаю, как ещё это описать, только что я шла, а в следующий момент уже лечу к земле. Это не мог быть Грэм – в тот момент он был прямо передо мной, и я готова поклясться, что на улице больше никого не было. Благо на встречу никто не ехал, но я сильно ударилась головой. Должно быть, я на несколько секунд потеряла сознание, потому что следующее, что я помню, - это как охваченный паникой Грэм звонит в скорую помощь. Я попыталась сказать ему, что со мной все в порядке, но не смогла выдавить из себя ни слова, что, вероятно, означало, что я не в порядке. Скорая прибыла довольно быстро, учитывая, что всё происходило в Лондоне в пятницу вечером, и медики внимательно осмотрели меня. Они сказали, что сама по себе травма была несерьёзной – очевидно, раны на голове всегда так сильно кровоточат, и паниковать не из–за чего, - но учитывая, что это всё-таки было сотрясение мозга, они сказали не оставлять меня одну в течение следующих нескольких часов. Несмотря на то, что мы были недалеко от моей двери, я почему-то решила, что Грэм не должен узнать, где я живу. Оглядываясь назад, я думаю, что это было из-за сотрясения мозга, но в итоге я согласилась остаться в квартире Грэма, чтобы прийти в себя. Он чувствовал себя довольно неловко из-за всего этого и потратил немало сил, уверяя меня, что в этой ситуации нет ничего предосудительного; очевидно, он был геем, что, признаюсь, меня немного успокоило. И все же было ясно, что ни один из нас не ожидал вот так закончить ночь. Как оказалось, квартира Грэма находилась прямо через дорогу от моей, всего на пару этажей ниже. Мне стало интересно, смогу ли я увидеть свое окно из его окна, и, помню, у меня мелькнула странная мысль, что, если решу выглянуть наружу, мне нужно быть осторожной с подвесными горшками, так как я видела крючки, прикрепляющие их к раме. Я спросила его, что он выращивает, и он посмотрел на меня так, как будто из-за сотрясения мозга я снова перестала соображать. Может, так оно и было, потому что, когда я снова посмотрела на окно, крючки исчезли, и не было никаких признаков висящих горшков. Тогда я списала это на свою рану на голове, и даже сейчас не уверена, были ли там горшки на самом деле. Сама квартира была простой, но довольно большой по лондонским меркам. В ней было совсем немного мебели и множество книжных полок, на каждой из которых рядами лежали одинаковые тетради без какой-либо видимой системы, пометок или указания содержания. Я уже было начала расспрашивать о них, но решила, что не готова к разговору из-за ужасной головной боли. Грэм подвёл меня к дивану и исчез, чтобы принести пакет со льдом и чашечку сладкого чая. Я поблагодарила его и за то, и за другое, хотя была не в настроении разговаривать. Грэм явно чувствовал себя достаточно неловко в этой тишине, чтобы говорить за нас обоих, и за следующий час я узнала о нем больше, чем когда-либо хотела знать. Его родители погибли в автомобильной катастрофе несколько лет назад и оставили ему в наследство много денег и эту квартиру. Ему больше не нужно было работать, ему было просто нечего делать, и, чтобы скоротать время и расширить свой кругозор, посещал вечерние курсы колледжа. Он сказал, что пытался понять, что делать со своей жизнью. Он продолжал говорить в том же духе еще какое-то время, но я перестала слушать, так как пришла в восторг от стола, на который он поставил мой чай. Это был декоративный деревянный предмет мебели, украшенный змеящимся узором из линий, идущих по кругу к центру. Узор завораживал и менялся, словно оптическая иллюзия. Я обнаружила, что мои глаза следуют по линиям к середине стола, где не было ничего, кроме маленького квадратного отверстия. Грэм заметил, что я смотрю на него, и сказал, что поиск интересной антикварной мебели был одним из его немногих истинных увлечений. Очевидно, он нашел этот стол в магазине подержанных вещей в студенческие годы и влюбился в него. Он был в довольно плохом состоянии, но он потратил много времени и денег на реставрацию, хотя так и не смог понять, что должно было находиться в центре. Он предположил, что это была отдельная деталь, и не смог ее найти. И да, как и большинство его рассказов, этот показался бы мне скучным, даже если бы у меня не было сотрясения мозга. Но к тому времени я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы уйти, и начала извиняться перед Грэмом. Он выразил свое беспокойство, сказал, что прошло не так много времени, как