парочка историй о городе с перекрёстками

13 июля 1983 год Вчера вечером я собрала последнюю тумбочку из пятнадцати деталей. Поставила её недалеко от входа в гостиную. Красивую ажурную оранжевую тумбочку. Пару лет назад я купила электрофон и три виниловые пластинки, вот электрофон и поставлю на эту тумбочку. Любимый электрофон на любимую тумбочку. У меня ощущение, что я схожу с ума. Она мне сразу понравилась, а его отсюда будет удобно вечерами включать. Мне нравится танцевать, от песен, моих любимых с пластинок, возвращаются воспоминания. Это единственный недостаток всех песен. Тут теперь хорошо, я всегда мечтала о золотых стенах. Спасибо отцу, что заставлял красить стены все детство, теперь я это хорошо умею. И пол класть, и тумбочку собрать. Но папина помощь бы пригодилась. Но он бы все это, конечно, не одобрил. Мне вообще кажется, что с моих пяти лет, когда я впервые спросила о машинах, он меня больше ни одного дня не одобрял. С этим смириться было легче, чем кажется. Не у каждого человека хочется заслужить одобрения. Я никогда и нигде не чувствовала себя дома, мне думалось, что у меня нет внутри такого чувства. Бывает же такое, что чувство в человеке просто не предусмотрено. Не все могут любить, сопереживать, чувствовать себя дома. Но мне пока хочется остаться здесь. Может я путаю привязанность с усталостью. Я шла в магазин за клеем и яблоками мимо детской площадки и познакомилась с детьми, которых еще не видела здесь. Но, справедливости ради, я еще мало кого успела тут встретить. Мальчик в синих шортах с картинкой футбольного мяча на правой штанине, худощавый и смешной, прыгал с одного угла песочницы в другой. Он без умолку болтал и бурчал себе под нос, его большая красная машинка стояла на краю песочницы и он периодически с опаской на неё поглядывал. Боялся, что кто-нибудь украдет, наверное. Его сестра, кудрявая девочка с огромными карими глазами, медленно двигалась на качелях из стороны в сторону. Она не улыбалась и не грустила, просто будто немного устала. Мы немного поболтали, они даже не стеснялись и не боялись меня, хотя дети всегда боятся незнакомцев. Или никогда может не боятся, а это я просто всегда их опасаюсь. И они сказали, что живут в Трёх Домах, а до этого я слышала, что там никто не живет и что вообще никогда и никто не жил. Но они настаивали. Про эти Дома я услышала в первый же день приезда. Мне рассказали про призраков, собак и ледяной ветер. А потом сказали, что они просто заброшены и все. Либо все эти секреты, либо вообще ни одного. Мальчик громко смеялся, воображал себя футбольным тренером и руководил группой маленьких несуществующих спортсменов, а девочка рассматривала ногти и пару раз открывала ветхую книжку с детскими детективами про юную ведьму, которая лежала на соседней сидушке качели. Вечером, когда я возвращалась из магазина, они как раз, медленно, идя нога в ногу друг другу, уходили в сторону Трёх Домой, и вскоре скрылись во дворе. Как-будто действительно там жили. Но я точно знала, что это не так, ведь окна так и не загорелись, а я простояла достаточно долго, так что это должно было случиться, и вообще мне говорили, что даже водопровод до тех домов не дотягивался. После этого я видела детей еще несколько раз, всегда на этой площадке. Русоволосого мальчика с красной машинкой, прыгающего в песочнице, и красивую большеглазую девочку на качелях. И каждый из этих разов они уходили во двор Трёх Домов. Дети могут быть ненастоящими? Я всего несколько дней здесь и уже сошла с ума. ПС 3 августа 1984 Я спросила про детей. Как бы случайно, чтобы скрыть признаки сумасшествия и тревоги. Их видел только смотритель за указателями, остальные уверяют, что детей в городе нет и давно не было, а все, кто был, давно выросли или уехали. А в Трёх Домах никто не живет. От детской площадки почти ничего не осталось. Горка, с которой она начиналась, была совсем рядом с забором бабушкиного дома, практически на заднем дворе. Площадка говорила сырым, но теплым летним ветром, и солнечными зайчиками от экрана телефона в моей руке. Качели покосились и почти касались земли, а песочница стала серой, хоть я и не знала, какой она была тогда. И совсем без песка внутри. Через две секунды наступила тишина. Справа, прямо у дороги, стоял еще один указатель, и крыло, указывающее в мою сторону, гласило надписью «Три Дома». Я развернулась и посмотрела в их сторону, они и правда выглядели достаточно странно, так, будто бы там никогда никто не жил. Крыши из горчичной черепицы, кривые трубки дымоходов, дырявый забор, один на все дома. Двери домов смотрят друг на круга, странно, что назвали так просто и банально, потому что хороводные дома или что-то в этом роде подходило ситуации гораздо больше. Никогда такого не видела. Там могли жить дружные соседи, которые не хотели разных дворов и расстояния между домами, могли жить члены большой семьи в нескольких поколениях, могли жить старые друзья, но там никто никогда не жил. Только мальчик с девочкой, которые может и придумали это. А может, бабушка действительно сходила с ума, хотя ей тогда было всего двадцать шесть. Получается, что она приехала сюда в восемьдесят третьем, прожила год, если верить последней записи в дневнике, а в следующем году оставила дом, ремонт и просто куда-то уехала. С тех пор прошло сорок лет, больше она не приезжала. Я медленно прошла в сторону Домов, которые стоят хороводом. Недалеко была еще одна постройка, гораздо больше моего дома и Трёх Домов тоже, что-то похожее на больницу, если верить обломанному кресту, который болтался на одиноком канате под крышей. Интересно, были ли те дети на самом деле? Если так, почему их никто не знал и не видел? Где жили их родители? Во дворике Домов нашелся маленький квадратный колодец с привязанным ржавым ведром, что-то вроде собачей будки, сорняки и даже почтовый ящик, которого не было у бабушки. Он был пустым. Я медленно и почему-то очень тихо, почти на цыпочках, хотя знала, что тут точно никого нет, прошла к колодцу. В домах были двери грязно-желтого цвета и белые замки на один ключ, к ним вели три ступеньки лестниц без перил. Двери заколочены досками, окна целы и закрыты плотными занавесами со внутренней стороны. Я рассматривала дома один за другим все внимательнее и внимательнее, не понимая, что меня так насторожило. Да, они выглядели аккуратными, целыми, особенно при мысли о том, сколько лет они так стоят и сколько лет внутри не было человека, даже гостеприимными в каком-то смысле — пока не поняла. От этой мысли дух захватило, и это заставило сделать невольный шаг назад в сторону детской площадки. Дома совершенно одинаковые. Абсолютно одинаковые, до мельчайших деталей. До цвета разбитых клумб слева от ступеней, до грязных дверных ручек и зеленый створок окон. Три абсолютно одинаковых Дома. Когда я уходила оттуда гораздо быстрее, чем шла поначалу, краем глаза заметила разломанную почти пополам красную машинку возле почтового ящика. Но мне, конечно, могло привидеться.