Бальники

Бальные танцы, громкая музыка и шум в ушах. Не музыка, нет, что-то другое. Что-то менее мелодичное с претензией и неприязнью к собственному сознанию. Когда Идрак выбирал направление в танцах, он даже и говорить толком не мог. Только угукать и агакать на то, что предлагает ему мама. Поэтому сейчас он действует по излюбленной привычке: угукает и агакает Константину Викторовичу — их хореографу. Он просит подойти после очередного прогона танца. — Идрак, что произошло? Почему ты пропускаешь репетиции? Ты же понимаешь, что так очень сильно подставляешь не только себя, но и меня. Тебя, вероятнее всего, придётся убрать из первой линии. Он правда не знал, что ответить. Ему неимоверно тяжело таскаться из секции в секцию, а ещё и успевать готовиться к сессии. Он практически не спит по ночам, зубря какие-то формулы или непонятные слова. Сейчас он виновато потирает балеткой пол, опустив взгляд и рассматривая неровный стык узоров на линолеуме тренерской. В паркете у станка он даже не обращал на эти детали внимание. А Константин Викторович ждал ответа. — Извините, я больше не буду. — Ещё одно опоздание и пока-пока первая линия. Идрак вздохнул и вышел к станку. Последний прогон. *** Гарик был типичным школьным разгильдяем. Он иногда прикуривал сигареты за школой и прогуливал контрольные по химии. Саша — отличница и гордость университета, а по совместительству ещё и лучшая подруга Гарика — всегда закатывала на такое поведение глаза и шла оправдывать его перед старыми педагогами, а иногда и сцены устраивала прямо перед родителями о том, как Гарик усердно старается на учёбе, а его валят за то, что на первом курсе он учительнице подножку поставил и из полыхающего дома семерых котят не спас. Ну прям святое благородие. В смысле, не Гарик, а Саша. Но исходя из такого характера и положения дел, неудивительно, что Гарику пришлось искать идеи, как бы избежать сдачи приближающейся сессии. А то из его нынешнего листа с посещениями и вероятного диплома спокойно можно делать самолетик и запускать в небо: все равно, как ни пуляйся, дальше трех сантиметров не пролетит. — Саш, помогай. Ты же всё знаешь? Как мне зачеты получить.. — Я не знаю, чувак. Прекрати прогуливать, может поможет. — Да ну, я так всё ещё больше испорчу. — Ладно, помню Михаил Григорьевич сегодня говорил, что поставит автомат тем, кто принесёт сочинение «Мир театра. Любимая постановка или как театральное искусство описывает человека» — Нихуя себе. Ты прям дословно помнишь? — Ага. — Ох уж эта доля отличницы. Ладно, пойду что ли билеты в театр посмотрю. Он потушил тлеющую сигарету о стену университета и бросил окурок куда-то в траву. Саша злостно зыркнула на него, не оценив такую экологичную— обязательно в ироничных скобочках— утилизацию табака, и уже через секунду усмехнулась. — Давай, а то сейчас всё раскупят. *** На последних прогонах, происходящих уже на сцене всегда тяжелее. Голова болеть начинает раньше, чем следовало, а тревога скапливается в горле неприятным комком. Но он всё знает. Он учил эту программу неделями, он не может оплошать. Ромео и Джульетта. Танец рыцарей. — Давайте, последний прогон и вы свободны на ближайшие два часа. И, три-четыре. Первая позиция. Выход. Левая-правая. Левая-правая. Рука, нога назад-нога вперёд. И так несколько раз, легко и непринуждённо. Идраку даже не нужно стараться, чтобы выполнить отработанные движения идеально. Точка. Поза. Девушки. За партией девушек Идрак, если честно, следил вскользь, если вообще следил. Он знал, что с ним танцует Яся. Он думал, что с ней у него всё получается хорошо. Они проводили много времени вместе вне станка и бальных стен, и их, наверное, можно считать друзьями. Идрак за дружбой в балетном зале особо не гонялся, но с Ясей ему было комфортно до безумия. Вторая позиция. Просто выход, все движения плавны, взгляд следит за ясиными руками, разум ни о чем не думает. Обход, заинтересованность. Эмоции, эмоции. Главное их не забыть. Третья позиция. Мирзализаде становится труднее. Танец. Влево - вправо, влево - вправо. Если честно, он безумно рад, что роль Ромео получил Бухаров. Как минимум потому, что ему не нужно думать о следующих десяти танцах. И так он гоняет в голове каждое движение, будто по какому-то