предполагали медики, но если придется... Ну, вы понимаете картину. В конце концов я все-таки ушла, так как постоянно путалась в линиях стола, а трубы за окном издавали такой странный шум, что я не думала, что пребывание здесь поможет мне почувствовать себя лучше. Я пошла домой, убедившись, что Грэм не может увидеть меня из своего окна, и провела несколько часов за телевизором, пока моё состояние не улучшилось, и легла спать. Когда проснулась следующим утром, я чувствовала себя более или менее нормально, хоть и заклеивала пластырем порез на лбу и старалась не слишком много думать о предыдущей ночи. Однако одним вечером, несколько дней спустя, когда смотрела в окно, выходившее на улицу, на которой жил Грэм и вспомнила, как близко мы живём. Я проверила, не смогу ли я увидеть окно, которое принадлежало ему, и, да, конечно же, смогла. На самом деле отсюда открывался удивительно хороший вид на его квартиру, и я могла видеть, как он сидит на диване и читает одну из тетрадей, взятых с книжных полок. Я поняла, что если я могу видеть его так отчетливо, то и он, вероятно, сможет увидеть меня так же хорошо, если поднимет глаза, и, несмотря на некоторые опасения, которые я испытывала в ту пятницу, я решила выключить свет в своей квартире, чтобы он не увидел меня, если поднимет глаза. А потом я снова стала наблюдать за ним. Да, я знаю, это звучит жутковато. На самом деле так не должно было быть. Я уже говорила ранее, что мне нравится наблюдать за людьми, и, несмотря на то, насколько скучным он мог быть в общении, за Грэмом было невероятно интересно наблюдать. Чем я и занималась. И не только в тот вечер. Да, можно сказать, что наблюдение за Грэмом стало моим хобби. Это было странно, я признаю это. Но я просто не могла остановиться. Я убедила себя, что наблюдаю за ним без какой-либо цели или злого умысла. Это было чисто из-за отстраненного интереса к его жизни. И, для моего же блага, я бы остановилась гораздо раньше, если бы не те странные вещи, которые он вытворял. Он постоянно менял порядок в своих дневниках, без какой-либо видимой системы, большую часть времени даже не открывая их. Иногда он брал с полки какую-нибудь записную книжку, на первый взгляд случайную, и начинал что-то в ней строчить, хотя я видела, что страница уже исписана. Однажды, и я клянусь, это правда, я видела, как он взял одну из своих записных книжек и начал вырывать страницы одну за другой. А потом, медленно и обдуманно, он их съел. Должно быть, ему потребовалось три часа, чтобы прикончить всю тетрадь. Даже когда он ничего не делал с тетрадями, от него веяло странной энергией. Он постоянно был на взводе и подпрыгивал каждый раз, когда на улице внизу раздавался какой-нибудь громкий шум. Полицейская сирена, бьющаяся бутылка, черт возьми, я даже видела, как однажды он подскочил из-за грузовика с мороженым. Каждый раз он вскакивал на ноги, подбегал к окну и начинал выглядывать наружу, дико вытягивая шею из стороны в сторону. Иногда он поднимал голову, но я достаточно хорошо изучила его манеру поведения, чтобы не быть замеченной. Затем он решал, что проблемы нет, и возвращался к тому, чем занимался раньше. И говоря “чем он занимался раньше”, я ничего не имею в виду. Очевидно, у него не было ни телевизора, ни компьютера – единственными книгами в доме были его собственные блокноты. Питался он в основном едой с доставок. Не знаю, сколько раз я наблюдала, как он ест одну и ту же пиццу – пепперони с перцем халапеньо и анчоусами. Да, я знаю. Но все остальное время он просто сидел и курил, иногда глядя в пустоту, иногда уставившись на свой деревянный стол. Я вспомнил, что узор был каким-то гипнотическим, и сама потратила на него пару минут, когда была там, но он больше почти ничего не делал. Кто знает, возможно, у него была богатая полноценная жизнь за пределами квартиры. Он, конечно, покидал ее достаточно регулярно, и да, я не зашла так далеко, чтобы последовать за ним. На самом деле, я всегда подолгу ждала, прежде чем выйти из своего дома, чтобы убедиться, что не столкнусь с ним. Я по-прежнему не хотела, чтобы он знал, где я живу, хотя теперь по совсем другим причинам. В конце концов, это стало хобби, а не навязчивой идеей, и часто были дни, когда я вообще не видела Грэма. Возможно, я пропустил что-то, что могло бы объяснить его поведение. Я просто жалею, что не пропустила то, что произошло 7 апреля. Тогда, может быть, я бы просто