парочка историй о городе с перекрёстками

В одну минуту собрать все свои вещи, выкинуть хлам, который годами хранился на верхней полке большого шкафа в коридоре, но сейчас не влезет в сумку, продать маленькую квартиру и купить билет в один конец — никогда не казалось мне романтичным и загадочным. Я могла бы зажмуриться и увидеть перед глазами кадры из тех сериалов, которые смотрела, когда была еще подростком. Там были такие сцены. Они выглядели свободными и заманчивыми. Длинная пыльная дорога, впереди лес, сзади незнакомое озеро и остановка. Ты в тишине, один на пять десятков километров стоишь с сумкой через плечо, ждешь автобус и предвкушаешь что-то новое всем телом, так явно, как если бы оно было человеком и стояло рядом. Все такие сцены, что бы там ни происходило, как раз казались мне романтичными и загадочными. Но в реальности это странно, даже страшно — знать, что едешь туда, где заведомо обрекаешь себя даже если и на временное, но все равно одиночество. Я предвзята, я знаю. Наивность разрешает мне каждый раз привязываться к месту, каждодневным привычкам, дому, людям, а расстояние часто делает с чувствами достаточно необъяснимые вещи — вот человек был рядом, и вот его нет. Вот ты покупаешь привычный кофе в привычном кафе, где еще немного и тебя уже спросят «а вам как обычно». Вот ты покупаешь кружки, ложки и полотенца в свою квартиру. А вот ты все это бросаешь и оказываешься один, в чужом городе и в чужом доме. Это я тоже из сериалов знаю. Хотя. Допускаю мысль, что для побега иногда могут найтись веские причины. Бабушка умерла пару месяцев назад. Мы не виделись несколько лет до этого дня, я не знала, где она жила последние годы, чем занималась, разве что слышала от мамы, что та даже в своем возрасте не могла усидеть на месте и постоянно переезжала с места на место. Я плохо знала её, но все равно, мне кажется, любила. Не знаю, как должна вести себя безусловная любовь, но всегда при мысли о бабушке на душе становилось чуть лучше. Наверное, так она и должна себя вести. На фотографиях, если бы вы увидели их, бабушка выглядела сумасшедшей женщиной с вечно-лохматыми темными волосами, большими глазами и яркой помадой на тонких морщинистых губах. Сколько фотографий я рассматривала — цвет ни разу не повторялся. Могу себе представить, что у неё была коллекция странных ярких помад, купленных в разных непредсказуемых местах, которые хранились в большой цветастой коробке. Коробка стояла бы в ящике деревянного туалетного столика, и каждое утро, в зависимости от настроения, бабушка надевала бы одну из своих сумасшедших рубашек и тщательно подбирала бы цвет помады в тон одежде. Иногда, когда я думаю об этом чуть дольше нужного, прихожу к мысли, что я бы тоже хотела себе такую коллекцию. Еще бабушка всегда улыбалась, на всех снимках, а мне нравятся люди, которые часто улыбаются. Я не очень хорошо помню ее, не помню голос и даже будто не помню лицо. Бабушка приезжала по праздникам, дарила мне подарки — книги, куклы в кружевных платьях, духи с запахом одуванчиков, бирюзовые серьги с красными камушками, атласные перчатки и много всякой другой всячины. Каждый раз, видя мои круглые от удивления глаза, она смеялась и повторяла, что женщине может понадобиться что угодно, даже тюльпановые духи и желтые атласные перчатки. Даже если эта женщина еще совсем маленькая. Она громко смеялась за столом, по привычке сцепляла руки в замок, и чуть наклоняла голову на правую сторону, когда рассматривала мои новые бирюзовые сережки в ушах. Мы никогда не разговаривали, не обнимались, но я знаю, что бабушка меня любила. Просто она была такой, какой была. Бабушка и папу тоже любила, хотя они и мало общались. Я часто думала об этом, и каждый раз мне становилось необъяснимо грустно. Папа редко говорил о ней, а если и говорил, то никогда не улыбался и рассказывал те пустые истории из детства, которые за последние годы я выучила наизусть: как она купила ему первые плавки, которые он невзлюбил с первого взгляда, как часто они ссорились из-за учебы и карманных денег и как он раз и навсегда уехал из дома в семнадцать лет. Больше они никогда не находили и даже не искали, если быть справедливым, общий язык. На самом деле, я похожа на маму, и на папу тоже чем-то похожа, ведь дети должны быть похожими на родителей. Но папа на бабушку совсем не похож. Спустя неделю или что-то вроде того после её смерти я узнала, что бабушка всю свою жизнь пыталась понять, где хочет жить. Она переезжала сотни раз, десятки раз покупала дома и столько же раз их продавала. Жила на море, в горах, покупала дом на колесах, смотрела на китов, жила в мегаполисах и деревнях, во французских селах и на румынских вишневых плантациях, жила даже в маленькой таежной избушке почти на краю света. Но раз за разом она продавала квартиру или дом, собирала вещи и уезжала в другое место. Не знаю, может она сама не знала, чего ищет. Когда не знаешь, что ищешь, то никогда этого не найдешь. А может все наоборот — она точно знала, где хочет жить, но не придумали еще на свете такого места. Когда я, увлеченная этими мыслями который раз за неделю, собиралась выбраться в город, чтобы наконец-то надеть новую джинсовую куртку и показать ее подругам, телефон завибрировал. Мое настроение утром достаточно хрупкое, чтобы с радостью сделать вид, что ничего не слышу. Я отвлеклась на кофе, лениво осмотрела квартиру, примечая вещи, которые валяются на стуле вот уже несколько дней, а телефон все не унимался. Оказывается, у бабушки все-таки был дом. И, раз уж это единственный дом, который за сорок лет своих странствий она так и не продала, он, должно быть, действительно многое для нее значил. Моего папу трудно удивить, но в этот раз даже он не смог сдержаться. Пробурчав что-то вроде «ну, это в ее духе», он вздохнул, попрощался со мной и положил трубку. В своем завещании бабушка щедро раздавала родственникам сбережения, книги, редкие пластинки и украшения из ее любимого янтаря, и там не было ни слова про меня. Папа получил все сервизы, коллекцию хрустальных ящериц, альбомы с марками и какие-то письма на выцветших листах. Я надеялась хотя бы на помады, но не расстроилась, когда юрист не прочитал мое имя среди прочих. Это было ожидаемо, мы давно не общались и не виделись, хотя в глубине души мне казалось, что это не станет проблемой. Бабушка мало с кем поддерживала связь. Но раз вышло именно так, значит для нее так было правильно. Сегодня папа разбирал остатки бабушкиных вещей в гараже, чтобы избавиться от всего старого и совсем уж ненужного. Там он совершенно случайно нашел еще один лист завещания. Забавно, что именно его бабушка решила не просто не класть к остальным листам, которые юрист зачитывал родственникам и немногочисленным друзьям, а даже специально спрятать от посторонних глаз. Мне в наследство досталось не фамильное кольцо или книга на немецком языке, даже не помады, а ее единственный дом.