ужасному сценарию. Знаете, такие сценарии, которые пишут нейросети и искусственные интеллекты? Да, именно такое мышление и руководит Мирзализаде во время танца. Последние движения. Танец закончился. — Так, с задачей все справились замечательно, осталось только выступить. Все свободны. Идрака мутило. Так было всегда: отчётные концерты, выступления у доски, монолог для проб на роль. Всегда перед этим его тело сжималось до размера атома, или даже ещё меньше. Он сидел в гримёрке и выпивал третий стакан кулерной воды. —Хей, ты чего такой хмурый, рыцарь? — Отстань, Вова, не до тебя сейчас. И так ты на контрольной лез, так еще и сейчас меня трогаешь. Вали к своей Джульетте, а от меня отъебись. — Смотря какую Джульетту ты имеешь в виду. Хотя… Они обе сейчас заняты. Эл сейчас по костюмам чё-то уточняет, а Вера чёрт её знает где. Так что, пока что тусую только с тобой. Идрак всегда завидовал подобному легкомыслию Вовы. Он на главной роли, но не боится забыть движений; он влюблён, но не боится, что его бросят; он тоже сейчас по бешеным гнётом сессии, но не боится не сдать. Но говорить о зависти странно и как будто бы не нужно. Особенно если это один из твоих лучших друзей. Поэтому, чтобы не подавать виду, он всё равно говорил, что все мысли Вовы чересчур жизнерадостны, а сам он — глупая школьница, которая впервые влюбилась и не сняла перед этим розовые очки. А розовые очки всегда разбиваются, и всегда стёклами внутрь. Периодически Идрак припоминал то, что Бухарову не хотелось слышать и вспоминать никогда. Например, то время, когда Эл чуть ли не рыдал ему — в смысле Идраку — в грудь слезами обиды от не совсем удачных вовиных шуток. Сейчас всё это в прошлом, конечно. Вова на подколы уже не обижается, да и Идрак резко чувствовать себя мудаком из-за этих шуток стал. Всё-таки, они же и ребята не плохие. Но в душе у Мирзализаде зависть чёрной дырой разъедала все эмоции. Почему не он? Почему не у него идеальные отношения? Почему в его голове движения запоминаются, но с ужасной натяжкой? Почему у него 92 балла за последний пробник, а не 100? Почему, несмотря на все его старания, у него не идеальный результат? Но сейчас, находясь в стрессе, белая улыбка даже как-то успокаивала. — Идрак, а давай после премьеры погулять пойдём? Там, говорят, клёвое кафе открылось и цены небольшие. — Ну, не знаю, если честно. Я договорился с Сашей порешать математику, но я уверен, что там Леша ещё будет. Так что давай как-нибудь в следующий раз. Стоит отметить, что мифические Лёша и Саша — ещё одна парочка беспросветно, но странно влюблённых. Правда, не настолько они слащавые, как Козлы. Козлами в балетной секции начали кликать Вову и Эла после ряда взаимосвязанных событий. Вова с умоляющими глазами просил оставить ключи от гримёрки: — Я обязательно всё закрою! Ну, Идрак, ну, пожалуйста! Идрак, закативший глаза до того, что их нужно было долго крутить в обратное положение, отдал ключи. И пожалел. Утром он заскочил за забытыми тетрадями в театральную гримёрку и оглянулся. За диваном стояли пара бутылок вина, а на зеркале его туалетного столика красовалась яркая надпись, написанная помадой. «Айди лох» Идрак нахмурился и, конечно, сразу смыл ватными дисками и мицеляркой, оставленной гримёрами, это недоразумение. Безусловно он знал, чьих это рук дело. Слава богу, что рядом ещё никого не было. Вечером, когда была репетиция, на зеркалах Вовы и Эла все обнаружили маркерные записи. «Ну вы и козлы, даже дверь не прикрыли» Идрак потом ещё долго на них куксился, но как-то всё само сошло на нет. Но кличка за ними осталась. Нет, Саша и Лёша точно не такие слащавые. Они хуже. *** — Бля, моя мама постирала тот клёвый пиджак. Ну, тот, который я на открытие сезона в КВН нашем надевал... Из динамика телефона послышался звонкий сашин смех. В голове почему-то визуализировалось как она от смеха чуть ли не катится по кровати. — Только не говори, что ты серьёзно хотел в этом идти! — Да? Гарик по театрам и концертам ходить практически в новинку. Он привык от турников до подъезда бегать, приходить домой и за игрушки компьютерные садиться. С Сашей в дискорде созваниваться. Намечать планы на следующий день. Ему ещё повезло, что он живёт в отдельной квартире и не имеет