подумала, что он ушел или… Я не знаю. Лучше бы я этого не видела. В течение пары месяцев работа была напряжённой, и я так часто засиживалась допоздна, что мне пришлось бросить свой курс криминалистики. На самом деле, это было даже к лучшему, потому что я не разговаривала с Грэмом с той ночи, когда получила травму головы. Я думаю, он все еще чувствовал себя неловко из-за этого, и я знаю, как много странных вещей он делает в одиночестве в своей квартире, что, думаю, мне было бы трудно нормально с ним говорить. Как бы то ни было, на той неделе у меня едва хватало времени поесть, не говоря уже о том, чтобы понаблюдать за Грэмом, поэтому, когда я вернулась домой около половины одиннадцатого вечера, моей первой мыслью было просто упасть в постель. Но была пятница, и я выпила огромное количество кофе, чтобы продолжать работать, так что я была на взводе и предвкушала долгий сон на следующий день. Поэтому, когда увидела, что у Грэма все еще горит свет, я решила потратить несколько спокойных минут на то, чтобы проверить его. Хоть у него и горел свет, но я его не видела и подумала, что, возможно, он лег спать и просто забыл выключить его. Скорее всего, он просто был в ванной, поэтому я решила подождать еще немного. Когда я смотрела на это окно, я поняла, что там что-то есть. Оно выглядело как-то по-другому, но я не могла понять, в чем дело. Потом я заметил это. Сначала я просто приняла его за водопроводную трубу, идущую по стене здания и прикреплённую как раз под открытым окном Грэма. Свет от уличных фонарей не доходил до его квартиры на четвертом этаже, и оконный карниз отбрасывал тень, которая мешала свету из комнаты освещать его, но это было длинным, прямым, темным, и, насколько я могла видеть, было похоже на трубу. Вот только я наблюдала за этим окном уже несколько месяцев, и готова поклясться, что раньше там никогда не было трубы. И пока я смотрела на это, оно пошевелилась. Оно начало медленно сгибаться, и я поняла, что смотрю на руку, длинную, тонкую руку. Когда согнулся сустав рядом с тем местом, где заканчивалась рука, я увидела еще один сустав ниже, который тоже двигался и сгибался, предположительно это было локтем. Оно просунуло часть конечности (ладонь, наверное/что-то пятипалое похожее на ладонь) в окно. Говорить, что оно сгибается, не совсем правильно. Оно меняется. Как будто ты смотришь на одну из старых стереограмм и перестаешь видеть одну картину, а видишь другую. Я так и не увидела ничего, что можно было бы уверенно назвать рукой, но, тем не менее, оно просунулось в окно. Это заняло меньше секунды, и я не смогла как следует разглядеть, что это было, я просто увидела эти... руки, ноги? Их было по меньшей мере четыре, но могло быть и больше, и они как бы проскользнули в окно, мелькнув серыми пятнами. Я думаю, дело было в цвете – в основном это был силуэт, и если там и было тело или голова, то они скрылись внутри быстрее, чем я успела их разглядеть. В тот момент, когда существо оказалось внутри, свет в квартире Грэма погас, а окно за ним захлопнулось. Я стояла там, пытаясь осмыслить то, что только что увидела. Я видела какие-то неясные движения внутри квартиры Грэма, но не могла ничего разглядеть отчетливо. В конце концов я решила, что должна позвонить в полицию, хотя понятия не имела, что им сказать. В конце концов я просто сказала, что видела, как кто-то подозрительный забирался в дом через окно четвертого этажа по его адресу, и повесила трубку, прежде чем они успели спросить, кто звонит. Потом я подождала, наблюдая за темной квартирой напротив. Я не могла отвести взгляд – я была убеждена, что если я перестану пялиться, то… что бы это ни было, оно, чёрт возьми, развернётся, протянет руку и войдёт в мой дом. Примерно через десять минут я увидела полицейскую машину, едущую по улице. Ни сирен, ни мигалок не было, но они были здесь, и я сразу почувствовала себя лучше. Подняв глаза, я увидела, что в квартире Грэма зажёгся свет. Не было никаких признаков того, что кто-то забрался внутрь, но когда полицейские нажали на кнопку звонка у его дома, я увидела, как кто-то направился к двери, чтобы впустить их. Это был не Грэм. Это был совсем не Грэм. Он выглядел совершенно по-другому. Он был на несколько дюймов ниже, у него было длинное квадратное лицо, обрамленное светлыми вьющимися волосами, в то время как у Грэма они были темными и коротко подстриженными. Однако он был одет в одежду Грэма; я узнала