никакого отношения к общежитию. — Слушай, у тебя же был пиджак, ты мне даже его показывал! Надень его! Когда он, по совету Саши, надевает пиджак, вспоминается детство: мама, собирающая маленького мальчика на первое сентября, в котором Гарик очень отдалённо может вспомнить себя, и пахнущая громоздкими духами, улыбается в сторону фотоаппарата. Сейчас эта фотография висит на холодильнике и периодически напоминает, что Гарик может быть послушным и спокойным ребёнком. Возможно даже милым. Громко сматерившись, Оганисян поднимает упавшие с вешалок рубашки. — Ну вот и нужен мне этот зачёт, блять. — Можешь включить камеру? Гарик согласно хмыкает и на экране у Капади появляется картинка. Хотелось засмеяться, но этот порыв вовремя был прослежен и сконтролирован. На экране виднелся самый настоящий глава сицилийской мафии. — Да, ладно, всё не так уж плохо!— увидев реакцию огорчения на вырвавшийся смешок, решила поддержать Саша. — Тебе-то легко говорить. Не ты же выглядишь как первоклассник на линейке. — Ты просто не привык к такому образу. Образу мафиози. — Ой, да иди ты. Гарик перевёл взгляд на часы и понял что безбожно опаздывает. — Ладно, всё, покеда, мне бежать надо. И отключается от звонка в дискорде. *** Ближе к постановке стресса становится меньше. Идрак врядли сможет объяснить почему, просто меньше. Возможно, потому что каждый встречный предлагал ему выпить алкоголя для уверенности, от чего он отказывался. Или выпить успокоительное, что уже было выпито три раза до этого. Поэтому, выходя на сцену он не чувствует ничего, кроме уверенности в себе. Ему за кулисами успели несколько раз пожелать удачи. Идрак лишь отмахивался. Ему удача не нужна. Почему-то он был уверен, что в этот вечер что-то произойдёт. И дело будет явно не в премьере. К счастью, что его чуйка никогда не подводила. Выходя на сцену, он раньше никогда не обращал внимание на зал. Крутил фуэте, поднимал ноги в гранд-батмане, взгляд держал на публике, но ни на ком не задерживал. Почему-то сегодня стало исключением. На первом ряду сидел парень. Его ровесник. Лицо у него было задумчивое, глаза тёмные, но восхищённые и смотрящие только на него. Танец продолжался. Первая позиция. Девушки. Вторая позиция. Эмоции. Третья позиция. Козлы. Четвёртая позиция. Глаза. Пятая позиция. Почему он так смотрит? Шестая позиция. Нельзя забывать про эмоции и движения. Седьмая позиция. Надо не смотреть в толпу. Восьмая позиция. Аплодисменты. Девятая позиция. Почему же он так смотрит? *** Гарик не знает почему его зацепили чужие движения, не знает почему заострил внимание на юноше из первого ряда. Но теперь он рассматривает состав каждого спектакля. Побывав на нескольких и исключив лишние имена, он понял, что его зовут Идрак. И смутился, что теперь его занятие напоминает сталкинг милого парня-балеруна из первого ряда танцоров. Делиться таким было странно. Но очень хотелось. — Саш, я с ума схожу. — Да, я понимаю, что сочинение писать тяжело, но помогать не буду. — Да я не об этом. Я же в последнее время только в театр и хожу. — Это странно, чувак. — Знаю. Но там классный парень, но я знаю только его имя и не могу никак к нем подойти. — И как его зовут? — Идрак. Саша замолчала. Вспомнила, как недавно Мирзализаде говорил о парне с темными глазами и миловидными чертами лица с такой широкой улыбкой, что становилось за него страшно. Это заставило его усмехнуться. — Я знаю некоторых балерунов. Говорят, Идраку нравятся белые гиацинты. А Гарик уже в магазине покупает билет в театр и цветы на последние деньги. *** Очередное выступление. Идрак, выходя на сцену, уже оценивает толпу, выискивая один знакомый взгляд. Он его находит. В его руках гиацинты. Идрак заходится в мысли. Кому он её подарит? Забывает о том, что нужно держать эмоции. Хмурит брови. Танцует. Видит, что перемену в его настроении заметили, но виду не подаёт, что что-то не так. Его партия заканчивается. Она была последней. Осталось только выйти на поклон и он может спокойно смотреть в стену и на пол сцены, ожидая тренировки или следующего спектакля. Но сейчас он чувствует, как к нему тянутся с букетом. И осознаёт, что счастлив. Подходит к краю сцены, берёт цветы и между делом спрашивает имя дарителя. — Гарик Оганисян. Он запомнит.