эту рубашку, поскольку наблюдала за ним несколько месяцев, но это был не Грэм. Я наблюдала, как Не-Грэм подошёл к двери и впустил двух полицейских. Они немного поговорили, Не-Грэм выглядел обеспокоенным, и они вместе начали обыскивать квартиру. Я наблюдала, ожидая, что Это покажет себя или что они найдут настоящего Грэма, но ничего подобного не произошло. Через какое-то время один из полицейских поднял темно-красный предмет, в котором я узнала паспорт. Мое сердце забилось быстрее, когда я увидела, как он открыл его и посмотрела на Не-Грэма, явно сравнивая, ожидая момента, когда она обнаружит самозванца. Но вместо этого она просто рассмеялась, пожала Не-Грэму руку, и они ушли. Я смотрела, как отъезжает полицейская машина, чувствуя беспомощность, а когда подняла глаза, Он стоял у окна Грэма и смотрел на меня. Я застыла на месте, когда его глаза встретились с моими, и на его лице расплылась холодная зубастая улыбка. Затем одним быстрым движением он задёрнул занавески и исчез. В ту ночь я не спала. Я больше никогда не видела Грэма. Но этого нового человека я замечала постоянно. В течение следующей недели я видела, как он по нескольку раз в день выносил большие, тяжелые на вид мешки для мусора. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он избавляется от старых записных книжек Грэма. Довольно скоро в квартире от них ничего не осталось. Я думаю, он сделал и ремонт, но я так и не разглядела как следует, потому что шторы он раздвигал только тогда, когда пристально разглядывал мою квартиру, что он теперь делал каждую ночь. Я пыталась найти что–нибудь о прежнем Грэме, но все, что мне удавалось найти в интернете с фотографией, всегда было изображением этого нового человека. Я даже расспрашивала кое-кого из своих бывших одноклассников, но, похоже, никто из них его совсем не помнил. В конце концов, я переехала. Мне очень нравился мой старый дом в Клэпхеме, но он мне просто надоел. Последней каплей стало то, что однажды утром, уходя на работу, я слишком поздно поняла, что Не-Грэм покинул свой дом в то же время. Он приветствовал меня по имени, и его голос звучал совсем не так, как должен был. Я начала извиняться и торопиться уйти, а он просто смотрел на меня и улыбался. "Разве это не забавно, Эми, как ты можешь жить так близко и ничего не замечать? Когда-нибудь мне нужно будет и тебе нанести визит." Через неделю я съехала и больше никогда его не видела. Конец заявления. У меня было бы искушение списать это на галлюцинацию, возникшую в результате длительных осложнений после травмы головы, если бы Тим не сумел раздобыть медицинскую карту мисс Патель. Одному богу известно, как он это сделал, но лучше бы ему больше не использовать средства института для привлечения офисных работников. Записи не подтверждают идею о том, что она страдала от подобных проблем. Не говоря уже о том, что я обычно, насколько это возможно, доверяю показаниям коллег. К тому же её работа не похожа на ту, которую можно выполнять с нарушенным чувством реальности. Мисс Патель отклонила нашу просьбу о последующем интервью и, похоже, пытается дистанцироваться от этих событий. И ещё, Грэм Фолджер определенно существовал. Согласно записям, Десмонд и Саманта Фолджер, его родители, погибли на шоссе М1 близ Шеффилда 4 августа 2001 года, и в течение следующих нескольких лет имя Грэма Фолджера появлялось в реестре нескольких колледжей и университетов Лондона и его окрестностей. Квартира, о которой она упомянула, действительно принадлежала мистеру Фолджеру, но была продана через агентство в начале 2007 года. Все фотографии, которые нам удалось найти, соответствуют описанию этого “Не-Грэма”, которое дала мисс Патель, за исключением нескольких полароидных снимков, которые, похоже, относятся к концу 80-х годов и на которых изображены двое родителей рядом с темноволосым подростком, который не соответствует более поздним снимкам. Похоже, что мы здесь больше ничего не можем сделать. Мисс Патель, как и многие из наших подопечных, похоже, была больше заинтересована в том, чтобы ее заявление стало формой личного закрытия, чем послужила началом серьезного расследования. Она даже не заинтересовалась, когда Саша сказала ей, что нам удалось найти то, что, по нашему мнению, было одним из дневников Грэма Фолджера. Сомневаюсь, что это принесло бы много пользы. Просто на каждой странице написано одно и то же: “Продолжайте следить” снова и снова. Конец записи.